Сибирь и первые американцы - Сергей Александрович Васильев
Не считая перечисленных видов, а также фасоли и, вероятно, местного клубнеплода ачиры (она же съедобная канна), большинство древнейших культурных растений, обнаруженных в Центральных Андах (в основном на побережье, где сохранность органики несравненно лучше, чем в горных районах), происходит из тропических низменностей к востоку от Анд ― таковы арахис, батат, маниок, ямс и др. Их окультуривание должно было произойти прежде, чем арахис и маниок появились на побережье Перу. Здесь и в прилегающих горных районах к западу от континентального водораздела самые ранние находки культурных растений обычно относятся к V-III тыс. до н. э. В отношении растений, выявленных на еще более ранних памятниках (вплоть до X тыс. до н. э.), существуют проблемы либо с видовыми определениями, либо с датировкой образцов, но вероятность появления ряда культурных видов уже в раннем голоцене все же велика. Об обстоятельствах, приведших к первым опытам культивирования тропических видов к востоку от Анд, мы ничего не знаем, но никаких свидетельств существования сложных обществ в низменностях Боливии для времени ранее I тыс. н. э. нет. Первая кукуруза проникла в Восточную Бразилию еще в III тыс. до н. э., по-видимому, из Мексики через Венесуэлу, но ее значение в экономике долгое время оставалось ничтожным. Даже и после Колумба кукурузу в Бразилии нередко выращивали подвижные группы охотников-собирателей, которые вполне могли выжить, не занимаясь земледелием.
Ясно, что не только в Мексике, но и в Южной Америке выращивание растений долгое время не приводило к значительным изменениям в культуре и не влияло существенно на экономику. К востоку от Анд вызванные распространением земледелия перемены в образе жизни людей начинают ощущаться в лучшем случае с I тыс. до н. э., а широкое распространение относительно развитых земледельческих обществ в Амазонии и на Бразильском нагорье происходит лишь в I тыс. н. э. и позже. На западе континента, в Центральных Андах, присваивающие отрасли хозяйства могли сохранять ведущее значение как минимум вплоть до III, если не II тыс. до н. э. Достойно внимания, что как керамика вообще, так и некоторые ее формы, ставшие затем типичными для перуанских сосудов ритуального назначения, впервые появились либо у жителей влажного тропического побережья Эквадора, либо на востоке Перу, в Амазонии, тогда как индейцы Центральных Анд эти формы от них заимствовали. Видимо, в III, II и даже I тыс. до н. э. обитатели тропических лесов и жители Анд еще общались на равных. Напротив, инки смотрели на своих восточных соседей как на презренных дикарей ― «чунчо».
Но если освоение земледелия происходило в Центральных Андах примерно теми же темпами и в то же время, что и в Мексике, то развитие культуры в целом шло здесь по другому пути. Волнующая история малознакомой российским читателям, но популярнейшей в тропиках тыквы-горлянки, о которой шла речь в начале главы, имеет в Перу не менее захватывающее продолжение.
В начале XVI в., когда европейцы приплыли в Новый Свет, цивилизации Мексики и Перу, при всем своеобразии каждой из них, находились на примерно одинаковом уровне развития. Мы имеем в виду главным образом совершенство технологии и сложность социальной организации ― другие аспекты культуры сравнивать трудно. То же характерно и для более ранних эпох, вплоть до конца II тыс. до н. э. Правда, сейчас развалины городов майя или Теотиуакан выглядят намного более внушительно, чем древние памятники Перу, но причина этого в разной сохранности монументальных построек. В Мексике строили в основном из камня, покрывая поверхности штукатуркой, приготовленной на основе извести, а в Перу в эпоху до инков здания возводили либо из кирпича-сырца, либо из дикого камня и щебня, поверхности же обмазывали глиной, которая легко разрушалась под действием непогоды. Дожди и ветра давно превратили многие древние сооружения Центральных Анд в бесформенные холмы, а кладоискатели довершили их разрушение. Однако в эпоху своего функционирования пирамиды побережья Перу или монументальные постройки горной культуры уари (VI—IX вв. н. э.) были не менее великолепны и зрелищны, нежели мексиканские, отражая мощь и богатство древних вождеств и государств.
В Центральных Андах, в отличие от Мезоамерики, еще во II тыс. до н. э. зародилась металлургия золота и меди, а в первых веках нашей эры появилась настоящая бронза. В конце I тыс. н. э. на севере побережья Перу открыли выплавку меди из сернистых руд, что позволило резко увеличить производство металла. В Мезоамерику золото, медь, а вскоре затем и бронза проникли лишь в конце I тыс. н. э., и даже в эпоху конкисты металлы использовали здесь не столь широко, как в Перу. Однако различия эти не слишком существенны. Повсюду в древней Америке металлы мало использовали в хозяйстве, поэтому на развитии экономики и на повседневной жизни людей их наличие мало сказывалось. То же касается и отсутствовавшей в Андах, но известной в Мезоамерике письменности: в Перу в делах управления государством ее с успехом заменяло «узелковое письмо» кипу.
Пожалуй, наиболее интригующий пример параллельного развития центральноандской и мезоамериканской цивилизаций ― синхронная смена высоких культур первого поколения культурами второго поколения. Это произошло в VII—X вв. н. э., когда большинство первичных государственных образований древней Америки рухнуло и после периода смут и потрясений на смену им пришли новые общества. В обоих случаях важную роль явно сыграли экологические проблемы (засухи, истощение почв и пр.), но свое влияние эти проблемы оказали не прямо, а через смену идеологий. Как в Мексике ― Гватемале, так и в Боливии ― Перу, по-видимому, потерпели крах традиционные формы сакрализации власти, связанные с культом предков. Новые же культы оказались более пригодны для распространения в разноязычной и разнокультурной среде. Никаких конкретных оснований предполагать взаимосвязь событий в Мексике и Перу нет, но совпадение их во времени все же заставляет задуматься, тем более что связи по морю между Перу и Эквадором, с одной стороны,
