Николай Дубровин - Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»
Генерал Липранди выдвинул между тем 3-ю батарею 17-й артиллерийской бригады и 1-ю батарею 16-й бригады. Командир последней батареи подполковник Кондратьев расположился против французской батареи, стоявшей на склоне Федюхиных высот. Несмотря на довольно значительное расстояние, он действовал так удачно, что взорвал зарядный ящик и нанес жестокое поражение неприятелю. Выстрелы батареи Кондратьева остались надолго памятны французам. «Начальник артиллерии 6-й артиллерийской дивизии генерал-майор Кишинский подъезжал к подполковнику Кондратьеву несколько раз и благодарил лично от себя и от корпусного командира за меткую стрельбу. А потом благодарил его и сам главнокомандующий».
Между тем полки 12-й пехотной дивизии – Одесский, Азовский и Украинский – под начальством генерал-майора Мартинау стремительно бросились на штурм Федюхиных высот. Впереди всех шел Одесский полк, предводимый своим полковым командиром полковником Скюдери. Бегом добежали одессцы до мостового укрепления и заняли его. Затем остальные два полка под сильным огнем неприятеля переправились через Черную речку частью по мосту, частью вброд, причем высота воды доходила до плеч, и преследовали французов, отступивших за водопроводный канал.
Ни сильный огонь неприятеля, ни отсутствие мостов через канал – ничто не удержало одессцев. Под огнем картечи полк с удивительной быстротой взобрался на первый уступ Федюхиных гор, захватил небольшое укрепление и бросился далее, на главную французскую батарею, из которой и выбил неприятеля. Потеряв большую часть офицеров и солдат и лишившись своего полкового командира, смертельно раненного, одессцы хозяйничали на батарее как у себя дома. Одни заклепывали орудия, другие тащили их в нашу сторону, третьи, под командой прапорщика Лукина, отбивали французское знамя.
Следом за одессцами и по обеим сторонам их взобрались на высоты Азовский и Украинский полки и также вытеснили неприятеля из передовой линии его укреплений. Атака этих полков была произведена с такой отчаянной храбростью, что французы сравнивали ее с лавиной, обрушившейся на них с горы. Они спрашивали потом, как называются полки, шедшие в эту славную атаку, и записали их имена. Эти полки, заслужившие похвалу столь же храбрых и стойких противников, были Украинский, Одесский и Азовский.
К сожалению, мужество и удивительная храбрость наших войск были недостаточны для удержания высоты, они были подавлены многочисленностью неприятеля и оттеснены вниз. Отойдя за реку и в ожидании подкреплений остатки храбрых поддерживали перестрелку с неприятелем. Французы снова заняли предмостное укрепление и, выдвинув на гребень высот свои батареи, причиняли отступавшим значительные потери.
– Ну, теперь сражение проиграно, – сказал генерал Веймарн, смотря на остатки возвратившихся с боя полков.
Было семь часов утра, когда первый акт боя кончился. Только теперь стали подходить наши резервы, и прежде других пришла 5-я пехотная дивизия, приведенная полковником Меньковым. Исполняя приказание главнокомандующего, полковник Меньков спросил генерала Реада, как предполагает он распорядиться с вновь прибывшими полками.
– Я поддержу ими, – отвечал Реад, – отступающие полки 12-й пехотной дивизии.
Полковник Меньков поскакал доложить о том главнокомандующему, находившемуся на Телеграфной горе, верстах в двух с половиной от места боя.
В это время генерал Реад решился повторить атаку. Не признавая необходимым атаковать высоты одновременно целой дивизией, он предпочел вводить их в дело по одному полу и приказал Галицкому полку атаковать высоты. Напрасно начальник 5-й пехотной дивизии генерал-майор Вранкен доказывал генералу Реаду необходимость двинуть в атаку одновременно всю дивизию. Реад не слушал его доводов и остался при прежнем мнении. Он вводил в дело полк за полком, почти без всяких промежутков. Шедшие сзади полки избирались на высоты тогда, когда их предшественники, расстроенные и теснимые неприятелем, спускались с тех же высот и тем замедляли, а иногда и препятствовали стройному движению атакующего полка, подвергая его напрасным потерям. Впоследствии, как увидим ниже, все полки перемешались между собой, это была одна куча, обессиленная потерями и лишившаяся почти всех начальников[30].
Но мы опередили несколько события и потому вернемся к тому времени, когда к месту боя явилась 5-я пехотная дивизия.
Пока подходила она из резерва, французы успели стянуть на помощь атакованным несколько дивизий и выставить пять конных батарей, так что, когда Галицкий полк пошел в атаку, он почти был растрепан неприятельскими выстрелами. Несмотря на то, предоставленный самому себе храбрый полк перешел Черную речку, переправился даже через водопроводный канал, но далее идти не мог. Убитые и раненые валились сотнями, живые остановились и открыли перестрелку с французами. В это время неприятель сыграл три раза сигнал нашего отступления. Солдаты, заслышав сигнал, подались назад, а французы, сознавая свое превосходство в силах, перешли в наступление и отбросили остатки Галицкого полка обратно за реку Черную. Те, которые не послушали сигнала, заплатили жизнью. В числе их был и поручик Чагодаев, бывший впереди. Он был окружен восемью зуавами, у него было солдатское ружье, он заколол несколько зуавов, но зато остальными был поднят на штыки.
Для поддержания Галицкого полка был двинут Костромской полк, еще на месте расстроенный огнем неприятеля; он пошел в атаку в то время, когда в рядах его не было уже значительного числа офицеров и нижних чинов. Неприятельские пули летали столь густо, что подымали по всему полю такую пыль, какую подымает экипаж, едущий по большой дороге в сухое время. Едва только Костромской полк двинулся вперед, как командир 2-го батальона майор Соколов, шедший впереди, был ранен в левую руку выше локтя. Зажимая рану, он продолжал идти вперед, но вскоре получил две раны – одну в живот, другую в грудь.
– Сказать капитану Шайтарову, – крикнул Соколов, падая, – чтобы принял команду батальоном!
Не успел Шайтаров выбежать перед батальоном, как был ранен в пах навылет. Тогда подъехал к полку начальник штаба 3-го пехотного корпуса генерал-майор Веймарн, который и принял участие в атаке. Предводимый генералом Веймарном полк, несмотря на свою малочисленность, шел вперед смело. Французы подпустили его на довольно близкое расстояние и потом сразу пронизали градом пуль и картечи. Половины людей не стало, не стало и шедшего впереди полка генерала Веймарна – он был смертельно ранен пулей в лоб. Солдаты бросились в штыки, завязалась ужасная схватка, кончившаяся, однако же, отступлением полка. Генерал-адъютант Реад, видя вторичное отступление, приказал подкрепить Костромской полк остатками Галицкого полка, лишившегося уже полкового и трех батальонных командиров. Оставшийся в полку единственный штаб-офицер, майор Чертов, повел вторично в атаку остатки Галицкого полка, которые, присоединившись к Костромскому, потеснили было неприятеля, но потом были смяты и отброшены за Черную речку.
После троекратной неудачной попытки генерал-адъютант Реад двинул на штурм Федюхиных высот Вологодский полк. Вступивший в командование дивизией вместо раненого генерала Вранкена бывший командир этого полка генерал-майор Тулубьев хотел сам вести вологодцев в атаку, но едва появился перед полком, как был сброшен с лошади сильной контузией в грудь. Полк пошел с настоящим своим полковым командиром, полковником Вронским, выбил французов из предмостного укрепления, перешел через речку, переправился через водопроводный канал, но в это время понес такие потери, что только несколько храбрецов могли взобраться на высоты, где и были окружены почти со всех сторон неприятелем. Только храбрость командира 4-го батальона майора Медникова да действия облегченной 5-й батареей капитана Бородина спасли остатки полка от совершенного уничтожения и помогли вологодцам отступить.
«Когда было передано приказание нашему полку идти на штурм, – рассказывал майор Медников, – то я был уже пешком, в одной руке был у меня кистень, а в другой кинжал: это повернее форменной сабли. Как мы пошли, то, чтобы попасть к мосту, батальон принял вправо и немного опередил третий батальон; тут я крикнул «Ура!», и мы заняли ров мостового укрепления. Надобно было немного отдохнуть; стрелять нельзя было ни нам, ни французам: те кидают в нас каменьями, мы в них тоже; отдохнув минуту-другую, я говорю: что за перекидка камнями – подсаживай друг друга прикладами. Как подсадили человек десяток, я велел подсадить и себя. Потом живо мы взобрались все, но французы не дожидались долго – живо подрали в горы, а мы за ними. Как взобрались до половины, то я опять приостановил своих, чтобы перевести дух – крепко были уставши. Посмотрел, а кучка-то у меня небольшая, человек 150, много что 300, а тут четыре колонны выдвинулись и хотят нас отхватить, нет, думаю, дудки, взглянул назад – наши не подходят, вот я и начал отступать, отстреливаясь, да вот и все тут».
