Магия отчаяния. Моральная экономика колдовства в России XVII века - Валери Кивельсон
Преобладание мужчин среди одержимых, которое мы встречаем на иконах, в житиях святых и волшебных сказках, может быть следствием прочного присутствия христианских мотивов в литературной и культурной продукции церкви. Согласно Евангелию от Марка (5: 1-20), Иисус, первый христианский экзорцист, чудесным образом исцелил бесноватого мужчину: «…одержимый нечистым духом, он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни». Велев нечистому духу выйти из этого человека, Иисус спросил его имя, на что последовал памятный ответ: «Легион имя мне, потому что нас много». Крайне примечателен и конец эпизода: дух, не желая быть изгнанным из той страны, вселился в большое стадо свиней. «И просили Его все бесы, говоря: пошли нас в свиней, чтобы нам войти в них. Иисус тотчас позволил им. И нечистые духи, выйдя, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море». Слухи о чуде быстро распространились – «Пасущие же свиней побежали и рассказали в городе и в деревнях», – и этот библейский рассказ стал образцом для христианских экзорцистских обрядов на много веков вперед.
По всей видимости, в России произошел возврат к библейскому архетипу самоисполняющегося пророчества: жизнь подражала искусству. Мужчины, ищущие исцеления, вероятно, с большей уверенностью обращались напрямую к святым, путешествовали к храмам, где хранились чудотворные мощи, бросали свои труды, искали помощи у высокопоставленных друзей. Женщины не могли также свободно передвигаться и оставлять свои домашние обязанности: препятствия для поиска исцеления в монастыре или у раки святого вырисовывались со всей очевидностью. Превосходный тому пример – Иулиания Осорина, благочестивая, почти святая женщина, ждавшая всю жизнь, чтобы целиком посвятить себя церкви. Прислуживая родственникам мужа, вынашивая и рожая детей, она несла бремя семейных хлопот, пока под конец своих дней не освободилась от них[371]. Изольда Тире продемонстрировала, насколько по-разному мужчины и женщины взаимодействовали со священным: последние имели ограниченный доступ в монастыри, особенно к мощам святых, тогда как паломничество мужчин в целом поощрялось. Женщине, желавшей освободиться от домашних обязанностей, и без того было нелегко совершить путешествие в поисках исцеления – но, прибыв на место, она могла обнаружить, что ей еще и не позволяют прикоснуться к мощам [Thyret 1997]. С учетом всего этого, мужчины, видимо, массово стекались к останкам святых за чудесным излечением, а женщины по необходимости оставались дома. Конечно, вмешательство святого вполне могло произойти и без физического контакта – в видении или во сне. По мнению Тире, такое визионерское общение чаще приписывалось женщинам. Преобладание их среди одержимых, которые упоминаются в судебных делах, является доводом в пользу предположения, что мужчины чаще просили помощи у святых или что авторы житий чаще говорили о чудесных исцелениях мужчин. Женщины же применяли другие средства. Мужья и отцы недужных женщин, проживавших под одной крышей с ними, обращались к колдунам, к священникам – ив суды. В источниках содержится мало информации, позволяющей точно установить, насколько часты были случаи кликушества и каким был гендерный состав пострадавших.
Рис. 5.5. Деталь, клеймо. Сцена из жития святого Сергия Радонежского, «Исцеление бесноватого», первая треть XVII века. Из коллекции Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева, Москва. В русской образной системе одержимые обычно не катаются в корчах по земле: об их расстройстве свидетельствует полунагота. Порой встревоженные родственники удерживают их, пока святой творит обряд исцеления. Чудесное изгнание бесов почти всегда применяется к мужчинам.
Рис. 5.6. Святой Николай Чудотворец исцеляет бесноватого. На этом изображении (конец XVI века) бес выходит через рот пострадавшего, который и здесь изображен полуобнаженным и без обуви. «Исцеление бесноватого», клеймо иконы «Святитель Николай Гостунский». Иконы Мурома / Сухова О. А. и др. М.: Северный паломник, 2004. Илл. 16.9, с. 126. Воспроизводится с разрешения Муромского историко-художественного музея.
Интерпретация этого явления также сопряжена с трудностями. Существует обширная литература, посвященная одержимости духами в различных странах и в различные исторические периоды. Авторы этих трудов предложили несколько перспективных идей, одна из которых заключается в том, что одержимость – это способ коммуникации в особом регистре. Во многих исследованиях из числа наиболее интересных подчеркивается, что измененное состояние сознания, наступающее после вселения духа, освобождает жертву от ограничений, обычно накладываемых обществом на поведение и выражение чувств и мыслей. И не случайно в самых различных культурах подобным припадкам больше всего бывают подвержены те, кто стеснен в наибольшей мере – представители социальных низов. Именно их прежде всего душат общественные условности, и снятие этого груза дает наибольшую относительную свободу. В континентальной Европе и англо-американском мире одержимые девушки говорили свободно и непочтительно – глубоким, хриплым голосом, принадлежавшим вселившемуся в тело демону. Высказывания их были в сильнейшей степени проникнуты гневом, духом мятежа и неуважения; кликуши пускались в критику, запрещенную для них в нормальном состоянии[372].
В пуританской Англии, в Новой Англии, во французских, итальянских, испанских монастырях, во всей Европе молодые женщины (в первую очередь они – хотя не только они), страдавшие одержимостью, пользовались привилегиями и исключениями, связанными с их магически измененным статусом, чтобы освободиться от давящих условностей морального, социального, религиозного свойства и оспорить, осмеять, осудить налагаемые на них ограничения [Certeau 2000; Ferber 2004; Hall 1991; Hallett 2007; Niau 1887; Watt 2009]. Одержимость волшебным образом развязывала их языки и освобождала тела, предоставляя им новые средства мышления и выражения – красочные, динамичные, экспрессивные. Высказывания таких женщин, исходившие из области, где царила защищенная сатанинскими силами свобода слова, были противоречивыми, но в целом достаточно внятными. Женщины бросали вызов правилам общества, стремившегося заткнуть им рот, принизить их роль, обременить их работой и всячески контролировать. К сожалению, сама по себе одержимость не являлась способом освобождения. Во время припадков женщины часто высказывались дерзко, но не менее часто впадали в кататонию и немели со свернутым в трубку языком или странно вздувшимся горлом. Кроме того, за вызывающие речи приходилось платить высокую цену – власти жесточайшим образом истязали одержимых, терзая их души и тела. Специально обученные экзорцисты объединяли силы со
