Александр Снисаренко - Эвпатриды удачи. Трагедия античных морей.
Географические упражнения экс-триумвира не на шутку встревожили римлян: империя Цезаря разваливалась на глазах. Требовалось оперативное вмешательство.
Римляне давно забыли времена, когда они довольствовались тем, что доставляли к устью Тибра случайные купцы. Пресыщенная знать не желала слышать ни о каких блокадах и пиратах, она громко требовала экзотики. «Тот, кто слышал зов с Востока, вечно помнит этот зов»,- сказал однажды Киплинг. Эту фразу могли бы сочинить Катулл или Менандр. Восток, униженный, растоптанный, ограбленный Восток оставался для римлян землей обетованной. Непревзойденный финикийский пурпур: палачи и кардиналы двора Людовиков позеленели бы от зависти при виде драных хитонов, в коих щеголяли бродяги Тира и Сидона. Несравненные миро и алоэ: их употребляла еще много лет спустя византийская императрица Зоя, в свои семьдесят выглядевшая двадцатилетней. Сабейский ладан, смолы миробалан и бделий: их ароматный дым кружил головы не одному поколению поэтов и влюбленных. И лучшее в мире корабельное дерево - ливанский кедр и египетская акация: сделанные из них корабли бороздили воды всей Ойкумены. Азиатское и нубийское золото, вавилонские ткани, ливийская слоновая кость, кипрская медь, опахала из хвостов страусов и чаши из скорлупы их яиц, чудодейственные мази для ращения волос на голове и для уничтожения на теле, редкостные фрукты и волшебные сирийские вина (щедрый Бедер угощал ими Унуамона), киренский сильфий и жемчуг южных морей,- все это и еще многое другое шло с Востока. Морем. Реками. Караванами. И все это вместе можно было увидеть на рынках Александрии. Все это стало собственностью Антония и его сыновей. И хлеб, главное - хлеб: не случайно ведь Александрию называли «житницей Рима».
Египет - крепкое государство, но роскошь развращает. Свидетельство тому - судьба армии Ганнибала в Капуе. И когда сенат по настоянию Октавиана объявил войну Антонию, римский фараон, давно отвыкший от походной жизни и политических интриг, оказался бессилен, хотя шел в бой под традиционным лозунгом восстановления республики и демократии. Это должно было быть последнее сражение римлянина с римлянами, и Антоний решил выиграть его на море.
Далматская двухрядная либурна.
Гарпаг.
Флот Антония, насчитывавший не менее пятисот кораблей, армия численностью сто тысяч пехотинцев и двенадцать тысяч всадников двинулись к Италии. Когда корабли обогнули Пелопоннес, Антоний увидел, что у мыса Акция его поджидают флот Агриппы, состоявший из двухсот пятидесяти кораблей, а также восемьдесят тысяч пехотинцев и примерно двенадцать тысяч всадников. Корабли Агриппы были более подвижны и лучше укомплектованы. Уроженец Либурнийского побережья Адриатики (где теперь город Зара-Веккия), он заимствовал оттуда легкие и маневренные пиратские либурны и ввел их в состав римского флота, оборудовав к тому же изобретенными им гарпагами - особого рода металлическими или деревянными трехметровыми брусьями, метаемыми из катапульт на большие расстояния. Антонию же приходилось силой заполнять скамьи гребцов (на них попадали даже бродяги и погонщики ослов), но количественное соотношение несколько уравнивало шансы, хотя Антонию пришлось сжечь часть своих кораблей из-за нехватки людей. Впрочем, флот его был таков, что о нем вряд ли стоило сожалеть. Едкую характеристику кораблям Антония дал поэт Секст Проперции, назвав их «барис»: в его время эти плоскодонные суда, известные из Геродота, служили на Ниле не столько для транспортировки грузов, сколько для перевозки трупов вместе с похоронными процессиями к месту погребения. Вот этим-то плавучим катафалкам и предстояло сразиться с флотом нового типа.
Битва состоялась 2 сентября 31 года до н. э. и была проиграна Антонием почти сразу, несмотря на то, что ему сопутствовал несомненный успех. Историки до сих пор гадают, какая причина побудила Клеопатру в самый разгар боя, когда весы Фортуны начинали склоняться на сторону Антония, дать приказ своим шестидесяти кораблям немедленно возвращаться в Александрию. Увидев, что ее флагманский корабль «Антониада» в сопровождении других на всех парусах пытается прорвать двойной строй александрийского и римского флотов, сея беспорядок и смятение, Антоний пересел с флагманской декеры на более легкую пентеру и бросился вдогонку. Это вторая загадка, заданная историкам: зачем он это сделал? Плутарх без тени сомнения говорит, что влюбленный по уши Антоний «словно бы сросся с этой женщиной и должен следовать за нею везде и повсюду». Но скорее, он решил догнать ее, чтобы узнать, в чем дело, и вернуть эскадру, а когда догнал, было уже поздно: его войска, в полной уверенности, что полководец их покидает, опустили руки...
Никогда еще Октавиану не доводилось брать столько пленных и добычи. Он не стал преследовать беглецов, а занялся продажей трофеев. На вырученные деньги он построил на Акцийском мысу помпезный храм Феба-Аполлона и учредил игры в свою честь раз в четыре года. По его приказанию римляне отпилили носы у пленных египетских кораблей, переплавили содранную с них медь, отреставрировали трибуну на Форуме Романум и добавили к ней несколько ростр. Кроме того, были отлиты еще четыре небольшие Ростральные колонны, установленные позднее императором Домицианом в Капитолии: именно эту «медь кораблей, из которой воздвиглись колонны» воспевал Виргилий. На оставшиеся после всех этих мероприятий средства Октавиан основал в Эпире Никополь - «Победоград», великодушно позволив его жителям именоваться «родственниками римлян».
Римская либурна. Рельеф памятника битвы при Акции.
В следующем году Египет стал римской провинцией, а Октавиан - единовластным правителем необъятного государства, ставшего три года спустя империей.
Заботу о ее безопасности он поручил местным правителям, искусно возбуждая их алчность и поддерживая на должном уровне взаимную подозрительность и ненасытность. Те, кто не желал признавать власть Рима, сами подписывали себе приговор. Были уничтожены шайки Зенодора, орудовавшие в районе Дамаска и совершенно парализовавшие торговлю Финикии с Аравией. Расквартированные в Сирии римские легионы явились гарантами порядка в этой области и в соседней Иудее. Префект Египта Гай Петроний расправился с местными пиратами, захватившими несколько городов, обратившими их жителей в рабство и даже разбившими статуи Октавиана Августа в опьянении своей безнаказанностью.
Но пиратство в Средиземном море не было уничтожено окончательно. От случая к случаю разбойники нападали на проходящие суда и грабили побережья. Так было при Августе. Так было при Тиберии, высылавшем в 36 году карательную экспедицию против киликийцев. Так было при Клавдии, повторившем в 52 году экспедицию Тиберия. Аннексировав в 44 году Родос и присоединив его к провинции Азии, Клавдий не сумел воспользоваться его опытом в борьбе с пиратами, и знаменитый родосский кодекс морского права был забыт до времени Антонинов (96-192 годы), когда он был возрожден и впоследствии использован в византийской компиляции VII века «Родосское морское право», а затем воспринят Венецией. Теперь Клавдий пожинал первые плоды своей близорукости, и урожая от его посева хватило еще на много поколений римских императоров.
Пираты не прекращали свою деятельность от Мино- са до наших дней. Прибрежные жители Киренаики захватывали севшие на известные им мели суда и, по всей видимости, продавали их, так как своего флота у них не было. Если это так, то там был первый в истории рынок кораблей, и наверняка киренцы не дожидались милостей от природы, а сами заботились о бесперебойном поступлении своего товара. В III веке грозой Средиземноморья вновь сделалась большая корпорация киликийцев, возродивших свое государство в Исаврии. От Нерона до Александра Севера, на протяжении почти двух веков, североафриканские пираты терроризировали богатые побережья Южной Испании и даже проникали глубоко внутрь страны вплоть до Гиспалиса, невзирая на расквартированный в Тингисе специальный антипиратский гарнизон.
Такие гарнизоны были созданы при Августе, когда звание властителя морей впервые перестало быть предметом борьбы. Римляне в общем сохраняли его в течение четверти тысячелетия. Они создали два сильных флота с легионом солдат в каждом, дислоцировавшихся в Мисене и в Равенне и державших под контролем моря, омывающие оба берега Италии. Мисенский флот опекал Галлию, Испанию, Мавретанию, Африку, Египет, Сардинию и Сицилию; равеннский - Эпир, Македонию, Грецию, Пропонтиду, Понт, Кипр, Крит и берега Малой Азии. Флоты возглавлялись префектами, имевшими под своим началом по десяти трибунов. Командирам кораблей было вменено в обязанность ежедневно проводить учения с кормчими, гребцами и воинами. В гаванях Александрии и Аполлонии Иллирийской, Форума Юлиев и Дубров, Селевкии и Лептис-Магны, Кесарии и Кизика, Трапезунта и Пирея, Эфеса и Гезориака - чуть ли не на всех крупных островах и в ключевых пунктах побережий дежурили флотилии, небольшие, но достаточные для поддержания порядка в порученных им водах. В случае необходимости отправлялись быстроходные посыльные суда, и флотилии получали своевременные подкрепления из соседней провинции или от главного флота. В известной мере эта схема напоминает план Помпея Великого, принесший ему блистательный успех в восстановлении свободы судоходства.
