Александр Помогайбо - Тайны великих открытий
Анализ операций выявляет низкую эффективность и школьного урока. Мы все помним, что урок начинается с того, что кого-либо ученика вызывают для ответа у доски. Это означает; что весь остальной класс погружается в полудрему — не слушать же плохой пересказ того, что хорошо описано в учебнике. Таким образом, из 11 лет учебы половина просто выбрасываются на ветер. Почти десятая часть единственной и неповторимой жизни.
В США же для опроса применяются тесты. Ученик пишет номера правильных ответов, к примеру, 324315; на проверку правильности такого ответа требуются секунды. Всего класса — две минуты. В десять раз быстрее, чем опросить одного-двух учеников в российской школе. Однако с разгромом в 1930-е так называемой "педологии", которая использовала тесты, официальные педагогические органы систему тестов предпочитали не вспоминать.
Тестовая система американской школы (в том числе и высшей) позволяет объективно оценивать знания, исключая непрофессионализм экзаменатора или какие-либо личные пристрастия.
В США, правда, существовали и существуют свои пламенные борцы с тестами — и они выдвигают здравые, на первый взгляд, доводы. К примеру, как может ученик не ответить на вопрос: "В каком году Линкольн стал президентом?", если предлагается три ответа: 1860 год, 1914 год и 1945 год?
Да, действительно, на подобные вопросы легко ответит даже человек, не знающий истории США. Но на то и существует искусство составлять тесты. К примеру, попытайтесь ответить на два вопроса: "Когда началась Гражданская война в США?" и "Когда началась Война за независимость?". В первом случае вы можете выбрать из ряда: 1860, 1861, 1863, 1864, 1865, во втором — 1772, 1773, 1774, 1775, 1776. Без точных знаний ответить совсем непросто, вероятность же случайного правильного ответа на оба вопроса равна всего четырем процентам, то есть ничтожна мала. Двадцатъ-тридцать таких вопросов, по всей истории США, позволяют быстро и вполне объективно оценить истинный уровень знаний.
Тесты в США применяются не только на экзаменах, но и непосредственно в процессе урока, чтобы проверить усвоение. Тесты бывают двух видов — multiple choice, с несколькими вариантами ответа (обычно с четырьмя), и TRUE/FALSE — с двумя ответами, построенными по принципу "правда или ложь" (вопрос при этом обычно легкий, но суть его — не поймать на плохой памяти, а заставить подумать). Оценки на экзаменах проставляются либо по четырехбалльной системе (вернее, по "четырехбуквенной" — A,B,C,D), либо в виде процентов.
В российской же школе ученик всецело зависит от учителя; от прихоти, настроения или уровня подготовки экзаменатора вуза может зависеть вся жизнь абитуриента или студента. Помимо вопросов билета российский экзаменатор имеет право на "дополнительный вопрос" — временами нелепый и провокационный. Если абитуриент ответил на вопрос, можно задать еще, а потом еще, до тех пор, пока абитуриент не запнется.
При приеме в американские высшие учебные заведения абитуриенты сдают экзамены также с помощью тестов. Это уравнивает шансы.
Сдаются тесты на специальных приемных пунктах. Делается это для того, чтобы все талантливые молодые люди были востребованы своей страной. Если абитуриенту не хватает баллов для поступления в престижный университет, ему могут предложить менее престижный.
В России же престижный институт может позволить себе роскошь при конкурсе 5 человек на место оставить одного, а остальных четверых — талантливых (иначе бы они не решились пойти в престижный институт) — отправить в армию, чтобы через три года они уже позабыли школьный курс и потеряли способность конкурировать с новым поколением.
Но это полбеды. Малопрестижные институты имеют небольшой конкурс; зная это, туда идут люди со средними способностями — и проходят; поскольку конкуренции им почти нет.
В результате значительная часть лучшей молодежи остается за бортом, а дипломы — а значит, и право на высокие посты — получают посредственности, не имеющие ни культуры, ни способностей к творческому труду. Что мы и имеем в России — и чего нет в США.
Об этой особенности американской высшей школы я знал еще 20 лет назад и написал про нее в факультетской стенгазете. 20 лет пролетели как один день. За это время на такую экзаменационную систему при помощи тестов и на централизованную обработку тестов перешла вся Европа. Кроме России.
Каждый год в экономику страны вбрасываются сотни тысяч посредственностей и полузнаек. Такого не выдержит ни одна страна мира.
Что удивительно — каждый год экзамены проводятся дважды, выпускные в школе и приемные в институте. Причем принимают их одни и те же учителя! В Америке этого нет.
Впрочем, сравнивая американскую и российскую системы, видишь столько абсурда, что орган удивления от частого использования начинает понемногу атрофироваться и усыхать. Спасает только то, что я весь давно уже превратился в один сплошной орган удивления.
Система тестов имеет еще и другое преимущества. Благодаря общему тесту по курсу можно выявить ВСЕ непроработанные места и, обратив на них внимание ученика, добиться полного усвоения предмета. А это часто важно — не усвоив в седьмом классе разницу между щелочами и кислотами, он уже не может нормально осваивать новые знания и о щелочах, и о кислотах. Фундамент слишком нестоек, чтобы на нем что-то строить.
Второе преимущество — готовясь к тесту, приходится постигать суть урока. Готовясь к ответу у доски, необходимо зазубривать долгий вывод — при этом конечные результаты могут в голову просто не втиснуться.
И, наконец, соображения элементарной человечности. Ученик — это не партизан и не преступник, чтобы ставить его перед всем классом. А учитель (в наши дни святой человек, работающий исключительно из энтузиазма) — не следователь и не погоняла. Опросом должен заниматься тест. Он же — погоняла, поскольку ученик должен знать, что пока он не ответит правильно на определенные вопросы, хорошую (или проходную) оценку он не получит. И лотерея с экзаменационными билетами его не спасет.
Уолт Дисней не был бы американцем, если бы не изучил, какие операции на его киностудии лишние. Одним из результатов этого изучения стало то, что Микки Маус… лишился одного пальца. Отныне неунывающий киногерой стал щеголять в белых перчатках с четырьмя пальцами. Экономисты подсчитали, что только эта деталь позволила компании "Дисней" сэкономить сотни тысяч.
Что нужно для победы марафонцу? Тренироваться, тренироваться и тренироваться. Но только ли? А не будет ли здесь полезен анализ операций? Конструктор авиадвигателей Александр Микулин заметил, что, когда человек бежит, его тело описывает при каждом шаге дугу. Для обычного человека это неважно, марафонец же должен помнить, что, чтобы тело описало дугу, оно должно совершить работу против сил тяжести. Небольшую — но на дистанции 42 километра приходится взбираться на гору в пару километров высотой. Отсюда вывод — надо бежать так, чтобы уровень головы при беге был постоянным.
Поскольку читатель уже ознакомился с принципом рационализации трудовых операций, он, без сомнения, легко решит задачу, которую не могут правильно решить многие ученые мужи. Задача такая:
Висят две веревки; взявшись за одну, человек не может дотянуться до другой. Как ему взять в руки концы обеих веревок?
Эту задачу можно найти во многих учебниках по техническому и изобретательскому творчеству. Встречается она и в учебниках психологии.
Решение задачи следующее:
Нужно привязать к одной веревке груз и толкнуть груз, чтобы он раскачивался. После этого следует взяться за вторую веревку — и первая сама придет в руки.
Такое решение приводится как пример нестандартного мышления.
Однако давайте посмотрим на операции, которые при этом решении используются.
1. Привязывается груз.
2. Толкается груз.
3. Берется в руку конец веревки.
4. Берется вторая веревка, которую "приводит" груз.
5. Груз отвязывается.
6. Груз кладется на землю.
Странно, как множеству солидных людей не приходило в голову простейшее решение — раз можно брать посторонние предметы, гораздо проще взять палку и притянуть вторую веревку! Так, к слову, делают обезьяны, когда им нужно что-то достать. Число операций уменьшается вдвое. И не нужно никаких "нестандартных" приемов. Стандартных вполне достаточно, если посчитать число операций, — чтобы понять, что рациональней.
Пример на анализ операций из Первой мировой войны. Командир русской подводной лодки М.А. Китицин получил приказ войти в бухту порта Варна и разведать цели для последующей бомбардировки с аэропланов.
Изучив карту, М.А. Китицин увидел, что подходы к Варне заштрихованы, что обозначало минные поля. Как выполнить приказ? И Китицин прибег к анализу.
"Как часто бывает в жизни, кажущаяся неразрешимой проблема вдруг упрощается, если разбить ее на составные части и подойти к решению каждой из них в отдельности.
