Олесь Бузина - Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину

А что же бесстрашные сечевые стрельцы — отборная бригада ГА? Они признали победу вшей над собой вместе со всеми!

Взбешенный Петлюра подарил Львов Польше

Симон Петлюра понял, что расстрелять Тарнавского и навести дисциплину ему не дадут. Галичане прикрылись «справками» от своего главврача и воевать за Украину отказались. А ведь они составляли основную часть петлюровской армии — примерно две трети! Это привело к полному развалу фронта и нервному срыву у главнокомандующего. Тогда Головной Атаман плюнул на них и в расстроенных чувствах уехал в Варшаву — заключать союз с Польшей, чтобы драться с красными и белыми дальше. Условием этой новой политический комбинации польский лидер Пилсудский поставил признание Петлюрой того, что Галичина — это часть Польши. Намучившись с галичанами, украинский вождь скопом «подарил» их полякам. Делал он это тем легче, что «дарил» ему не принадлежащее. Отныне он тоже сомневался в галичанах. По крайней мере, вели себя они как-то неправильно — на словах Украину любили, а подтверждать пламенные речи делом не спешили.

Историки часто упрекают Петлюру, что он предал Галичину Польше. Но забывают, что перед этим Галицкая армия предала взлелеянную в мечтах Соборную Украину. Что же касается генерала Тарнавского, то он мирно умер во Львове в 1938 году, окруженный почетом ветеранов своей армии — единственной в истории, которая дезертировала в полном составе дважды — от украинцев к белым и от белых к красным. Уверен, этот рекорд не скоро будет побит.

Как Петлюра с Польшей подружился

Расплатившись с воскресшей Речью Посполитой предателями-галичанами, головной атаман предпринял еще одну попытку захватить Киев. 21 апреля 1920 г. Петлюра и Пилсудский подписали так называемый Варшавский договор. По этому соглашению, Галичина, Лемковщина, Надсянье, Холмщина и Западная Волынь признавались польскими территориями. На вечные времена. Словно не было никогда Богдана Хмельницкого и Российской империи. Река истории потекла вспять.

Особенно жалко было Надсянье — без него возлеенная некогда Михновским самостийная Украина «от Сяна до Дона» никак не получалась. Оставался какой-то огрызок. Да и тот, по сути, в виде польского протектората — проигравший все и вся Петлюра гарантировал Пилсудскому сохранение имущественных прав польских помещиков даже на «украинских» территорях будущей Петлюрии.

По варшавскому договору, обглоданное поляками с запада Правобережье все-таки признавалось за Украинской Народной Республикой. Но так как польская аристократия до революции была тут самым крупным землевладельцем, получалось, что распаеванные поместья после победы над большевиками снова нужно будет отобрать у мужиков и вернуть тем, кто владел ими со времен польской экспансии в Украину в XVII веке.

Сложно сказать, как Петлюра собирался выполнить этот пункт. Все благоприобретенное селяне уже считали своим. Разве что польские войска заставили бы их сделать это силой. Ведь у самого Петлюры в начале 1920 года вся армия вместе с обозами и госпиталями насчитывала 7 тысяч человек и 10 пушек!

Но, заключая Варшавский договор, Петлюра был счастлив — впервые его принимали в другом государстве как лидера целой страны! С почетным караулом и всеми положенными по протоколу почестями. Это был его первый и последний заграничный визит.

Поделив Украину «по справедливости», союзники двинулись на Киев, занятый красными. Точнее, двинулись поляки. А Петлюра, у которого почти не осталось войск, поковылял вслед за ними, делая вид, что «использует» гордую, но глупую Польшу в своих «национальных» интересах, которые не отделял от личных.

Петлюровцы воевали вместе с поляками против галичан

Галичину Петлюра полякам просто не мог не «завещать». Галицкая армия в этот момент после очередного предательства стала ЧУГА — Червонной Украинской Галицкой Армией. Петлюровцам даже приходилось сражаться с галичанами. Об этом факте официозные украинские историки молчат — в очередной раз делают вид, что такого не было.

А вот как описывает этот эпизод в мемуарах, вышедших в США, командир полка Черных запорожцев Петро Дяченко — в 1920-м петлюровский полковник: «5 березня… Від комісара та галичан довідались, що місто Бершадь зайняте 3-м галицьким корпусом… Перед світанком полк підійшов до с. Устє, що віддалене два кілометри від Бершаді. Галичани чекали ворога, бо застави були виставлені, але не дочекавшись — поснули сном праведників… Всього полк узяв: 4 гармати, 4 гарматні ящі з набоями, 2 тяжких кулемети, 15 возів і понад 120 коней. Наказав вистроїтись галичанам і запропонував їм перейти до нас. До 50 стрільців погодились… По дорозі командир галицької батареї кинувся тікати. Декілька козаків пустили своїх коней за ним услід. Уже в селі загнали в суточки, але він зіскочив з коня і почав тікати городами. Влучним стрілом поклали його на місці».

Впоследствии несколько бригад ЧУГА, когда красные станут отступать, перебегут на сторону поляков. А другие — останутся у красных. Такая вот реальность той войны.

Особенной радости от того, что воевать приходится вместе с поляками, в армии Петлюры не было. Традиционный исторический враг вдруг стал «другом». Как писал впоследствии в книге «З поляками проти Вкраїни» генерал-хорунжий армии УНР Юрий Тютюннык: «Ще більшою несподіванкою для широких кол українського громадянства було те, що провід українським полонофільством захопив не хто інший, а той самий Симон Петлюра, що з початку 1919 року декламував «кари ляхам, кари!» з гайдамаків Шевченка».

На практике этот холодок в отношениях братьев по оружию вылился в то, что петлюровцы все время норовили что-то украсть у союзников. Тот же Дяченко вспоминал о подвигах своих черных запорожцев: «Весь час по шляху проходили обози польської армії… В польському обозі повно гусей, курей і свиней. Видно, що усе це не купувалось… Козачата за своїм звичаєм почали полювати на все, що погано лежало на польських возах. Тільки і чути: «Пся крев», та сміх козаків, коли вдалось щось стягнути».

Чудо на Днепре

Последняя польско-петлюровская — оккупация запомнилась киевлянам концертами, спекуляцией на базаре и… взорванным на прощанье мостом.

Оказалось, что принцип «что смогу съем, остальное — понадкусываю» не чужд и польским «рыцарям». Потомки Скшетусских и Володыевских, как бобры, перегрызли коммуникационную линию западным и восточным берегам Днепра. Строго по Киплингу: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись»…

Польская армия вступила в Киев днем 6 мая 1920 года. Она вошла без боя и без помпы, которую можно было бы ожидать от национального характера этого шебутного славянского племени. Аккуратные европеизированные солдаты. Подтянутые элегантные офицеры. Никаких грабежей, расстрелов и контрибуций. Это последнее нашествие иноплеменников на Киев за годы гражданской войны своим размеренным порядком до боли напоминало самое первое вторжение немцев в 1918 году. Как и немцы, поляки не безобразничали. Разве что, в отличие от них, не стали мобилизовать баб на мытье вокзала. (Никто, кстати, кроме немцев, за все те бурные годы не удосужился помыть вокзал ни петлюровцы, ни сменившие их красные, ни белые, выгнавшие петлюровцев, ни снова красные, вытеснившие белых.) Поляков он тоже устраивал в своем естественном антисанитарном виде — может быть, они подсознательно чувствовали, что долго тут не задержатся. В остальном, жизнь как-то сразу наладилась.

Киевский мемуарист Григорий Григорьев, пересидевший в городе все перевороты, о воинстве маршала Пилсудского писал так: «Внешний порядок в городе был возобновлен. Стрельбы по ночам не замечалось, о грабежах ничего не было слышно. Даже ходить по вечерам стало свободно, без всяких ограничений, совсем не так, как это всегда делалось раньше в условиях гражданской войны».

Книга Григорьева «В старом Киеве» вышла крошечным тиражом в 1961 году. Этот абзац ее особенно ценен — чудом проскочивший через советскую цензуру, он намекал, что остальные власти, захватывавшие город, несколько безобразничали. Теперь об этом можно писать открыто: первое вторжение красных в январе 1918 года обернулось публичными расстрелами прямо в Царском саду (ныне парк Ватутина возле Верховной Рады). Там выкопали гигантскую яму и партиями валили «буржуев» — всех, кто имел приличную одежду и интеллигентное лицо. Тысячи две настреляли за несколько недель.