Дмитрий Фурманов - Мятеж
- Хорошо, секретное слово вставляйте незаметно, в первых двух фразах один раз, мы будем делать то же самое...
Затем, по-видимому, был обмен примерными секретными фразами. Говорил из Ташкента Куйбышев. И та, и другая сторона поняли условность разговора, взаимно расшифровались. Условились еще раз, что ровно через час Белов уведомит о положении, если только вообще это будет возможно, если их всех не арестуют здесь же, на месте...
Затем сохранился обрывок одного совершенно панического разговора по проводу, но кто вел и когда именно - установить нельзя, нет никаких следов. Кто-то из Верного:
- Позовите к аппарату Новицкого, Куйбышева, Фрунзе, всеобщую власть Ташкента...
- У аппарата остальных нет. Я - Новицкий. Начинайте.
По-видимому, штадив повторил свое требование о "всеобщей власти Ташкента". Новицкий отвечал:
- Отлично. Я понимаю, что нужно к аппарату всю высшую власть. Пока никого нет, вызвали в штаб, а потому ответьте: не желаете ли вы начать предварительный разговор со мной и, кроме того, нужно ли присутствие председателя Турцика... крайкома...
- Да вообще я прошу: позовите к аппарату всю высшую власть...
Тут какая-то заминка. А дальше:
- Какую высшую власть, - спрашивает Новицкий, - военную или гражданскую?
- Ну, да, конечно, военную - зачем нам гражданская. Вот, например, Куйбышева, Новицкого (? - Д. Ф.). Председателя Турцика, всех сюда надо позвать поскорей - поняли или нет теперь-то?
- Председатель Турцика - гражданская власть, а не военная, - урезонил Новицкий, - вы сами себе противоречите...
Из Верного огрызнулись, и, видимо, еще крепче повторено было требование "позвать всех".
- Так вы понимаете, - тщетно, хотя и разумно, убеждал паникера Новицкий, - что в скором времени все прибыть не могут, а потому предлагаю вам начать разговор...
Неизвестно, состоялся ли этот разговор. На этом ленты оборваны. Кто себя вел так панически - черт его знает! И даже точно неизвестно, в какой момент мятежа велся самый этот разговор. Наиболее подходящим, по критичности для штадива, является как будто именно этот - когда ждали с минуты на минуту налета, когда жгли бумаги особотдела.
А впрочем, неизвестно.
Белов обдумывал положение в связи с тем, что ему вот-вот придется исчезнуть из Верного. Советовался с Янушевым, начальником штадива. Советовался с Позднышевым. А в открытые окна штаба доносился с улиц тревожный гул скакавших отрядов. И вдруг прибежал из крепости Медведич он там все время был около тюрьмы, пока сидели мы - арестованные:
- Освободили всех, повели куда-то на заседание... Надо быть, в ихний совет...
В штадиве радостно все встрепенулись. Блеснула надежда, что минует благополучно. Кинулись снова к телефонной трубке:
- Это крепость?
- Да. Что надо?
- Позовите освобожденного из тюрьмы Фурманова...
Я был в это время уже в помещении боеревкома. Окликнули меня, передали трубку,
- Это ты?
- Я.
- Освобожден?
- Да.
- Сюда пустят, в штадив?
- Не знаю. Верно, пустят. Подробности потом. Сейчас начинается заседание...
Обстановка в штадиве переменилась. Не ослабляя зоркости, не выпуская оружия, все, однако ж, стали спокойней. Ждали нас. А мы заседали. И только глубокой ночью прискакали в штадив - измученные, усталые, с лицами серыми от пыли, от нервности, от бессонных ночей...
Обрадованные друзья встречали у входа, до боли сжимали руки:
- Живы... Живы... А мы уж думали...
Так гурьбой прошли в комнату, там открыли экстренное заседанье.
Всего два вопроса:
Первый - успокоить дивизию и область.
Второй - переговоры с Ташкентом.
Тут разговоров было немного: набросали приказ, позаботились, чтоб он срочно и всюду мог попасть.
ПРИКАЗ
Военного Совета 3-й Туркестанской дивизии
Гарнизоном гор. Верного было предложено создать орган власти, которому подчинялись бы все военные и гражданские областные организации. После того как гарнизоном занята была крепость, там организовался Боевой революционный совет. В результате переговоров Военсовета дивизии, Боевого ревкома крепости и других организаций выяснилось, что причиной всего происшедшего был целый ряд недоразумений, окончательно ныне выясненных и ликвидированных. Военный совет дивизии, Боеревком крепости и Облревком пришли к полному и дружному соглашению на следующих основаниях: во главе дивизии, как прежде, стоит Военсовет дивизии, объединившийся с Боеревкомом крепости, а в Об. ревком добавлено от гарнизона 5 представителей.
Все провокационные слухи о бесчинствах, грабежах, кровопролитии и пр. являются подлой выдумкой наших врагов, и всем честным гражданам предлагается всемерно с ними бороться, а виновные будут немедленно предаваться суду по законам военного времени.
Предвоенсовета Ф у р м а н о в.
Тов. председателя Ч е у с о в.
За секретаря Щ у к и н.
Надо было торопиться бросить этот приказ в массу, только больше волнующуюся от неведенья, надо было известить, что "договорились", что "все благополучно", и т. д. и т. д., ибо уже издалека прилетели слухи, будто в Верном разгром, резня, непрерывные бои... Эти слухи подогревали, подталкивали нерешительных, накаляли атмосферу и без того горячо накаленную.
Дальше - переговоры с Ташкентом. Крепостники заявили, что "новая власть" должна быть сейчас же, немедленно, тут же - по проводу утверждена центром, иначе... иначе она не может и не будет работать.
- Нам надо, - заявил Чеусов, - чтобы не бумажки одни подписывать, а действительно... власть - так власть... чтобы все слушали. Что скажем, то и делать... И пока утвержденья не будет, работать нельзя...
Нам приходилось дорожить только что наладившимся примирением. Оно удлиняло передышку, давало возможность подтягивать горами 4-й полк, поджидать помощь из Ташкента, разлагать тем временем восставших... Малейшая неловкость, неуступчивость, заносчивость наша могли все перевернуть вверх ногами - и тогда... что тогда?
Тогда можно в с е г о сгоряча ждать.
Поэтому и крепостным теперь мы не возражали, только предупредили, что и "тут же - у провода" могут-де власть нашу и не утвердить, что Ташкенту надо же подумать, посоветоваться - словом, с ответом они, видимо, там повременят...
- Немного можно, отчего же, - снисходительно согласились крепостные.
Мы говорили по проводу:
- У аппарата Фурманов и другие. Говорю я, Фурманов. По получении от вас приказа мы устроили совещание, рассмотрели вами поставленные вопросы. После этого направились в крепость на общее собрание, и мне предоставлено было слово для разъяснения. Но это не удалось: была пущена ложная тревога, митинг сорван... После этого было совещание, на котором мы были арестованы и посажены в заключение, через два часа мы были освобождены и на новом совещании (с боеревкомом. - Д. Ф.) согласились на принятии следующего:
"Объединить оба совета: боесовет и военсовет дивизии в полном составе всех членов. В Облревком (избрать от гарнизона. - Д. Ф.) пять товарищей. Немедленно приступить к работе и объявить приказом по войскам и населению о составе и донести центру". Это постановление считать окончательным, и весь инцидент считать ликвидированным. Я ходатайствую об утверждении этого соглашения, потому что это успокоит окончательно. По дивизии издали приказ об организации власти, где вкратце объясняем все происшедшее. Я кончил. Фурманов.
- Где были арестованы вы и ваши товарищи? И по чьему приказанию?
- Трудно сказать - п о ч ь е м у, но в присутствии членов боевого ревкома.
- Сообщите новый состав военсовета.
Перечисляю им фамилии двенадцати человек: семь в военсовет, пять в облревком, указываю партийность некоторых крепостников, занимаемую должность. А в заключенье:
- Члены боеревкома гарантируют нам полную неприкосновенность личности. Завтра с утра приступим к работе.
Ташкент чего-то не понял. Спрашивает:
- Откуда взяли двенадцать, когда перечислили пять?
Наш ему ответ:
- Это следует вам разобраться. Во всяком случае, не задерживать из-за этого утверждения, так как всех их выдвинул гарнизон. Содержание приказа перепечатывается и будет вам сообщено...
- Сейчас доложу. Ждите.
Говоривший по проводу представитель реввоенсовета фронта отошел. Мы ждали. Стояли и не разговаривали. Так намучились, что язык во рту не ворочался. Это уж третья бессонная ночь. Ишь, разжижается она, белеют сумерки рассвета. А мы все на ногах - и так вчерашняя, так позавчерашняя ночь, так уж трое суток в нервной ежесекундной горячке, на ногах, без минуты сна. Кто-то сел на окно и захрапел в ту же минуту, другой прислонился к стене и дремлет-качается, будто пьяный. Тихо в штабе. Ташкент отвечал:
- Реввоенсовет сообщает, что ответ на все ваши вопросы будет завтра...
Делегаты крепостные кривят губы, недовольно мычат: они ждали другого.
А нам надо, чтобы слово Ташкента было сохранено во всем авторитете. Крепостные пытаются снова затеять разговор и "поставить на вид" Ташкенту, что "так долго" ждать они не намерены, что не ручаются за массу и т. д., и т. д. Мы с трудом их отговариваем и уговариваем. Прощаемся с Ташкентом. Уходим все от провода.
