Александр Бушков - Русская Америка: слава и позор
Николай был с такой позицией полностью согласен. И Нессельроде, дипломат опытнейший, принялся со всей серьезностью дурить голову англичанам, цепляясь к малейшим деталям ситуации. Зарембо, писал министр в Лондон, вовсе англичанам не «препятствовал». Всего-навсего передал им письменный протест против плавания по реке. А это вовсе не означает «препятствовать». Вы не согласны, милорды? Тогда давайте подробнейшим образом обсудим понятие «препятствовать», чтобы прийти к единой формулировке. К тому же англичане собирались плыть не по реке в море, а из моря в реку, что опять-таки в договоре 1825 г. должным образом не отражено. Давайте тогда соберемся и уточним окончательно смысл понятия «плавание по реке»…
Одним словом, Карл Вильгельмович Нессельроде, посмеиваясь под нос, подобными крючкотворствами пудрил Лондону мозги ни много ни мало — четыре года. Утопил их в обширнейшей переписке. А там и ситуация изменилась, «гудзонцы», заинтересованные в налаживании добрососедских отношений с РАК, плюнули и больше ни о какой компенсации не заикались…
Вот, кстати, об отношениях меж РАК и КГЗ. Они и в самом деле наладились взаимовыгодным образом. В Лондоне подписали договор, по которому русские сдавали англичанам в аренду участок побережья вместе с Дионисьевским редутом за хорошую плату и регулярные поставки продовольствия — последнее для русских было крайне важно, учитывая скромные возможности Росса. РАК сосредоточилась на добыче калана и котика, а англичане — на речном бобре, так что и с этой стороны конфронтации не предвиделось.
Обе стороны договорились не поставлять более туземцам спиртное. На решимость главного «гудзонца» Симпсона и главного «аляскинца» Этолина повлиял трагический эпизод, которому они сами стали свидетелями: возле Новоархангельска захмелевший тлинкитский вождь убил индейца из другого племени, едва не началась взаимная резня, которую предотвратило лишь вмешательство русских…
Заняв Дионисьевский редут, англичане переименовали его в Форт-Стикин. Но на этом месте им категорически не везло. Честное слово, какой-то злой рок…
В апреле 1842-го обосновавшиеся в форте британские промышленники устроили вдали от начальства долгий загул с дракой, так увлеклись, что прикончили собственного коменданта. Прослышав о безначалии и пьянках, к форту нагрянули тлинкиты и всерьез собрались его захватить, а «персонал», соответственно, оскальпировать. Спасло британских пьянчуг только прибытие английского парохода и вооруженного пушками русского судна.
В июне 1846-го индейцы вновь осадили форт — с теми же намерениями. Пришел русский пароход с пушками, вразумил буянов. Англичане ныли потом, что это русские подначили краснокожих, но истинная причина оказалась гораздо прозаичнее и комичнее: один из влиятельных вождей «диких» страшно хотел первый раз в жизни покататься на пароходе — но англичане его на борт не пустили. Он разобиделся, ну и…
1847 г. Тлинкиты снова осадили Форт-Стикин — это у них уже, полное впечатление, превратилось в традицию. Приплыл на пароходе лейтенант Зарембо и краснокожих утихомирил.
1847 г. Вы будете смеяться, но тлинкиты… Правильно. Опять взяли форт в осаду и держали в кольце три месяца. Зарембо опять пришлось гнать пароход и спасать коллег по бизнесу.
В следующем году англичане решили плюнуть на невезучее место и вывезли всех своих людей из Форта-Стикин. Укрепление взяли «на сохранение» индейцы из дружественно настроенного к русским племени.
Теперь, отступив немного во времени, вернемся в 1838 год. Для Русской Америки он, увы, ознаменован серьезной утратой: прямо на улице в Петербурге упал и умер, не приходя в сознание, Кирилл Хлебников, один из директоров Российско-Американской компании.
Это был последний барановский сподвижник «героического времени». Человек яркий, заметный, интереснейший. Купец из Кунгура, более сорока лет он служил Компании. По его собственным подсчетам, за пятьдесят лет странствий прошел по морям сто пятнадцать тысяч миль. Как и Баранов, был грамотеем-самоучкой, изучил испанский язык, читал английских философов, составил словари наречий индейцев Аляски и Калифорнии, бывал на островах Океании, в Бразилии. Там, в музее Рио-де-Жанейро, кстати, он к удивлению своему увидел утварь и оружие с Кадьяка, над которым висела табличка: «Предметы быта африканских негров». Хлебников разыскал смотрителя, объяснил ему истинное положение дел — и подарил музею боевые панцири тлинкитов, маски, образцы горных пород из Русской Америки. Написал «Жизнеописание» Баранова. За год до смерти передал А. С. Пушкину свою рукопись «Введение в историческое обозрение российских владений в Америке», тут же прочитанную поэтом с превеликой охотой — в библиотеке Пушкина имелась и книга Шелихова, и «Описание землицы Камчатской» Крашенинникова.
Ушел последний великан восемнадцатого столетия…
А мы поговорим теперь о путешествиях россиян в глубь Аляски — об этом обязательно следует упомянуть.
Осенью 1832 г. Федор Колмаков в одиночку проплыл более двухсот километров по реке Кускоквим. Через год с несколькими помощниками в те же дикие, неисследованные места отправился штурман Андрей Глазунов, за три месяца прошедший более двух тысяч верст по рекам и сухопутью. Добрался до мест, где эскимосы русских еще не видывали вовсе и в простодушии своем полагали, что у русских зубы и ногти железные, выдыхают они огонь, а всякого туземца, попавшегося им на пути, съедают вместе с обуткой…
Но самое масштабное путешествие совершил Лаврентий Александрович Загоскин, за что-то разжалованный в матросы лейтенант флота, поступивший на службу в Компанию. Его экспедиция продолжалась около полутора лет. Опять-таки в одиночку пустившись в опаснейшие странствия, он проплыл и прошел по местам, где белых не видывали отроду более пяти тысяч верст. Открывал новые реки и горные вершины, собирал коллекции и вел геодезическую привязку, общался с индейцами, которых другие племена ославили людоедами — но никто его не съел, потому что это оказалось враньем. О своих странствиях он выпустил в Петербурге книгу «Путешествия и открытия в Северной Америке».
Я привожу только самые звонкие имена. В действительности отважных путешественников было гораздо больше — в том числе и убитый индейцами Руф Серебренников. Изучали они не только сушу, но и морские берега. Все эти походы обобщил главный правитель Русской Америки Тебеньков, составивший «Атлас северо-западных берегов Америки от Берингова пролива до мыса Корриэнтес и островов Алеутских с присовокуплением нескольких мест северо-восточного берега Азии». Этим атласом много лет пользовались потом и русские, и иностранные моряки. Между прочим, 39 листов карт для него гравировали не в Петербурге, а на месте, в Новоархангельске, и сделал это креол Кузьма Терентьев, которого за эту работу Николай I наградил золотой медалью на Аннинской ленте.
А потом Николай I всерьез озаботился окончательным присоединением к Российской империи бесхозного Сахалина.
Российско-Американская компания к тому времени уже прочно обосновалась и на Дальнем Востоке. Ее корабли возили из китайского Шанхая чай в Петербург — отчего за девять лет компания получила полтора миллиона прибыли (в серебряных рублях). Государство тоже внакладе не осталось, получив с Компании за эти годы более миллиона рублей таможенных пошлин.
В начале 1850-х знаменитый капитан Невельской изучал Амур и побережье с помощью кораблей РАК и ее байдарочных экспедиций. В 1850 г. уже при поддержке Невельского Компания основала в устье Амура селение Петровское.
А в 1853 г. по прямому указанию императора Невельской повел к Сахалину корабль Компании «Император Николай I» с воинской командой и работниками РАК. На берег высадились в заливе Анива — как когда-то Хвостов. И, как Хвостов, обнаружили японское селеньице. Построенное опять-таки на птичьих правах.
В кармане у начальствующего над служащими чиновника РАК лежал указ императора, которым он повелевал Компании немедленно занять остров Сахалин и «владеть им на тех же основаниях, как владеет она другими землями, упомянутыми в ее привилегиях».
Невельской, отправившись на берег к японцам, вежливо и дипломатично попросил уступить русским место для сооружения редута — поскольку землица эта, называя вещи своими именами, вовсе не является исконно японской территорией, а потому русским она, простите, нужнее… Японцы, посмотрев на щедро оснащенный пушками пароход, столь же вежливо согласились немедленно уступить место. Пока на берег еще высаживался десант, японцы еще крепились, но когда стали выгружать восемь орудий, подданные микадо уже не выдержали, сели в лодки, побросав все имущество, и уплыли в поисках лучшей доли. Справедливости ради нужно уточнить, что никто им вслед в два пальца не свистал и обидных жестов не показывал.
