Петербург Достоевского. Исторический путеводитель - Лурье Лев Яковлевич

«Пятницы» Полонского, частым посетителем которых был Достоевский, в 1878–1879 годах собирали и литераторов, и музыкантов, и художников.

Религиозный философ Владимир Соловьев – самый молодой из приятелей Достоевского. Они сблизились в 1877 году, когда Владимиру Соловьеву было 24 года, а Достоевскому – 56. Федор Михайлович посещал публичные лекции Соловьева, присутствовал на его диссертационном диспуте в Петербургском университете. Вдвоем с Соловьевым Достоевский ездил в знаменитый монастырь – Оптину пустынь. Очевидец одной из встреч писателя со своим юным другом, литератор Дмитрий Стахеев вспоминал: «Владимир Сергеевич что-то рассказывал, Федор Михайлович слушал, не возражая, но потом придвинул свое кресло к креслу, на котором сидел Соловьев, и, положив ему на плечо руку, сказал:

– Ах, Владимир Сергеевич! Какой ты, смотрю я, хороший человек…

– Благодарю вас, Федор Михайлович, за похвалу.

– Погоди благодарить, погоди, – возразил Достоевский, – я еще не все сказал. Я добавлю к своей похвале, что надо бы тебя года на три в каторжную работу.

– Господи! За что же?

– А вот за то, что ты еще недостаточно хорош: тогда-то, после каторги, ты был бы совсем прекрасный и чистый христианин…»

Двух любимых своих героев – Родиона Раскольникова и Митю Карамазова – автор отправил на каторгу, да и сам он прошел через испытание «Мертвым домом», так что в его словах не было ничего странного. Считается, что как раз Владимир Соловьев был одним из прототипов Алеши Карамазова, самого светлого из героев последнего романа писателя.

Главная часть мемориальной квартиры – кабинет Достоевского. На большом письменном столе – книги и страницы последнего выпуска «Дневника писателя» за январь 1881 года в корректуре (он вышел из печати на следующий день после смерти писателя). Здесь же «Русский вестник» с «Братьями Карамазовыми»; «Евгений Онегин» Пушкина открыт на восьмой главе со знаменитым письмом Онегина Татьяне: «Я знаю: век уж мой измерен…» На характере пушкинских героев в значительной степени строилась концепция «Пушкинской речи» Достоевского, написанной в этом самом кабинете. Восьмую главу «Онегина» писатель собирался читать на своем так и не состоявшемся из-за смерти публичном чтении.

Здесь же на столе – ксерокопия последнего письма Достоевского, написанного за два дня до смерти, одному из редакторов «Русского вестника».

В книжных шкафах хранятся те же книги, которые входили в личную библиотеку Федора Михайловича. Их список составила после его смерти Анна Григорьевна.

Из подлинных вещей писателя – в кабинете, в основном, мелочи: кошелек, коробочка из-под лекарства, ручка (на столе), над столом держатель для писем и бумаг (тогда говорили – кашлетр). В красном углу – подлинная икона в серебряном окладе «Божия Матерь Всех Скорбящих Радость» с лампадкой.

Над диваном – большая репродукция «Сикстинской Мадонны» Рафаэля, любимой картины Достоевского – подарок С. А. Толстой. Писатель, по словам вдовы, «был тронут до глубины души ее сердечным вниманием… Сколько раз в последний год жизни Федора Михайловича я заставала его стоящим перед этою великою картиною в таком глубоком умилении, что он не слышал, как я вошла, и, чтоб не нарушать его молитвенного настроения, я тихонько уходила из кабинета».

Дочь Достоевского вспоминала: «Достоевский не любил ламп и предпочитал писать при двух свечах… Во время работы он много курил и пил время от времени очень крепкий чай… На его письменном столе царил величайший порядок. Газеты, коробки с папиросами, письма, которые он получал, книги, взятые для справок, – все должно было лежать на своем месте… Так как мать знала, какое значение он придает этому педантическому порядку, она сама всякое утро осматривала его письменный стол. Затем она располагалась около него и приводила в порядок на столике свои тетради и карандаши. Окончив завтрак, мой отец возвращался в свою комнату и тотчас начинал диктовать главу, составленную им ночью. Моя мать стенографировала ее и затем переписывала. Достоевский исправлял переписанное, часто прибавляя много подробностей. После этого моя мать переписывала еще раз и посылала рукопись в типографию…»

В этом кабинете были написаны большая часть «Братьев Карамазовых» и два последних выпуска «Дневника писателя.

В ночь с 25 на 26 января 1881 года в кабинете с Достоевским произошло незначительное происшествие, возможно имевшее роковой характер. Его ручка с пером упала под тяжелую этажерку с книгами. Достоевский начал двигать этажерку: кровь пошла у него горлом. Утром стало хуже, кровотечение повторилось. Вечером, при врачебном осмотре, оно усилилось. Позвали священника, Достоевский исповедался и причастился.

А. Суворин описывал последующие события так: «Позвав детей – мальчика и девочку… говорил с ними о том, как они должны жить после него, как должны любить мать, любить честность и труд, любить бедных и помогать им. Потеря крови сильно его истощила, голова упала на грудь, лицо потемнело. Но ночь восстановила его силы. Вторник прошел хорошо, и мысль о смерти снова была далека. Ему предписали полное спокойствие, которое необходимо в подобных случаях. Но по натуре своей он не был способен к покою, и голова постоянно работала. То он ждет смерти, быстрой и близкой, делает распоряжения, беспокоится о судьбе семьи, то живет, мыслит, мечтает о будущих работах, говорит о том, как вырастут дети, как он их воспитает, какая светлая будущность ждет это поколение, к которому они принадлежат…

Настал третий день…»

Утром Федор Михайлович сказал жене, спавшей в кабинете на тюфяке, на полу рядом с диваном:

– Знаешь, Аня, я уже часа три как не сплю и все думаю, и только теперь сознал ясно, что я сегодня умру… Зажги свечу, Аня, и дай мне Евангелие!

Евангелие в руках Достоевского открылось на словах: «Иоанн же удерживал его и говорил: мне надобно креститься от тебя, и ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить великую правду».

– Ты слышишь – «не удерживай» – значит, я умру, – сказал больной.

Он снова простился с женой и детьми. В гостиной толпились многочисленные друзья, родственники, почитатели. Жена пустила к Достоевскому только Майкова. Больному становилось все хуже, и в 8 часов 38 минут вечера 28 января (9 февраля) 1881 года он умер в присутствии жены, на кожаном диване в кабинете своей квартиры.

Настольные часы, принадлежавшие брату Достоевского Андрею Михайловичу (возле окон на круглом столике), остановлены на времени смерти Достоевского.

Вот что сказала в 1916 году А. Г. Достоевская: «Смерть унесла его действительно полного замыслов. Он мечтал в 1881-м год всецело отдать „Дневнику“, а в 1882-м засесть за продолжение „Карамазовых“».

В столовой – несколько подлинных вещей, принадлежавших семье писателя: вазы, графинчик для водки, серебряная ложка с монограммой Достоевского, серебряный колокольчик в виде гири – все они в горке для посуды. На стенах фотографии родственников и свойственников Федора Михайловича.

На небольшом овальном столике в простенке между окна ми – портреты братьев и сестер писателя.

«Предобрая и премилая» Вера Михайловна Иванова – любимая сестра Достоевского – счастливая мать семерых детей, в ее семье он часто останавливался в Москве, провел счастливое лето 1866 года в Подмосковье (члены семьи Ивановых стали прототипами большинства героев повести «Вечный муж»). Вера Михайловна была крестной матерью дочери писателя – Любы. Соне Ивановой, племяннице, Достоевский посвятил роман «Идиот».

Но именно разговор с любимой сестрой за несколько дней до смерти сыграл, по мнению жены и дочери писателя, фатальную роль в развитии его предсмертной болезни. Речь шла об общем наследстве, полученном Достоевскими после смерти их тетки А. Ф. Куманиной (получению наследства предшествовала почти десятилетняя судебная тяжба, в которой писатель активно участвовал). Вера Михайловна просила брата отказаться от своей части имения в пользу сестер. Разговор этот кончился ссорой и легочным кровотечением писателя, ставшим роковым для него.