Римская империя. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов
Эти игры зрители Кампаньи любят больше всего на свете. Сейчас помпеянцы расплачиваются за свое увлечение, большой амфитеатр их пустует, арена зарастает сорною травою. В консульство Випсания и Фонтея в амфитеатре во время игр, устроенных Ливинием Регулом, произошло страшное кровопролитие. Началось дело со ссоры между помпеянцами и жителями Нуцеры, пришедшими на игры; ссора перешла в драку; помпеянцы одержали верх над гостями, многих избили, изранили, нескольких убили даже. И все из-за любимого гладиатора, потерпевшего в этот день поражение. Разобрать это дело Нерон предоставил сенату, и сенат на десять лет запретил игры. Помпеянцы скучают без излюбленного зрелища. Никакие театры не заменят его. Кто может, ездит на игры в Путеолы. И все с нетерпением ждут, когда кончится срок наказания.
До выборов еще далеко, но уж выступают от времени до времени ораторы. Когда Марцелл проходил около стены храма Юпитера под аркой, увенчанной статуей Нерона, какой-то оратор кончил говорить и толпа слушателей расходилась во все стороны. Марцелл отправил обоих клиентов искать Цецилия Юкунда, а сам остановился около конной статуи Марка Голкония Руфа, великого благодетеля города, восстановившего на свой счет здание большого театра. Задумавшись, смотрел Марцелл на другие статуи. Потомство не забудет всех этих людей, которые так украсили родной город великолепными постройками. Размышления его прервал приход Юкунда.
IX
– Приношу тебе радостную весть, благородный Марцелл, – сказал Юкунд, – моя доверительница соглашается на твои условия, и мы можем считать дело оконченным.
Марцелл засмеялся:
– Мой клиент напомнил мне сейчас, что гора когда-то горела. Если загорится опять, мой виноградник сгорит раньше других; не причина ли это понизить цену?
– С этой стороны мы можем, кажется, быть спокойны, – ответил Юкунд и, сейчас же переходя к делу, прибавил: – Я прочту тебе заготовленный договор. Он не длинен. – Он вынул таблицы и прочел: – В нонны декабря, консульства Клавдия Тиберия Нерона Августа и Корнелия Косса, я, Л. Цецилий Юкунд, получил от Цецилия Марцелла 100 000 сестерциев для внесения этой суммы за виноградник Юлии Феликс… – Дальше шли подробности. – Если хочешь, мы завтра позовем свидетелей и закончим дело.
Цецилий Юкунд торопился; у него было еще дело к Авлу Веттию Конвиве, в дом которого он и поспешил теперь. Дом братьев Веттиев невелик. За тесным атриумом почти непосредственно следует перистиль. И он кажется тесным – теснее, чем в действительности, так густо засажен кустами и цветами, заставлен маленькими столиками, колонками, статуэтками из белого мрамора. Со всех сторон бьют небольшие, точно игрушечные фонтаны. Дом украшен прекрасною живописью. Длинными полосами обвивает она стены комнат, развертывается вокруг перистиля. На черном или красном фоне играют веселые амуры. Одни запрягли стройных ланей в легкие колесницы и скачут, как на состязании в цирке; другие сплетают гирлянды из роз или выдавливают сок винограда. Третьи выделывают сукна, мелют зерно, пекут хлеб – играя, делают самые тяжелые работы. Везде видна рука истинного художника, нигде нет ни одной грубой черты: все легко до воздушности, полно жизни и радости. Точно смеется художник над действительностью, тяжелый труд превращая в забаву.
Когда Авл Веттий Конвива вышел к Юкунду, тот немедленно приступил к цели своего посещения. Дело касалось выгонов, принадлежавших Веттиям. Юкунд не прочь был купить их, чтобы расширить свои владения. Сдача в аренду приносила ему большую выгоду. Конвива отговорился тем, что должен обсудить этот вопрос вместе со своим братом Реститутом, которого не было дома; но по лицу его опытный Юкунд видел, что предстоит отказ. Он только пожалел о потерянном времени и отказался ждать Реститута. Веттий все же успел рассказать ему, что собирается заказать для перистиля новую живопись, что ему и брату надоели амуры, да и у всех соседей декорации совсем другие. Юкунд слушал равнодушно и думал о том, как бы скорее уйти: ему некогда было думать об искусстве.
X
По шумной улице, отлого идущей под гору, Марцелл направился к термам. Эта улица кажется сплошь состоящей из одних лавок. Грек, продавец благовоний, зазывает прохожих к себе, предлагая только убедиться, какое чудесное нардовое масло он получил с Востока. Дальше выставлена на прилавке серебряная посуда с художественным рисунком. В глубине лавки скульптора привлекают взгляд статуи, за которые хозяин ручается, что делал их Мирон или Поликлет[46], но больше всего лавок, торгующих съестным. И чего только не найдешь в них? Румяные сицилийские яблоки, все сорта орехов, ароматный гиметский мед, разнообразные вина, великолепные соусы из рыбы, которыми славится в Помпеях Умбриций Скар, известное своею чистотою оливковое масло и великое множество овощей.
Улица в Помпеях
Марцелл на каждом шагу встречал знакомых и весело звал их к себе смотреть новую статую. Он был очень доволен покупкою виноградника; он может теперь расширить виноделие, и в прежние годы дававшее ему хороший доход. И скоро, может быть, исполнится его давнишняя честолюбивая мечта: он восстановит старый храм Минервы, который древнее всех помпеянских храмов. Марцеллу захотелось сейчас же пойти посмотреть на ветхое здание. Было почти досадно, что условился с друзьями встретиться в термах, чтобы сообща прочесть последнюю вещь молодого талантливого поэта Марциала, только что появившуюся в Риме. Марцелл утешил себя тем, что решил после чтения пройти к храму: он был уверен, что успеет это сделать до заката солнца, хоть и короток зимний день.
XI
В ясную погоду помпеянцы любят под вечер приходить к старому храму Минервы. С площадки перед храмом открывается вид на море до Мизенума; на горизонте виднеются голубые очертания островов Энарии и Капри. Десятки лодок скользят по заливу. Проходят стройные триремы. Нередко большие суда входят в устье Сарно, привозя в Помпеи товары с Востока и Запада. На севере белеют постройки Неаполиса, на юге – роскошные виллы Стабии. После дневных трудов приятно отдохнуть здесь в ожидании захода солнца. Это место – акрополь древнего города осков, усвоивших греческую культуру.
Шесть веков стоит старый храм Минервы. Стоит, как воспоминание о далеком прошлом среди новых построек другого вида. Он кажется слишком простым, строгим и тяжелым; тяжелыми, приземистыми кажутся колонны, окружающие храм со всех сторон, – как в Греции. Изменившийся вкус ищет более тонких колонн, украшенных затейливыми коринфскими капителями. И сама простая дорическая колонна теперь изменилась, сделалась тонкой и слабой. Со всех сторон старый храм обступили новые здания. Рядом с ним на склоне холма выстроен большой театр, и крытая колоннада, в которой прогуливаются зрители во время антрактов, с трех сторон окружила древнее святилище. Когда солнце садится, сюда
