Станислав Грибанов - Хроника времён Василия Сталина
За сыном Сталина следили. Когда уже заканчивался срок его заключения, Никита разыграл спектакль — со слезой. «При встрече и беседе Хрущев, — по свидетельству полковника И.П. Травникова, — кривя душой, положительно отозвался об отце Василия, даже говорил то, что произошла ошибка при аресте Василия»… Ма-аленькая такая ошибочка — на восемь лет тюрьмы, о чем Никита Сергеевич будто только что и узнал. У него это здорово получалось — работать под простака. Кто, заметим, на святой Руси обучен этому искусству, поднаторел в нем, считай, обеспечен местом под солнцем — весь электорат за таким валом валит…
Лишь два с половиной месяца пробыл Василий на свободе. Потом произошла дорожная авария, в которой пострадали две машины. Надя, дочь Василия Иосифовича, сидела тогда рядом с отцом, все хорошо видела и убеждена, что аварию подстроили специально. Так что пришлось зэку Васильеву отсидеть в тюрьме весь срок — от звонка до звонка.
Ну, а потом генеральный прокурор Союза СССР Р.А. Руденко и главный гэбист А.Н. Шелепин, понятно, от души заботясь о дальнейшей судьбе сына Сталина, подготовили в ЦК партии письмецо, мол, не шибко вежлив что-то был с ними при встрече отставной генерал, на постоянное место жительства в Казань, к татарам, ехать что-то не хочет. Мало того, и фамилию свою менять отказался! Так что Прокуратура СССР и Комитет госбезопасности полагают, что, выйдя на свободу, В.И.Сталин «будет снова вести себя по-прежнему неправильно», то есть не так, как им — товарищу Руденко и товарищу Шелепину — хотелось бы. Опять же здоровьице у Василия Иосифовича плоховато и «он нуждается в длительном лечении и пенсионном обеспечении». Вот поэтому КГБ и Прокуратура предлагают отправить генерала Сталина в ссылку и проявить при этом чуткость — выделить однокомнатную квартиру. Так все и было исполнено. У Василия Сталина болели ноги, ходил он с палочкой, это по-человечески учли и поселили его на пятом этаже «хрущевки» — последнего достижения российского градостроительства.
Как прослужившему в армии немалых срок, генералу насчитали пенсию в размере 300 рублей в месяц, но ее — по предложению КГБ и Прокуратуры — опять же в интересах здоровья Василия Иосифовича, чуточку сократили. Оставили 150 рублей, с чем ЦК коммунистической партии и лично Никита Сергеевич единодушно согласились.
И еще. Предусмотрительный прокурор и главный гэбист страны в письме на Старую площадь отметили, мол, как начнет сын Сталина поправляться, тут его сразу и трудоустроить… А с поправкой у Василия Иосифовича дело могло пойти довольно быстро. Его смотрел профессор А.Н. Бакулев и сделал вывод, что все в порядке — и сердце, и печень, о чем так много понаговорили. Если что беспокоило генерала, так болезнь ног. Словом, за здоровьем сына Сталина не мешало бы кому-то присматривать. Вот тут своенравная Фемида и повернулась к опальному генералу передом — в госпитале он познакомился с медицинской сестрой Нузберг.
— Я была у Светы. Вдруг звонит ей академик Вишневский и говорит: «Светлана Иосифовна, будьте осторожны — медсестра Нузберг из КГБ…» — вспоминает Капитолина Георгиевна.
А дальше известно. Хотя Василий еще состоял в браке с Галиной Бурдонской, его быстренько расписали с Нузберг, и с этой минуты она стала Джугашвили.
P.S.
Двоюродный брат Василия Иосифовича Владимир Аллилуев считает, что на Василия навесили кучу обвинений, из которых лишь какие-то могли быть небезосновательными. «Но я уверен, — пишет он, — главное было в другом. Уже во время похорон отца Василий публично бросил обвинения Берии и другим членам Политбюро, что они приложили руку к смерти Сталина». Еще Владимир Станиславович пишет, что Василий был и остался в его памяти порядочным человеком. «Его отличала исключительная доброта и бескорыстие», — замечает Аллилуев и вспоминает, как однажды Василий, не дрогнув, подарил прекрасную «татру» своему другу, который просто не смог скрыть восхищения машиной. Так что присваивать себе какие-то казенные деньги, спекулировать заграничными шмотками, словом, грести под себя, он просто не мог.
Есть еще одно свидетельство в защиту чести офицера и боевого летчика Василия Сталина.
Выше отмечено, что в одном из кагэбешных протоколов его дела упоминается имя Капитолины Васильевой.
Слова тяжелые, как ядра, были брошены им тогда в адрес этой выдающейся спортсменки — его гражданской жены. Но заметим еще, что те крутые слова как бы укора в ее адрес в череде бесконечных допросов, длившихся до приговора два с половиной года, были сказаны лишь однажды. А именно сразу — в начале судилища, чинимого прислужниками Берии. Больше имя Капитолины Георгиевны Васильевой по делу В.И. Сталина нигде не упоминалось. Казалось бы, напротив, жена «врага народа» должна стать если не соучастницей всех преступлений и уголовных дел мужа, то уж свидетельницей по его — особо важному! — делу. Но вот интересно — ничего подобного не случилось. И словно не было годов совместной жизни, семьи, детей, которых воспитывали, не разделяя — свои, чужие… В чем же дело?
Тайна приоткрывается воспоминаниями Капитолины Георгиевны. Они то по-женски непосредственные, задушевные, то вдруг тревожные, до боли гнетущие, когда уж и сам не рад и винишься, что разбередил старые раны.
— Однажды я приехала в тюрьму очень уставшая — добираться было трудно, — рассказывает Капитолина Георгиевна. — Прилегла на железную койку отдохнуть, а Василь сел рядом и стал говорить. Говорил он долго, я слушала не слишком внимательно, но запомнилось, как он просил, чтобы я не всякому верила, что мне будут передавать о нем… Потом только поняла: Василь наговорил на меня, показал на следствии специально в невыгодном свете, чтобы не таскали за его «дело»…
Вообще Василь был прекрасный муж и хозяин — пока не выпьет. Первое время мы жили замечательно. Дружили — наша семья, Юра Жданов со Светой и семья Шверника. Ходили на пляж, рядились как индейцы. Было весело! Василь умел рассказывать анекдоты, особенно еврейские. Он обладал чувством юмора, но иногда Люся Шверник просила: «Вася, Вася, ну поменьше русского фольклё-ёру…» — Капитолина Георгиевна вспоминает былое, и все тяжелое отступает — его словно и не было в жизни с Василием, но вдруг опять в памяти промелькнет что-то такое, о чем лучше бы не вспоминать:
— Человек он был непредсказуемый: не знаешь, что будет через минуту. Всегда нужна готовность парировать, сдерживать его поступки…
Капитолина Георгиевна рассказала случай, который, похоже; не вписывался в благоразумные правила хорошего тона. А мне, положа руку на сердце, подумалось о другом — как все же прекрасна жизнь в небе! Пусть хоть на миг, но ты оставляешь эту грешную землю и один на один со стихией, словно перед самим Богом, исповедуешься и очищаешься от всего наносного, мелкого, подлого, что порой заползает и в мужественное сердце.
…— Так вот, мы летели на стареньком «Дугласе» в Сочи. Я настраивалась отдохнуть, поплавать вдоволь. Василь сидел рядом, дремал, но просил разбудить его, когда перелетим перевал. Я и сама-то заснула, а пробудилась от какой-то тяжести — меня вдавливала в спинку сиденья неведомая сила! Это была перегрузка… Василя рядом не было, я поняла, что он в кабине пилотов, и в следующее мгновение оказалась в воздухе. Оно было быстротечно — какие-то секунды, потом я грохнулась о дверцы кабины, ухватилась за кресло и в бортовое стекло «Дугласа» увидела, как машина падает вниз… А внизу было море, и, помню, все лодки, катера, пароходы расплывались в стороны.
Самолет вышел из пикирования над самой водой. Запомнились еще бледные лица летчиков. «Чуть не погибли!» — заметил после приземления командир экипажа. А Василий смеялся: «Это я тебе показал “мертвую петлю”».
Куда как круче в жизни летчика Василия окажется петля другая…
Письма любимым
Когда приговор был состряпан и Василия Сталина упрятали под чужой фамилией во Владимирскую тюрьму, он мог не скрывать своего отношения к людям, которых оберег, как сумел, от моральных пыток, вот и первое письмо — жене Капитолине. По-деловому кратко, сдержанно — тюремная обстановка еще не ясна — в нем сообщалось:
«Нахожусь: город Владимир (Владимирская тюрьма). По приезде обратиться надо к начальнику тюрьмы или его заместителю. Это письмо предъявить, и оно сослужит службу пропуска. Короче, меня вызовут. Добираться из Москвы можно:
1. Автобусом — 5 часов езды.
2. Поездом — 6 часов езды.
3. Автомашиной — 3–3,5 часа езды.
Хорошо бы тебе приехать вместе со Светланой[5]. Но если она не сможет или задержится, приезжай одна, не оттягивай приезд из-за нее. Захвати для меня денег. Без денег здесь туго. Купи сигарет «Ароматные» (пачек 100) и спички, и сахару.
Об остальном объясню и договоримся здесь, на месте. Ни с кем (даже с родными) пока не говори ни о чем. То же скажи Светлане. Сначала нужно повидаться.
