Иван Ле - Хмельницкий (Книга первая)
- Как встретили пана посланца? - спросил Януш Острожский.
- Пожаловаться не могу: как полагается, даже по-рыцарски...
- Хлопы - рыцари, хе-хе-хе! И пан, угождая им, заговорил с ними на хлопском языке... - снова прервал Заславский, надеясь, что его поддержат другие.
Вмешался гетман:
- Прошу, панове, спокойно выслушать. А хлопским языком... к сожалению, мы безрассудно пренебрегаем...
- У того х-хлопства, прошу, есть свои достойные старшины! Какой-то атаман, кажется Яцком его называют, при встрече со мной сошел с коня, по плебейскому обычаю снял шапку и, кланяясь, помахал ею перед собою. Казакам своим дал наказ п-позаботиться о свободном проезде через толпу и с обнаженной головой вел коня моего под уздцы до самого их штаба, расположившегося в монастыре. Быть недовольным такой рыцарской встречей, а тем более пренебрегать ею, как хотел бы уважаемый пан староста, у меня нет оснований, проше панов. На проявление такого уважения ко мне и обращение казаков на польском языке - по рыцарскому обычаю я должен был ответить таким же уважением, разговаривая с ними на хлопском языке... У ворот штаба меня встретили еще несколько атаманов или полковников и пригласили в покои, где также вежливо, с поклоном приветствовали меня на польском языке и пожелали здоровья. Послание егомости вельможного пана гетмана из рук в руки передано их полковнику...
- Почему не гетману? Ведь он же в это время находился в Терехтемирове.
- И в этом есть определенный смысл, прошу, вашмость вельможный п-пан гетман. Я был только послом, без гетманского звания...
- Послом от гетмана, пан Стась... - спокойно напомнил Жолкевский.
- Да, прошу, от гетмана. У меня взял послание не поручик, говорю, не сотник какой-нибудь, а полковник, наверное, Дорошенко, правая рука Сагайдачного, и тут же передал его в руки усатого седеющего пана, по чину - казацкого гетмана. Их писарь, читая послание, сбился на латыни пана гетмана. Я предложил ему свои услуги - перевести латинский текст, - а кто-то из младших атаманов запротестовал: "Не вольно пану послу толковать грамоту пана гетмана, поскольку он является противной стороной..." Что я должен был делать, уважаемые паны? Пан младший атаман, кажется, Кривоносом его зовут, был вполне прав! А порядку в Круге казацком не грех позавидовать и любому нашему регименту. Казак Кривонос совсем молод, но достоин быть полковником.
- Слыхали о таком, это не казак, а разбойник из Поднестровья, объяснил Жолкевский, вздохнув.
- Наверно, так. У казацких старшин документов о их происхождении не имеется. Кривоноса послушали и не дали мне прочитать письма. Какого-то хорунжего послали к батюшке, очевидно, к самому настоятелю Терехтемировского собора, в надежде на то, что он знает латынь...
- Но ведь пан Сагайдачный... - напомнил Януш Острожский.
- Пан Сагайдачный, прошу извинить, не был в штабе. Он находился в Киеве в Печерской лавре, по случаю петрова дня.
- Тогда мне все понятно, прошу панство, оттого все дело и пошло насмарку, что не было полковника Сагайдачного, - промолвил гетман, внося ясность скорее для самого себя, чем для остальных.
- В это же самое время, - продолжал Конецпольский, - в штаб прибыл, как мне показалось, чигиринский подстароста со своим пригожим юношей-сыном.
- Мой подстароста в одном круге с казаками? - с возмущением воскликнул Ян. Данилович, задетый такой дерзостью со стороны Хмельницкого. - Поташные заводы без присмотра, хлопы не хотят "истреблять лес, превращать его в панский пепел", а урядники занимаются другими делами, казацкой ребелией.
- Однако прошу спокойствия, панове! Поташные заводы пана, н-наверное, р-работают, звенигородский лес так же горит в печах, как и горел, если еще не в б-больших размерах. По пути встречал мажары с поташом пана старосты, ехали на пристань к Днестру, несмотря на х-хлопские ребелии... Уважаемый пан староста не знает о том, что подстаросту прямо с Днепровской переправы пригласили или принудили прибыть с сыном на площадь перед штабом, не более того. Его же сына, этого пригожего юношу героя, победившего в поединке турецкого бея около Днестра, этого молодца, пан Кривонос, видно, по собственной инициативе пригласил помочь прочитать послание и написать реверсал, поскольку он является воспитанником львовской иезуитской коллегии.
- Очень способный, но и строптивый ученик! - будто про себя произнес Жолкевский.
- Да, привлекательный, сердечный юноша, похвально воспитанный и образованный, зачитал перед строем казаков послание его милости вельможного пана гетмана, так что каждое слово было понятно и ясно атаманам.
- Надо полагать, что эту ясность он вкладывал и в ответ, который писал.
- Он писал точно так, как ему говорили штабные паны, слово в слово записывал все, что выкрикивал то один, то другой из с-старшин, сидевших за длинным столом... Ну, а потом он читал им послание, кое-что, с позволения старшин, перевел на латинский язык, что было одобрено довольным смехом, и подал к подписи - сначала пану Жмайлу, затем старшинам.
- Что делал пан чигиринский подстароста на площади, пан поручик? нетерпеливо спросил Данилович.
Поручик смущенно передернул плечами и посмотрел на Жолкевского. Едва заметная улыбка играла на устах грозного гетмана. Конецпольский заметил улыбку и истолковал ее по-своему, сведя ответ к шутке:
- Не стоит обращать внимания на мелочи, прошу уважаемых вельможных панов. Н-наверное, беспокоился о ребелиях рабочих поташных заводов, по виду не подавал... Посоветовавшись с сыном, он поехал куда-то отдохнуть, ожидая его возвращения. Совсем иное можно поведать о донцах, которые присутствовали на казацком Круге.
- Что же? - поинтересовался гетман.
- В покоях их было двое. Привели какого-то турка или татарина пшебегца [перебежчика (польск.)], пожелавшего стать казаком. Он отказывался от басурманской веры и намеревался передать казацким старшинам очень важные сведения о новом походе крымчаков на Украину. Когда я вошел, они оба пересели на скамью рядом с перебежчиком и до конца этого утомительного аудиенц-визита добросовестно охраняли его, не отходя ни на шаг. Но о них будто и забыли. Полковники порой горячо спорили между собой из-за каждого слова реверсала. Изредка обращались к донцам за советом. А юноша Хмельницкий разговаривал с перебежчиком по-турецки - наверное, допрашивал его о намерениях хана. В комнате душно, пот катился по их лицам... И как п-посол вельможного пана гетмана должен сказать, что казацких старшин нельзя упрекнуть в недостаточной старательности при составлении ответа. А если разрешит мне его милость, вельможный пан гетман...
- Пан Стась является не только гонцом, но и послом, прошу, - сказал Жолкевский и подошел к высокому окну.
Широкий дубовый подоконник был весь изрезан трещинами. Будто впервые в жизни гетман на них обратил внимание... Оторвав взгляд от подоконника, он глянул в темную пустоту ночи за окном. Казалось, и она была расколота на части. Это Станислав Конецпольский своим искренним рассказом вносил тяжкое сомнение в душу гетмана. Неужели это и есть начало грядущего раскола такой, казалось бы, крепкой шляхетской Польши?.. Жолкевский повернулся, вслушиваясь в слова чуть заикающегося поручика.
- Должен добавить к сказанному, - продолжал Конецпольский, - что казацкие старшины при составлении ответа не проявляли неуважения к членам сеймовой комиссии, а тем паче к особе вашмости вельможного пана гетмана... Но в своей решимости они непоколебимы! Этот юноша Хмельницкий точно передал их мысли. Что же касается политических конклюзий, то в послании казаков сказана... святая правда о характере шляхты, прошу честное панство. Преклоняемся п-перед грубыми и разбойничьими требованиями басурман, не защищаем суверенные права Короны там!.. - Конецпольский размашистым жестом руки показал на юг. - К казакам относимся пренебрежительно - хлопов считаем не людьми, а своей собственностью, быдлом, которое должно работать на поташных заводах, на плодородных нивах. А следовало бы приласкать хлебопашца, приручить казачество, их старшин смелее допускать к нобилитации, чтобы устранить внутри страны распри, прийти к согласию...
- Напрасно! - перебил Конецпольского Станислав Жолкевский, будто вырвавшись из объятий тяжелого сна. - Напрасно пан поручик говорит о согласии с хлопами. Не согласия, а послушания я требую от них!.. О мире с ними прошу мне не говорить ни слова... Благодарение Езусу, к счастью Речи Посполитой, у нас еще нет правительства "оптиматов" [оптиматы аристократическая консервативная партия, возникшая в последние годы существования римской республики, падение которой было следствием борьбы оптиматов с другой партией - популярами].
13
Несмотря на сказанные решительные слова, Станислава Жолкевского обеспокоила самоуверенность казаков. Он неожиданно почувствовал и в своих убеждениях какую-то внутреннюю трещину. К собственному удивлению, он теперь начинал совсем по-иному оценивать некоторые явления. Вполне возможно, что намеки, брошенные шляхтичем Станиславом Конецпольским, попали на благоприятную почву, зародив сомнения в душе пожилого человека, всю жизнь воевавшего с казаками.
