Александр Гера - Набат-2
За рассказом пришли в порт. Еще издали Судских различил косую рею среди мачт других кораблей и безошибочно признал славянскую ладью. Не сбавляя шага, он направился к ней.
На ладье готовились отплывать.
— Эй! — крикнул Судских. — Ждите!
Крик услышали, с удивлением разглядывая идущих.
Приблизились вплотную. Подбоченившись, их встречал у сходни остроглазый дядька с окладистой бородой. Кожаный перехват с крупными бляхами указывал на его старшинство среди остальных на ладье, а обруч на льняных волосах выдавал славянина. Да он и не скрывал этого, выглядел увереннее других купцов на рядом стоящих посудинах. Год назад побывал в Константинополе Ратислав с дружиной, болгарский князь, сжег склады византийских менял за унижения, которым подверглись славянские купцы, и наказал базилевсу Констансу Второму: хоть один волос слетит с головы любого славянина, обреет базилевса наголо вместе с его наложницами, а не поможет бритье — и головы посымает.
Судских хотел было спросить, куда путь держит собрат, но старец опередил его:
— Будь славен, брат. Ты болгарин?
— Будь славен, — откликнулся остроглазый кормчий. — Знамо, болгарин. Нужда есть?
— Возьми их, — вмешался Судских.
— Арии, — понимающе кивнул кормчий. — Возьму.
— И переправь дале к русичам, там им нужное место, пусть поведают люду тамошнему, как измываются христиане над истинной верой, как Бога гневят. Смута здесь.
— Сделаю как просишь, — ответил кормчий Судских и махнул приглашающе взбираться на борт ладьи.
Услужливые руки с борта потянулись к ариям, и Судских отодвинулся назад.
— А ты не с нами? — спросил старец. Слезились водянистые глаза, натыкаясь на прощальный взгляд.
— Отправляйтесь с миром и сберегите книги ариев для потомства: это важнее жизни, — пожелал Судских.
Старец молча поклонился ему в пояс и снова глядел на своего спасителя, не решаясь на вопрос. Остроглазый с ладьи торопил, уже рею натянули доверху, и парусину заполнял ветер, и отцепить чалку неторопливо дожидался юнец.
— Как величать тебя? — решился старец. — Как Богу хвалу вознести?
— Игорь Петрович!
Судских открыл глаза. Смольников напоминал о своем присутствии в кабинете: Судских приглашал его на десять утра.
— Извини, Леонид Матвеевич, размечтался и задремал. — Судских поднялся из-за стола и пожал руку Смольникову. — Звал я тебя вот по какому вопросу. Ты византийскую историю знаешь? Не в объеме, разумеется, школьной программы.
— Да, Игорь Петрович, — уверенно ответил Смольников. — Реферат писал по древней византийской культуре. Беднейшие в культурном отношении времена, скажу я вам. Период становления христианства был сопряжен с падением светской культуры, живопись, литература — все хулилось Церковью…
— Прекрасно, — остановил говорливого Смольникова Судских. — А ответь мне, почему нигде в исторических книгах нет сведений о бунтах в Византии на религиозной почве?
— Почему нет? — садился на своего конька Смольников. — Есть. Но покрашено, лакировано и с ног на голову поставлено. Сигнал к агрессивным выступлениям против ариев подал епископ Кесарии Василий в середине четвертого века вместе с братом своим Григорием Нисским. Василий в книге «Шестоднев» изложил принцип христианской морали. Нечто вроде «Манифеста коммунистической партии». И более трех веков христианские проповедники правдами и неправдами насаждали свою веру, на что византийские базилевсы смотрели сквозь пальцы, считая чудачеством. Но низшим слоям византийского общества такие забавы пришлись по сердцу: что бы ни делать, лишь бы не работать. Чудачества переросли в политику, стали грозной силой противления власти. Прибавилось пророков и бесноватых. Более других упражнялся в этом Максим Исповедник. Он договорился до того, что причислил Иисуса к богам. Уже не посланец божий, а Бог. Родом из богатой семьи, он служил секретарем у императора Гераклия и наследство ссмьи раздавал на поддержание смут против ариев. Гераклий не потерпел рядом с собой провокатора и удалил Максима Исповедника от двора, запретив тому вести разговоры о божественном происхождении Христа, но, к сожалению, джинна выпустили из бутылки, религия стала заботой византийских императоров. Смуты набирали мощь, ряды агрессивно настроенных христиан ширились. В 641 году престол унаследовал император Констанс Второй одиннадцати лет от роду. К внутренним волнениям прибавились опасения извне, в любой момент Византия могла развалиться под ударами арабов, которым христианство было подобно красной тряпке для быка. Внутренние раздоры были арабам на руку, и под давлением внешней опасности Констанс Второй провозгласил указ об одной воле Христа. Указ запрещал утверждения о принадлежности Иисуса к богам, а Максима Исповедника велел тайно удавить. Указ еще больше раздразнил христиан, они открыто выражали недовольство, оказывали вооруженное сопротивление войскам, устраивали резню ариев. Из-за постоянных вооруженных бунтов Констанс Второй перебрался в Сиракузы, где был убит по приказу христианских проповедников. А за два года до его смерти в 668 году в Константинополе произошла самая кровавая разборка христиан и ариев. Войска не вмешивались, и за сутки христианские орды вырезали почти всю общину ариев, более десяти тысяч человек. Вот так, Игорь Петрович, миротворец Иисус прокладывал себе путь к величию. Более грязного становления не испытывала ни одна религия, которую нынче величают светлой.
— Это точно, — поддакнул Судских. — Слава Богу, теперь Церковь собирается тайное сделать явным.
— Собираться — еще не сделать, — уточнил Смольников.
— Поможем, — сказал Судских. — Я включил тебя в группу поиска библиотеки Ивана Грозного. Не против?
— Спасибо, Игорь Петрович, — разулыбался Смольников. — Это по мне, живота не пощажу!
— Вперед, литератор, — без язвительности напутствовал его Судских. — А имя Лисимаха тебе ведомо?
— О, Игорь Петрович, ваши познания вызывают почтение, — уважительно посмотрел Смольников. — Этого человека даже из книгочеев мало кто знает. Я случайно откопал его в «Хрониках». Это сподвижник хазарского кагана, его тайный осведомитель в Византии. Золотом подкупал правителей, им же разжигал вражду между христианами и ариями. В 667 году его молния убила на глазах многих людей, когда он бесновался с проповедью в дождь. А вы откуда о нем прознали?
— Случайно, — отвел глаза Судских. — Чисто случайно…
1 — 2
Вольно раскатившись по зеленой степи, конные и пешие, возы и волоки двигались на запад к Днепру. Тепло и пахуче струились запахи, перед закатом сама земля не могла надышаться, источая умиротворение, словно не было дальней дороги и разгромленного ненавистного хазарского каганата за спиной, а все эти люди, конные и пешие, — всего лишь переселенцы от устья реки Итиль к славному Днепру.
Святослав ехал в середине многотысячной вольницы, подремывал, покачиваясь в седле, без шелома и тяжких доспехов, в одной посконной рубахе: отряды доезжачих разведчиков рыскают по степи во все стороны в поисках незадачливых противников, мышь не проскользнет незамеченной, и меч Святослава приторочен одесную без дела. Тишь и покой.
Озадаченным взяться неоткуда. Еще на пути в каганат Святослав отрядил воеводу Палицу Сужного с крепкой дружиной, который растрепал печенегов по дальним оврагам, побил и пожег начисто за прежние прегрешения и в назидание на будущее пригрозил кочующим князькам не соваться под ноги, и теперь тут и там среди высокой отавы торчали шесты с отбеленными черепами печенежских ханов, именитых князьков и тысяцких. Поделом: много славян и русичей полегло зазря от коварных набегов на мирные поселения хлебопашцев, да скольких увели в полон с малыми детьми и девками, которых продавали хазарам, а те отправляли полоненных дальше южным путем в Константинополь на вечное рабство и чужбинные муки.
Сколько ни побивай печенегов и половцев, они, подобно степной траве, восстают из пепла, и, расчистив дорогу дружиной Палицы Сужного, Святослав ударил хлестко по корням зла, по хазарскому каганату. Никто из хазар-воинов не ушел, обезлюдел очаг работорговли и зачинщик коварных смут, а печенеги и половцы разом припали к властной длани киевского князя.
Святослав беспечно потянулся, разбросав мускулистые руки по сторонам. Хвала Сварогу и Перуну слава, оберегли русичей в кровавых сечах, на стороне справедливых стали, и путь назад открыт вольной степью.
— Эй, Игорь! — зычно позвал Святослав. — Подь сюда!..
Игорь, младший сынок воеводы Сужного, изрядно веселил князя в беспечное время пути, бессменно прислуживал на стоянках. Малому всего пятнадцать от роду, а смышлен и смел, умом и телом в батяню пошел. Когда громили былую столицу каганата Семендер, Игорь возглавил три десятка конных и в решительный момент сечи лютым наскоком выбил брата кагана из игры. На шею Ссюглы-младшему накинул удавку, сволок с коня, так и приволок в стан русичей куском вяленого мяса…
