Жан-Поль Ру - Тамерлан
Экономическая политика, проводившаяся Тимуром, оказалась плодотворной, но менее, чем ожидалось. Возродить прежние связи Европе хотелось очень, так как в тот период иранский шелк ценился выше китайского, — надо заметить, обоснованно. Увы, торговый обмен все же оставался на уровне ниже былого, поскольку Тамерлан никак не мог найти времени для того, чтобы создать для западноевропейских купцов абсолютно надежные условия, хотя в своих посланиях, кроме всего прочего, и тщился побудить их к более активному участию в торговле на трансоксианском рынке. Если, как позволяет думать одно вовсе не смехотворное предположение, он стер с лица земли города Золотой Орды и довел до убожества итальянские торговые колонии в Крыму, чтобы уничтожить торговые сношения через Северное Прикаспье и обеспечить практически полную монополию для торговли, ведшейся через южное побережье озера-моря, тогда его затея была с самого начала обречена на провал. Действительно, Крым все так же экспортировал не только местные товары: шерсть, пеньку, кожи, лен, рабов, высокоценную каспийскую икру (случаи ее продажи датируются 1392 и 1399 годами), причерноморскую пшеницу, а также хлеб, выращивавшийся в волжском Булгаре, в этой житнице Золотой Орды, и те пряности и шелка, что не проходили через руки Мамлюков. [238]
На уровне более скромном товарообмен внутри экономической зоны, простиравшейся от Индии до Сирии, развивался зримо и динамично, что не могло не стимулировать тимуридского Возрождения. В этом пункте своей программы Великий эмир достиг существенных результатов. Купцы, естественно, к нему тянулись, даже невзирая на то, что его стражам порядка и случалось припечь огнем их натруженные ступни.
Армия
Ядро Тамерлановой армии состояло из ратников караунасского войска эмира Хусейна. «Караунасами», или «беспородными», называли этническую прослойку населения, образовавшуюся во второй половине XIII столетия как плод любви монголов и индийцев (обоих полов), выведенных из Индии во время многочисленных грабительских набегов, и являющуюся самой динамичной из всех западных тюрко-монгольских родоплеменных туманностей до создания Тамерланова государства. Однако очень быстро это определение распространилось на все проживавшие в амударьинском поречье монголо-тюркские племена, а в дальнейшем, с середины XIV века, — на большую часть Джагатаидов-кочевников, включая барласов, конечно, из-за их нечистокровности и приобщенности к иранской культуре. Это указывает на то, что между всеми трансоксианскими кланами существовало подлинное культурное единство, что они имели общие идеалы и что их объединял один и тот же modus vivendi. Так же, как и Хусейна, они нашли Тимура схожим с ними, тем более что он действительно был одним из них. Однако, следуя примеру Чингисхана, Великий эмир поспешил расчленить родоплеменные сообщества и упразднить наследственные владения, уже начавшие терять свои позиции под натиском новой общественной прослойки и все более утверждавшегося нового образа жизни, прочно связанного с городом и иранской знатью. [239]
Зачисление в тот или иной полк не зависело от принадлежности к тому или иному роду или округу. Наоборот — офицеров и солдат предпочитали записывать в части, сформированные из людей различного происхождения, что придавало войску особую однородность, не имеющую связи с родоплеменной структурой. Возросшие потребности, связанные с ведением войн, человеческие потери, сократившаяся рождаемость вследствие мобилизации молодежи, — все это заставило Тимура прибегнуть к широкомасштабным рекрутским наборам в тюркоязычных племенах Хорасана, а затем среди иранцев, прежде всего из того же Хорасана, где воинские традиции оставались прочными. Эта провинция во времена аббасидского владычества, когда мусульмане воевать не желали и предпочитали платить наемникам (Мамлюкам), неизменно поставляла сильных и умелых ратников. Маньелли говорит, что, когда Тимур пришел в Дамаск, «ко-расени (хорасанцы) были многочисленнее чиакатазиев (джагатайцев)». Очень похоже, что в армии они занимали действительно привилегированное положение, что не мешало Тимуру расхваливать тюрок за их, по его мнению, лучшие воинские качества; они же пользовались его сугубым доверием. В Тамерлановом войске можно было увидеть и христиан, в частности грузин.
Армия была поделена на части по десять и сто воинов и на соединения по тысяче и десять тысяч (тюмен. — Авт.) ратников, как это было принято в Иране в период правления Ахеменидов, затем перенесено в Центральную Азию и сохранено в двух регионах.[35] Каждая такая войсковая единица должна была постоянно поддерживать свои силы на установленном уровне, восполняя потери. [240]
Денежное довольствие было приличным, выдавалось неукоснительно раз в год или раз в полгода, иногда — авансом, но лишь в тех случаях, когда намечался долгий и опасный поход. К этому следует прибавить добычу, которая могла оказаться огромной и обогатить воина раз и навсегда. Разброс величины должностных окладов был велик: рядовому платили в зависимости от имевшихся у него лошадей (от одной до четырех); десятник (он баши, командир десятка) получал в десять раз больше; сотник (юз баши) — в двадцать раз больше; начальник, имевший под своим командованием тысячу солдат (бин баши), — в пятьдесят раз больше. «Господа большой руки» получали суммы сказочные. Уволенные по увечности и воины, попросившие отставку, получали из казны пенсии. Офицеры имели право на личный шатер; солдаты, служившие в элитных частях, — одну палатку на пятерых; все прочие спали в шалашах, рассчитанных на восемнадцать человек.
Оборонительная экипировка включала в себя остроконечный шлем с наносником и назатыльником из стальной кольчуги, короткую кольчужную рубаху, иногда легкие латы, а также круглый щит, тоже легкий. Воинам хотелось иметь средства защиты не слишком тяжелые, и потому они искали для них соответствующие материалы; щит из плетеной лозы не имел надежности щита железного, но с ним было легче управляться, да и рука уставала меньше. Подвижность и быстрота главенствовали над всем.
Наступательное вооружение состояло из сети, аркана (веревочной петли, прикрепленной к длинному шесту), сабли, кинжала, палицы, а также из лука со стрелами и довольно тонкого копья. Для защиты лошадей применялись стеганые попоны. Одежды воинов были чисты и изысканы. Тимуру хотелось, чтобы его войско выглядело браво. Любитель эффектности, он верил, что элегантность придает ратникам и горделивости, и уверенности и что это способно деморализовать противника.
Тренировки были интенсивными; дисциплина поддерживалась строжайшая. Еще до боя каждый знал свое место и роль в предстоящем деле. Когда случалось непредвиденное, приказы военачальников исполнялись с безупречной быстротой. Сверх пехоты и конницы армия располагала «инженерным» корпусом и отрядом скалолазов (им же поручалось взбираться на стены). Она славилась быстротой передвижения, скорой разбивкой лагерей и снятия с них, возведением оборонительных сооружений (таких, как гуляй-города) и наступательных. Похоже, для постройки плотины, отгородившей Смирну от моря, Тимуровым воинам понадобилось всего четверо суток. То, как Великий эмир расположился в окружающих Самарканд степях, привело Клавихо в изумление: «Тамерланова орда быстро и четко установила более двадцати тысяч палаток, разместив их на манер городских домов, предусмотрев улицы, площади и базары». [241]
Несмотря на то, что семьям сопровождать воинов не позволялось (возможно, в некоторых случаях они это делали), за армией следовала целая толпа самого разного люда: менялы, ремесленники, торговцы и паломники. Надо было удовлетворять потребности солдат, покупать или обменивать то из добычи, что им мешало или их не интересовало. Перемещение и обеспечение значительной массы людей ставили серьезные проблемы, полностью решить которые удавалось не всегда. Порой лошади и вьючные животные оказывались менее выносливыми, чем люди. Предусмотрительности не хватало как ратникам, так и командирам; довольствие не расходовали, а транжирили; потому армии случалось ужасно голодать. Во время длительного перехода по кипчакским степям пища выдавалась редко, отчего моральный дух воинства упал так низко, что пришлось устроить большую охоту. В походе на Индию продуктов питания было недостаточно всегда, а в октябре закончилась крупа. Иногда приходилось есть собак. Оружие, вьючные животные и провизия отбирались в каждом населенном пункте. Страны, оказавшиеся театром военных действий, бывали практически обескровлены, ибо войско продовольствовалось тем, что находило на месте пребывания. Оно грабило селения, отнимало стада у кочевников. Когда оно ушло из Мазандерана, как записано в местных хрониках, не осталось «ни одного петуха, чтобы петь, ни одной курицы, чтобы нестись».
