Валерий Киселев - Взорванный плацдарм. Реквием Двести сорок пятому полку
Сначала приехал в полк на место постоянной дислокации, в Мулино. Был готов ко всему. С движением личного состава в это время был жуткий бардак. Огромное количество контрактников уезжают каждый день, им нужно отдавать документы, рассчитывать, они получают большие деньги, «боевые». Вся мафия, которая тогда была в области, вся крутилась вокруг полка. Первое, что я сделал, разведротой перекрыл доступ в штаб, ввел специальные пропуска, причем только для военнослужащих, чтобы больше никто не ходил. Только контрактники выходят за КПП – их обманывают и спаивают. Очень многие оказывались в ситуации, что даже не на что уехать домой, все забирали. Начал с этим делом бороться.
Потом приказ от полковника Юдина из Чечни: «Штатный начальник штаба мне нужен здесь!» Приехал. Один батальон полка был под Харсеноем, второй охранял базовый центр под Урус-Мартаном. Артиллерия стояла на месте, выполняла свои задачи. Боевая работа с утра до вечера, ни дня, ни ночи покоя. В месяц реально воюем дней 20–22. Когда на боевые уходит ВМГ, мне шагу из палатки ступить невозможно, еду приносили сюда, хотя идти до столовой было всего десять метров.
Обстановка в Чечне продолжала оставаться сложной. Из Грозного банды выбили, но они спокойно легализовались, каждый день обстреливали наши подразделения. В горах они серьезно встали. Не было, как в Грозном, чтобы шли стенка на стенку, когда приходилось квартал за кварталом брать. Партизанская война изматывает. Наш полк занимался поимкой Бараева, это была одна из самых одиозных фигур, нелюдь абсолютная. Постоянно проводили операции по блокированию, прочесыванию. Мы блокируем, внутренние войска начинают зачищать. Зона ответственности – круг диаметром километров сорок. До Старых промыслов и до Харсеноя, куда артиллерия доставала, вся равнинная Чечня южней Грозного: Урус-Мартан, Гойты, Алханкала, Валерик, Гехи-Чу, Танги контролировались, и духи там, как у себя дома не ходили. Но нападения на наших были постоянно. Например, в Гойтах два офицера пришли в какую-то забегаловку посидеть. Посидели 10 минут, кто-то зашел и из пистолета их застрелил.
Каждое утро мы ставили подвижные посты, по 5–6 боевых машин высылали. Сопровождения колонн два раза в неделю, в Ханкалу надо везти топливо, продовольствие, дрова, а это боевая операция. Утром посылаю инженерную разведку – она до Алханюртовского поворота идет 18 километров пешком, с собакой, проверяет дорогу, к 10 часам докладывает, что участок дороги готов, можно ехать.
Каждый день такая рутинная работа, как заготовка дров. Лес рядом, но пилить хреново, да сначала от мин надо было этот лес очистить. То и дело сообщения: где-то кто-то куда-то пошел… Кто-то пописать пошел, и ему ноги оторвало, кто-то в кого-то выстрелил. «Вертушку» – туда пошли, авиацию – сюда наводи, артиллерию вызываешь то и дело. К вечеру высылаю засады на опасные участки. Наконец забиваю боевое донесение, отправляю его часов в 12 в штаб группировки. Все устаканилось, все проверил, все мне доложили…
Много было загораний палаток – от лени, от глупости. Сделал график проверки. Каждый час каждая палатка проверялась. Истопник должен быть обязательно в исподнем и сидеть возле печки, тогда он будет хорошо топить. Если он только накроется – заснет. Бывали артисты – кладут фонарик в печку, просыпаются – холодно, а в печке что-то вроде горит. А другой сидит, репу свою наклонил и спит себе спокойно. Чтобы такого не было, и проверяли каждый час. Дежурный капельницу берет, наливает туда солярку, и она потихоньку капает в печь, чтобы огонь поддерживать. Солярочка тянется, а по ней огонек, загорается капельница, от нее палатка, и все это накрывает личный состав, который спит. Жесточайшим образом с этим боролся. Понимаю, что нелестно меня за это называли в полку.
Текучка людей в полку в этот период была очень большая. У многих заканчивался контракт, уезжали. В те времена брали всех подряд, не проверяя, весь бомжатник, все пьяницы ехали сюда. Приезжает иной раз такое мурло, когда-то в армии служил, но давно. Особенно с артиллеристами я боролся, потому что пехота воюет каждый день, она не сидит на месте и от них меньше ЧП. Подразделение, которое сидит на месте, разлагается очень быстро, только и думают, что бы продать, чтобы на водку хватило. Одного мои разведчики поймали со снарядом, нес его в Танги менять на водку. Идет через минное поле менять его на бутылку водки, снаряд, который завтра же может быть использован против нас. Командир полка зачитал приказ: «Расстрелять!» – он весь описался. Но просто так попугали.
Командир полка Юдин пятый год командовал полком, до этого год служил начальником штаба мотострелковой бригады. Опыта у него было очень много. И здесь год полком командовал на войне. Полк был по сравнению с первой кампанией настолько управляемый – как игрушка, это просто не передать. Полк взял половину Грозного. Мужики были взрослые, приехали воевать! За Родину его агитировать? Ему не надо было сопли вытирать и объяснять ничего не надо, не 17 лет. В основном в полку были контрактники, очень хороший подбор был в разведроте, комендантском взводе, роте связи. В батальонах – похуже. Механики-водители были настолько черные, что просто не отмывались. Очень много было всяких пьяниц, но ничего, справлялись с дисциплиной. Таких быстренько отправляли домой, разрывали контракт. Военкоматы работали хорошо, быстро присылали замену. Штаты были заполнены почти всегда.
«В голову лезут мысли о фугасе…»
Сергей Штыхин, командир отделения 3-го автомобильного взвода РМО, младший сержант:
– В полк в Чечне я прибыл десятого сентября двухтысячного года. Перед командировкой в Чечню служил в армии, потом водителем по контракту в войсках МЧС – доставляли гуманитарную помощь в Махачкалу, Буйнакск, Кизляр, Моздок. Так что я немного уже был подготовлен к той обстановке, в которую попал позже.
В роту материального обеспечения водителем попал по распределению. Если честно, тогда мне очень не хотелось там служить. Считал, что они там ничего не делают и «боевых» не получают. Ведь большинство контрактников ехали туда, рискуя своей жизнью, за деньгами, чего греха таить. Только потом мы поняли, что служба в РМО ничем не отличается от других подразделений, а иной раз чаще рисковали своими жизнями, чем пехота, и физически, и психологически. Трудно быть за рулем, когда тебе в голову лезут мысли о фугасе. Где он, интересно, рванет, или пронесет…
Наша рота так же выходила на ВМГ, доставляла в полк боеприпасы, медикаменты, продукты.
На второй день моей службы нас послали на охрану дороги Урус-Мартан – Алхан-Юрт. Шла наша колонна на Ханкалу. В тот теплый день и был мой первый бой. Из «зеленки» по колонне открыли огонь, наш командир взвода, прапорщик Степаненко, не растерялся и отдавал четкие и правильные команды. Благодаря ему у нас в тот день не было потерь. Но сам он месяцем позже погиб…
Наша рота была очень дружная, друг другу всегда старались помочь в ремонте техники, подменить в наряде, если кто-то заболел. Мы за время службы на Кавказе сдружились с ребятами так, что при увольнении в запас плакали, расставаясь. До сих пор не могу найти своих друзей Парфенова Сашку и Масколенко Серегу. Интересно, как сложилась их судьба?..
«Пришлось наводить порядок…»
Валерий Кузнецов, начальник медицинской службы полка, майор медслужбы:
– В начале кампании я в аварию попал, разбился на машине. На Сунженском хребте машина наша, «ГАЗ-66», заглохла, меня взяли на буксир. Водитель был молодой, мы и начали кувыркаться. Спустилась за нами с горы БМП, растянули кабину, нас вытащили. У меня была закрытая ЧМТ, сознание потерял, а водиле только нерв защемило. Пролежал в госпитале 21 день.
В начале ноября 2000 года приехал в Урус-Мартан. Боевые действия фактически не велись, но действовали ВМГ – осматривали дороги каждый день, не стоят ли фугасы.
Стал вникать в дела. Командиром медроты в этот период был капитан Мамедов. Был врач Хижняк, плюс медсестры и фельдшеры в батальонах и артдивизионе и санинструкторы в ротах. Территорию медроты огородили колючей проволокой, чтобы к нам лишние никто не ходил. Сменщик мой практически не занимался профилактикой заболеваний. Известно, что чем больше люди стоят, тем больше расслабляются. Дошло до того, что из полка в день по 2–3 человека в Моздок отправляли с желтухой. Пришлось наводить порядок. Заставили колотить ящики под хлеб – в полку свой хлеб всегда был горячий, свежий. Ездили по подразделениям, следили, чтоб солдаты питались из чистой посуды, чтобы была вода, а это все проблемы. С гепатитом начали бороться. Из Ханкалы привез прививку от гепатита, всех привили. Сделали распределитель, вновь прибывающий личный состав из вертолета загоняем в помещение типа отстойника и там, на взлетном поле, колем прививку, и гепатит у нас стал на нуле. Следили за банно-прачечным хозяйством, чтоб вшей не было, чтоб все помылись. Контрактника можно только принудительно заставить помыться, не захотел – не помылся. Старались всех охватить помывкой и сменой белья. Банно-прачечный комбинат постоянно работал. Личный состав менялся часто, и всех медикам надо было осматривать.
