Лев Безыменский - OCOБAЯ ПАПКА «БАРБАРОССА»
Как это следует понимать? Судя по всему, встреча с советской авиацией в испанском небе оставила у немцев довольно неприятные воспоминания. Помнились нм и маневры 1935 года в Киевском военном округе со знаменитым воздушным десантом. Появление на вооружении наших ВВС новых самолетов тщательно регистрировалось в Берлине. Видимо, это явилось одной из причин того, что в комплекс мероприятий по подготовке операции «Барбаросса» была включена программа тщательной аэрофотосъемки пограничной полосы, имевшая целью разведать дислокацию советской авиации и направить по ней первые удары. Вот как характеризует эту программу тогдашний пресс-шеф в ведомстве Риббентропа др Пауль Шмидт:
«Наталкиваясь на почти непреодолимые преграды, сооружаемые русскими против «обыкновенных» видов шпионажа, немецкое командование смогло использовать одно средство, которое 20 лет спустя, в наши дни, использовали американцы. Я имею в виду секретную авиаразведку с больших высот. Метод, при помощи которого американцы старались шпионить против Советского Союза высотными самолетами «У-2», не был американским изобретением. До американцев этот метод с успехом применял Гитлер. Эта интересная глава до сих пор была малоизвестна, потому что данные о ней находятся в американских секретных архивах. Можно даже полагать, что именно изучение этих документов привело к посылке самолета «У-2».
В октябре 1940 года тогдашний подполковник Ровель получил абсолютно секретный личный приказ Гитлера: «Сформировать разведывательные соединения, которые смогут с больших высот фотографировать западную часть России. Высота должна быть настолько большой, чтобы русские ничего не заметили. Окончание съемок — к 15 июня 1941 года».
Различные авиационные фирмы спешно занялись подготовкой специальных самолетов. Самолеты были оборудованы герметическими кабинами, специальными моторами, специальными фотографическими устройствами...
Поздней зимой начались секретные полеты эскадрильи Ровеля. Первый отряд летал с озер Восточной Пруссии и разведывал белорусский район. Это были машины «Хейнкель111» со специальными моторами. Второй отряд вел съемки с базы Инстербург и действовал над прибалтийскими государствами (вплоть до озера Ильмень). На этом направлении летали самолеты «До-215» и «Б-2». Севернее Черноморского побережья летал третий отряд, базировавшийся в Бухаресте...»[343].
Итак, разведка трудилась в поте лица...
Почему они ошибались
Если проанализировать те сведения, которыми немецкая разведка снабжала свое командование, то они складывались из двух элементов:
а) информация о войсках, находившихся в советских пограничных округах. Она была сравнительно обширна, так как новая государственная граница, занимаемая советскими войсками с сентября 1939 года, была не столь непроницаемой для вражеской разведки, а на территории бывших буржуазных государств Канарис и Шелленберг располагали значительной агентурой. В результате здесь немецкие разведывательные данные приближались к действительности[344];
б) информация о резервах и о военно-экономическом потенциале Советского Союза и его вооруженных сил. Здесь немецкая разведка и верховное командование пребывали в сфере догадок и, более того, оставались под господствующим влиянием нацистской идеологии, не допускавшей и мысли о внутренней силе социалистического строя.
Результат? Он сложился в форме твердой уверенности и предстоящем быстром развале Советского Союза. Эта уверенность определяла все действия политического и военного руководства Германии перед нападением на Советский Союз. При этом надо подчеркнуть одно обстоятельство: Гитлер и генеральный штаб занимали схожие позиции. После войны часто изображали дело так: генералы, мол, обо всем предупреждали, а Гитлер их не слушал. Даже Вильгельм Кейтель утверждал, что сочинил подобный меморандум. Но вот конфуз: меморандум, как на грех, не сохранился. А столь осведомленный человек, каким был бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг, в своих мемуарах сообщил: «Мнение генерального штаба состояло в том, что наше превосходство в войсках, техническом оснащении и военном руководстве так велико, что концентрированную кампанию можно будет завершить в 10 недель»[345].
О Кейтеле, который якобы сочинял меморандумы, предупреждавшие о советской силе, упомянутый «мемуарист» сказал: «Кейтель считал, что запланированные фюрером меры так эффективны, что советская система не выдержит»[346].
Итак, на чем же базировалась система расчетов или, точнее, «система просчетов» Гитлера и его генералитета? Ответ на этот вопрос имеет не только военно-историческое значение. Гитлер был далеко не первым и остается далеко не последним политиком, который в качестве цели своей жизни поставил уничтожение Советского государства.
Первым, наиболее фундаментальным элементом «системы просчетов» было отрицание жизнеспособности Советского государства, как такового. Оно нашло свое отражение в печально знаменитой формуле «колосс на глиняных ногах», которую Гитлер и его сообщники повторяли много раз.
Свою уверенность в неполноценности советского строя и русского человека Гитлер и иже с ним переносили на Красную Армию и всю обороноспособность Советского государства. ОКВ в октябре 1940 года составило доклад о военном потенциале СССР, основная идея которого состояла в том, что 75 процентов военной промышленности находится в европейской части России. Достаточно их захватить, и русское сопротивление прекратится. Тем более разведка, по свидетельству Шелленберга, не уставала твердить, что железные дороги от Москвы на восток одноколейные (элементарное заблуждение) и что поэтому русские не смогут подвозить в нужном темпе войска и вооружение[347].
На этом основании Гитлер пришел к твердому убеждению, что стоит разгромить основную массу живой силы Красной Армии, взять Москву, Ленинград и Донбасс — и «русские пойдут на капитуляцию». Что же касается возможности передислокации советской военной промышленности на Восток, то такую возможность Гитлер вообще не принимал в расчет.
Сегодня же тс, кто хочет задним числом оправдать германский генеральный штаб, утверждают, что они-де «предупреждали Гитлера о силе русских». Анализ документов говорит как раз об обратном. Немецкие разведчики все время подсказывали Гитлеру: конечно, Советский Союз — большая страна, но его армия совсем не так сильна... Лучшее свидетельство в этом смысле документ ОКХ «Вооруженные силы СССР военного времени», составленный 15 января 1941 года[348]. В нем говорится, например, что СССР «мог бы» мобилизовать 11 — 12 миллионов человек. Но тут же составители документа оговариваются, что подобные людские ресурсы едва ли могут быть мобилизованы, так как Советский Союз, во-первых, испытывает большую нужду в квалифицированной рабочей силе и, во-вторых, едва ли сможет обеспечить такое большое количество людей соответствующим вооружением.
Еще более скептически оценивали в генеральном штабе возможности военной промышленности Советского Союза. Там, правда, отмечали, что военная промышленность в последнее время развивается и предпринимаются меры для перенесения ее центров на Урал и за Урал. Но в то же время в одном из документов генерального штаба указывалось, например, что для того, чтобы отрезать Урал от европейской части СССР, надо лишь разрушить четыре моста через Волгу. Общая оценка военной промышленности в докладе от 15 января 1941 года также была весьма скептической: авторы доклада отмечали, что вся советская промышленность страдает от недостатка квалифицированных кадров, образовавшегося после того, как были отправлены на родину иностранные специалисты.
В чем были корни недооценки мощи советской индустрии, советского военно-экономического потенциал а? Почему столь поверхностными были суждения, которые выносились немецким генеральным штабом по поводу возможностей советской промышленности?
Прежде всего в необъективной оценке фактов. А эти факты говорили о том, что, начав в 1928 году с уровня производства чугуна и стали, равного 3 — 4 миллионам в год, Советский Союз сумел быстро выдвинуться в ряд крупнейших индустриальных держав. В 1929 году была начата первая пятилетка, в 1932 — вторая, а в период, когда планировалась и разрабатывалась операция «Барбаросса», народы Советского Союза трудились над выполнением уже третьего пятилетнего плана.
В 30е годы совершились беспрецедентная по своим темпам индустриализация огромной страны и ее превращение в страну крупного механизированного сельского хозяйства. Так, в годы второй пятилетки было построено и введено в эксплуатацию 4500 новых промышленных предприятий, а на капитальное строительство было израсходовано 148 миллиардов рублей вместо 65 миллиардов рублей в первой пятилетке. К 1937 году более 80 процентов промышленной продукции страны производилось на новых или коренным образом реконструированных фабриках и заводах. Валовая продукция всей промышленности в последние годы второй пятилетки выросла по сравнению с 1932 годом в 2 раза, а по сравнению с 1929 годом — почти в 4 раза. Эти темпы сохранились и в начале третьей пятилетки. Соответственным образом росла и продукция оборонной промышленности. Если и течение 1932 — 1934 годов в среднем в год производилось 2,5 тысячи самолетов, 3300 танков и 3700 орудий, то для 1935 — 1937 годов эти цифры составили 3578 самолетов, 3139 танков и 5 тысяч орудий[349].
