Ю Фельштинский - Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 2)
сти, на выдумку Бухарина, будто я говорю только о нашей растущей зависимости, игнорируя рост нашей силы.
Почти вся полемика Бухарина против меня, кстати сказать, построена по этому же типу. Он берет не мои мысли, как они у меня изложены в их внутренней связи, а прибегает к методу, который нельзя иначе назвать, как литературным мародерством: схватит фразу или осколок фразы у Преображенского, добавит к ней, что бог на душу положит, объявит, что Преображенский в своей фразе, вместе с бухаринской отсебятиной, есть подлинный троцкизм, вырвет несколько слов из моей невыправленной стенограммы - игнорируя совершенно бесспорный смысл моей речи -- и затем построит из всего этого схему, которая в лучшем случае представляет собою вывороченные наизнанку воззрения самого Бухарина, но ни в коем случае не мои.
Если растущая связь с мировым рынком и зависимость от него означает безнадежность социалистического строительства, то что же означают обвинения в сверхиндустриализаторстве, в стремлении к слишком быстрому темпу для нашего промышленного развития? Что означает вообще спор о темпе, о "черепашьем", с одной стороны, и "сверхиндустриализа-торском" - с другой? Это спор не о том, возможно или невозможно социалистическое строительство, а о том, на каких путях оно обещает успех. Выдвигание и подчеркивание нашей зависимости от мирового рынка нужно мне, во-первых, потому, что она соответствует действительности, во-вторых, потому, что только при ясном понимании этой действительности можно уразуметь вопрос о темпе. "В выборе темпа мы не вольны, - писал я в "Правде" около двух лет тому назад, - так как живем и растем под давлением мирового хозяйства" ("К социализму или к капитализму?", изд. 2-е, стр. 63). Почему борьба против невежественной философии замкнутого хозяйства есть пессимизм? Почему борьба против реакционно-усыпляющей теории "черепашьего шага" есть маловерие? Где же капитуляция перед капиталистическим хозяйством, если основная моя мысль состоит в том, что всемерно ускорить собственное развитие мы можем только умело пользуясь ресурсами мирового хозяйства?
Из чего же, собственно, вытекает, что наше развитие ведет к независимости, понимаемой в смысле всесторонней внутренней пропорциональности отраслей хозяйства, освобождающей от необходимости экспорта-импорта? Это ровно не из чего не вытекает. Наоборот, это коренным образом противоречит всем тенденциям мирового и, в частности, нашего собственного хозяйственного развития.
Не так давно мы это понимали. Под этим углом зрения мы оценивали последнюю империалистскую войну и предсказывали неизбежность дальнейших империалистских войн. Под этим углом зрения мы приняли в 1923 году лозунг Соединенных Социалистических Штатов Европы, как вытекающий из логики экономического развития. Мы считали и считаем, что Соединенные Штаты Европы и наш Советский Союз сомкнутся в одно хозяйственное целое. Мы считали, наконец, что Советский Союз явится гигантским мостом между социалистической федерацией Европы и федерацией Азии. Мы не думали и не думаем, что свободная Индия и социали
стическая Англия будет вести замкнутое, независимое друг от друга существование. Обмен ценностями между ними является необходимым условием экономического прогресса. Он сохранится и после низвержения британской буржуазии и будет совершаться в рамках великой федерации. То же самое, скажем, относится и к нашей северной Индии - Сибири. Вскрыть ее естественные ресурсы - это гигантская международная задача. Тут найдут себе применение и немецкая, и английская техника, и датский опыт сельского хозяйства. Но дело идет, конечно, не об одной Сибири. Курские залежи магнитного железняка, уральские калийные залежи и все вообще гигантские ресурсы наши требуют применения интернациональных накоплений и мировой техники. В неменьшей степени это относится к задачам электрификации.
Не так давно мы понимали это. В книжке Скворцова-Степанова об электрификации, написанной, так сказать, под специальным присмотром Владимира Ильича, интернациональный характер социалистического строительства вообще и нашего электрификационного плана в частности, выражен с полной отчетливостью. Вот что там говорится в VI главе:
"Вот как рисовалось дело всего несколько лет тому назад. Какие же изменения произошли с того времени в мировой технике или в мировой экономике, которые позволили бы нам радикально пересмотреть основные наши воззрения и именовать мелкобуржуазным скептицизмом отрицание того самого идеала, который мы сообща четыре-пять лет тому назад называли мелкобуржуазным?
Но, скажут, эти расчеты строились в надежде на быстрое развитие социалистической революции в Европе. Конечно, в отношении социалистической Европы нам не нужно было бы никакой "независимости". Отношения с ней определялись бы братским сотрудничеством на основе наболее эффективного (дающего наилучшие результаты) разделения труда. Другое дело капиталистическая Европа. По отношению к ней нам нужна независимость. Такая постановка вопроса, внешним образом как будто и убедительная, на самом деле ложна. Перспектива ближайшего ряда лет говорит нам о непрерывном росте наших связей с мировым хозяйством не только абсолютно, но и относительно, т. е. о непрерывном увеличении оборота внешней торговли по отношению ко всему хозяйственному обороту. Таким образом, ближайший период будет временем увеличения нашей зависимости от мирового хозяйства и одновременно повышения нашего удельного веса в нем. Когда же это наступит поворот к замкнутости? Сколько нам времени нужно развиваться, "врастая" в мировой рынок, чтобы затем повернуть в сторону замкнутого хозяйства, и не успеет ли Европа повернуть раньше к социалистической революции? И почему сейчас, когда мы экономически еще ужасающе отсталы, врастание в мировое хозяйство не представляет для нас какой-либо смертельной опасности, а через пять или через десять лет, когда мы будем гораздо сильнее, нам понадобится независимость от мирового хозяйства? Из чего это вытекает? Наоборот, дальнейшее развитие производительных сил будет увеличивать из года в год нашу заинтересованность в международном обмене при капиталистическом окружении. Этот обмен будет строго
регулироваться методами монополии внешней торговли. При европейской социалистической федерации обмен получит плановый характер. Между этими двумя системами не будет никакого провала, в течение которого наше хозяйство существовало бы на основах замкнутой пропорциональности своих отраслей. Наоборот, правильно регулируемый рост экспорта и импорта по отношению к капиталистическим странам подготовит элементы будущего товаро- и продуктообмена, когда европейский пролетариат овладеет государством и производством".
Скворцов-Степанов писал под руководством Ленина, что социализм в одной стране есть мелкобуржуазный идеал. Это правильно. В идеалах мелкой буржуазии всегда есть реакционная тенденция. Загнать производительные силы в национальные рамки - тенденция в корне реакционная. Производительные силы даже и царской России переросли эти рамки. Социализм же может быть основан только на дальнейшем и неизмеримо более могущественном развитии производительных сил.
Государственная промышленность должна играть в хозяйстве роль ведущего начала. Но для нашей, пока еще крайне отсталой промышленности, роль ведущего начала играет промышленность мировая. Мы производим в 21/2 - 3 раза дороже капиталистической промышленности. Нам приходится равняться по ней, усваивая ее технику, которая тоже, в свою очередь, не стоит на месте. Вот где узел вопроса о темпе.
Во время военного коммунизма мы не гонялись за мировой техникой Мы вообще не ставили еще вопроса о производстве. Дело шло о том, чтобы достать в деревне хлеб, утилизировать все вообще запасы и таким образом отстоять себя. Пошляки презрительно называли этот коммунизм потребительским. Но без потребительского коммунизма нельзя было спасти живой рабочей силы и обеспечить переход на следующую стадию
С начала восстановительного процесса задача состояла в том, чтобы загрузить имеющуюся технику, независимо от того, насколько она физически изношена или конструктивно устарела. Каждая пущенная в ход машина означала шаг вперед.
После того, как оказались пущены в ход все, или почти все, машины, встал вопрос об амортизации. Вместо износившихся машин, надо покупать новые, чтобы обеспечить непрерывность производства. Мало этого, вместо устаревших машин, надо покупать машины новой конструкции. Мировой рынок контролирует нашу отсталость изо дня в день во всем производстве в целом и в каждой отрасли в отдельности Каким путем? Через движение цен. Тов. Сталин пытался истолковать мою мысль о контроле мирового хозяйства над нашим в смысле какой-то системы Дауэса и спрашивал, не имею ли я в виду каких-либо чрезвычайных уступок иностранному капиталу в виде концессий и пр. По поводу такой постановки вопроса приходится просто пожать плечами. Вопрос решается не системой Дауэса, а марксовым законом ценности. Ленин говорил, что мировой рынок нас будет экзаменовать. В том же самом смысле, в каком Ленин говорил об экзамене, я говорил о контроле. В основе своей экзамен этот производится непрерывно и притом автоматически. Если в какой-либо отрасли капиталистическая техника сделает новый и большой шаг вперед, а мы оста
