Лев Гумилёв - Древняя Русь и Великая степь
Зато Ярослав в Новгороде запятнал себя убийством делегатов от горожан, прибывших на княжий двор для улаживания конфликта новгородцев с варягами. Но новгородцы хотели воевать с Киевом. Они простили князю предательство, собрали 3 тыс. воинов, оплатили 1 тыс. варягов и двинулись против Святополка с лозунгом мести братоубийце. Ведь можно придумать любой лозунг, когда хочется воевать.
Итак, политическая линия Владимира оборвалась с его смертью и унесла в могилу его любимых сыновей. Но политика — дело земное, связанное с расчетом на выгоду, а религия влияет на формирование совести и одного человека, и целого этноса. Поэтому инерция крещения Руси оказалась неодолимой, несмотря на ошибки великого князя, точно так же как было в Риме при Константине и его преемнике — Константе, покровителе Ария.
74. Импульсы и символы междоусобной войны
Последовавшая война Ярослава со Святополком описана неоднократно и подробно, что дает нам право сосредоточить внимание на ее психологическом аспекте, которому внимания никто не уделял. Вспомним, что знаток гражданских войн Фарината дельи Уберти утверждал, что на этих войнах каждый боец знает, за что он идет убивать своих земляков и жертвовать собственной жизнью, тогда как в войнах с иноплеменниками все решает ощущение своего и чужого, не требующее участия сознания и воли. Огюстен Тьерри, изучавший войны Меровингов и Каролингов, сделал вывод, что воины Карла Лысого и Лотаря не бездумно подчинялись воле королей, а вкладывали в их имена свое, им понятное содержание, персонифицируя, по обычаям того времени, принцип, который им был действительно дорог. Сочетание принципа и персоны превращалось в символ, ради которого стоило рисковать жизнью, если имелся достаточный пассионарный импульс. Только при этом сочетании войско становилось боеспособным, ибо если шел разговор о выгоде, то каждому, например новгородцу, было выгоднее спать у себя на печи, наевшись ухи из ряпушки и корюшки и запив ее пьяным медом. Если же новгородец покидал домашний уют и шел в поход, то не из шкурных интересов, а потому, что это значило для него нечто большее.
И, уж конечно, не персоны Ярослава или Святополка увлекали бойцов на битву. Ведь за Бориса и Глеба не заступился никто. Значит, Святополк и Ярослав стали символами программ, формирующих души, плавящиеся от пассионарного накала. Что Святополк был западником, мы уже знаем; что в войске Ярослава было много язычников, и скандинавских, и славянских, мы догадываемся, но должны себя проверить; а что город Киев был уже православным — ясно и без доказательств. А тогда общественное мнение столицы решало судьбу золотого стола киевского: на нем мог усидеть только тот, кого хотели народ и бояре. Отметим это и перейдем к анализу событий.
Святополк, сменив Владимира, повернул политический курс на 180°. Он не только помирился с печенегами, но и вступил с ними в союз. Это мероприятие запоздало, ибо среди печенегов уже вели проповедь мусульманские муллы и дружба с ними не означала для киевлян мира с Византией. Но печенеги прислали на помощь Святополку отряд, на который тот возлагал большие надежды. Однако в бою у Любеча печенеги, отделенные от войска Святополка озером, не могли его поддержать, и новгородцы победили, а Святополк бежал в Польшу, к Болеславу I.
Новгородцы вошли в Киев… «и погоре церкви».[531] Да-да, не дома и не лавки купцов, а именно церкви. Это говорит не о позиции князя Ярослава (да вряд ли у него тогда была какая-либо позиция), а о настроении новгородского войска. Киевлянам такая бесцеремонность понравиться не могла, но набег печенегов в 1017 г. отвлек их внимание, так как город надо было оборонять. Печенегов отбили, но когда в следующем, 1018 г. Ярослав был разбит польским королем Болеславом на Буге, то Киев не оказал ему поддержки, и князь бежал в Новгород «съ 4-мя мужи».[532]
Болеслав и Святополк овладели Киевом, но киевляне не захотели видеть у себя поляков. Польских воинов, разведенных на постой, хозяева домов убивали во время сна. Болеслав счел за благо увести остаток войска домой, а Святополк возобновил дружбу с печенегами.
Если в этой эпопее Святополк не вызывает симпатий, то отношение к Болеславу I Храброму должно быть противоположным. Это был последний паладин древнего славянского единства, разрушенного аварами в конце VI в. С 1002 г. Болеслав I пытался объединить западных славян и противопоставить славянскую державу немецкой империи. Он отогнал немцев за Эльбу и даже взял их оплот — крепость Мейсен (на Эльбе, ниже Дрездена), выгнал из Праги Болеслава III Рыжего (изверга, изуродовавшего своего брата Яромира и стремившегося убить другого брата, Удальрика), а Чехию присоединил к Польше.
Казалось бы, успех достигнут, но чехи и даже язычники-лютичи предложили свою помощь императору Генриху II против поляков. В 1005 г. соединенные силы немцев, чехов и лютичей оттеснили польские войска, и по договору в Познани Болеслав отказался от своих завоеваний. В 1007 г. война возобновилась, причем инициаторами ее были чехи и лютичи, подбивавшие немцев на поход. Поляки победили и к 1012 г. дошли до Эльбы. Немцы запросили мира, и Генрих II дал в лен (т. е. уступил) Болеславу завоеванные им земли.[533]
Третья фаза войны, в 1013—1018 гг., тоже кончилась славной, но… бесплодной победой поляков. Ни русичи, ни лютичи, ни чехи не хотели объединения с Польшей. Подобно тому как Лотарь в 840 г. уступил природному закону этногенеза и бросил идею сохранения империи, так сын Болеслава Мечислав, потерпев в 1032 г. поражение от немцев, стал ленником империи. Польша развалилась на части и перестала быть опасной для соседей. Без искренних друзей существовать не может ни человек, ни этнос.
Но в 1018 г. никто не мог предвидеть такого оборота событий. Святополк Окаянный торжествовал в Киеве.
Ярослав был в панике. Он хотел все бросить и бежать в Швецию, но посадник Константин Добрынич приказал изрубить ладьи Ярослава и организовал новый поход на Киев. В 1019 г. в битве при Альте новгородцы разбили печенегов, последних союзников Святополка, ибо от киевлян ему пришлось бежать. Святополк бежал в Польшу, но умер в дороге, по утверждению летописца, от угрызений совести, вызвавших у него психическую болезнь. Ярослав же сел на золотой стол киевский, и на этот раз церкви не горели.
Братоубийственная война кончилась, и, хотя победа была одержана силами языческой реакции, она повела к торжеству православия. Механизм процесса прост. В языческом Новгороде была инициативная, т. е. пассионарная, группа противников христианства. Именно она бросилась на Киев и погибла под мечами польских рыцарей на Буге и от печенежских стрел на Альте. Оставшиеся в живых получили денежное вознаграждение для себя и хартию, гарантирующую их права, для города. Они остались этим довольны и вернулись домой залечивать раны, нанесенные войной. А дети их воспитывались в условиях господства православной культуры, поскольку славянское язычество оказалось изолированным после христианизации Скандинавии.
Русь и ее соседи в X—XI вв.
Конечно, нельзя считать, что такой конец был предрешен. Так не думал сам князь Ярослав, с удовольствием сменивший буйный Новгород на культурный Киев. Но он принял меры. Устранив посадника, фактически подарившего ему престол, своего двоюродного дядю Константина Добрынича: «…разгневася на нъ великый князь Ярослав и поточи и в Ростов и на 3-е лето повеле его убити в Муроме на реце на Оце (Оке)».[534] Таким образом, новгородская оппозиция лишилась вождя и «северо-западная» проблема была решена в пользу гегемонии Киева, а тем самым и православной церкви.
Но оставалась юго-восточная граница. Там находилось фактически независимое княжество Тьмутараканское, с которым были связаны остатки иудео-хазар, и печенежский союз, переходивший в мусульманство, т. е. в иной суперэтнос. Эта проблема была не менее грозной, чем северная и западная, так как со стороны Степи Киев был открыт. Посмотрим же, что изменилось в степи за время описанной здесь междоусобной войны.
75. Использованный шанс
Роль личности в истории — проблема уже решенная. Нет надобности мудрствовать по этому поводу, но использовать добытые результаты следует. Характер князя Мстислава Владимировича в иных условиях не имел бы никакого значения для судеб народов, но в сложившейся ситуации некоторые черты этого князя способствовали развитию цепочки событий в определенном направлении; а то, что эта цепочка быстро оборвалась, это уже дело случая.
Летописец характеризует Мстислава так: он был толст, румян, с большими глазами, храбр в бою, любил дружину и не жалел для нее ни подарков, ни угощений. То есть он полностью находился в кругу мыслей и чаяний своего окружения.
Да и могло ли быть иначе? Привезенный в Тьмутаракань ребенком, Мстислав был воспитан среди сверстников — жителей веселого торгового города с крайне смешанным населением. Товарищами его детских игр и юношеских забав были не малочисленные славяне, а местные жители, среди которых большинство составляли хазарские евреи, называвшие себя просто хазарами. Подлинные хазары жили за пределами Тьмутараканского княжества — в низовьях Волги, Терека и Дона. Последних стали называть бродниками и, несмотря на то что они говорили уже на общепринятом славянском языке и исповедовали православие, ни с русскими, ни с евреями не путали.[535] Тьмутараканское княжество было островком среди окрестных степных народов. Нормальным состоянием между теми и другими была пограничная малая война.
