Норберт Мюллер - Вермахт и оккупация
Попытки буржуазно-националистических подрывных организаций сорвать восстановление советского строя и помешать мобилизации населения на восстановление народного хозяйства даже в тех районах, где в результате длительной фашистской и буржуазно- националистической пропаганды среди некоторых слоев населения стали наблюдаться явления идеологического разложения, с самого начала были обречены на провал потому, что их антинародные действия находились в непреодолимом противоречии к позиции трудящихся масс этих районов. Трудовое население оказывало всестороннюю поддержку Красной армии и принимало активное участие в восстановлении советской власти и нормальных, регламентированных советскими законами условий жизни. Весной 1944 г. в освобожденных областях Украинской ССР добровольно вступили в Красную армию десятки тысяч граждан. К этому времени около 300 тыс. советских военнослужащих украинской национальности и более 10 тыс. украинских партизан за героизм, проявленный в боях против фашистских оккупантов, были награждены правительственными наградами. Быстрыми темпами разворачивалось восстановление разрушенной промышленности и сельского хозяйства.
Напрасно надеялись оккупационные органы, что при своем бегстве смогут опереться на вооруженные организации навербованных ими бандитов. Часть членов этих организаций, поступившая на службу к оккупантам под давлением сложившихся обстоятельств и теперь прозревшая благодаря разъяснительной работе советских органов, использовала крах оккупационного режима, чтобы окончательно отмежеваться от него. Например, 20 мая 1944 г. Роткирх сообщал штабу оперативного руководства ОКВ, что всю литовскую полицию вместе с ее начальником генералом Плехавичусом ввиду ее абсолютной ненадежности пришлось разоружить и арестовать. Весьма характерным показателем ситуации могут служить, например, слова гебитскомиссара г. Новогрудок (БССР), который в своем последнем перед бегством донесении писал: «В дни эвакуации тыловая оборона полностью отказала. Большая часть сил с оружием в руках перешла на другую сторону. То же самое относится и к белорусским охранным подразделениям. Лишь небольшой процент вместе с немецкими полицейскими силами ушел на запад».
И действительно, на стороне бежавших оккупантов добровольно осталась лишь небольшая кучка по-настоящему профашистских и насквозь пропитанных буржуазно-националистическим духом элементов, которые, оказавшись из-за своих кровавых преступлений в лагере врагов народа и советской власти, теперь надеялись избежать заслуженной кары.
2. Широкое применение политики «выжженной земли» при отступлении фашистских войск с территории СССР
Правящие круги фашистской Германии были готовы, как это выяснилось в последний период войны, пожертвовать немецким народом ради своих корыстных интересов. Что значило для них существование других народов, особенно тогда, когда встал вопрос о спасении их режима от гибели! Это главное обстоятельство в сочетании с ярым антикоммунизмом и определяло характер действий фашистских органов при отходе с временно оккупированной советской территории. При этом фактически их варварство, при помощи которого они пытались добиться своих целей в войне с Советским Союзом, проявилось в новых, еще более жестоких формах. Это предельно ярко отразилось в мероприятиях, направленных на полное опустошение оставляемой советской территории, которые дополнились еще и массовым угоном населения при отступлении фашистских войск.
Практика фашистского военного руководства в проведении политики «выжженной земли» и массового угона советских людей вошла на основании положений Гаагской конвенции от октября 1907 г., а также статьи 6 «б» Статута Международного военного трибунала в число обвинений, предъявленных нацистским преступникам на Нюрнбергском процессе. И несмотря на это, бывшие гитлеровские генералы и некоторые буржуазные историки старались оправдать эти явные преступления ссылкой на якобы «военную необходимость». Так, Манштейн после крайне искаженного описания событий, связанных с предпринятыми под его руководством разрушениями и массовым угоном населения во время отступления к Днепру, пытается оправдаться, утверждая: «В этом случае все мероприятия, проведенные немецкой стороной, были вызваны военной необходимостью».
Эта и многие другие попытки буржуазных специалистов в области международного права извратить суть международных соглашений, направленных на предотвращение подобных преступлений, и тем самым оправдать проводившуюся германским империализмом и его военщиной политику систематического и планомерного опустошения огромных территорий и целых стран во многих отношениях характерны для концепций, отстаиваемых в области международного права представителями западногерманского империализма и милитаризма. Эти попытки, наконец, служат тому, чтобы продолжать развивать еще перед Первой мировой войной выдвинутый адвокатами германского империализма принцип, суть которого сводится к тому, чтобы действия, направленные на достижение своих агрессивных целей, бесцеремонно ставить над международным правом. При этом не следует забывать, что на процессах над военными преступниками как английский, так и американский военные трибуналы оказали значительное содействие обвиняемым в деле оправдания политики опустошения оккупированных территорий. Так, например, в 1949 г. английский военный трибунал оправдал по этому пункту обвинения одного из главных преступников, ответственного за осуществление политики «выжженной земли» на Украине, Манштейна, и признал его виновным лишь в насильственном угоне местного населения. Многократный военный преступник быстро стал героем реакционной буржуазной историографии и публицистики. Журнал «Вервиссеншафтлихе рундшау» охарактеризовал его как «безупречного солдата», наделенного «рыцарскими достоинствами».
Чем же похваляется этот «безупречный солдат», приводя свои аргументы о якобы военной необходимости мероприятий по опустошению покидаемой страны и угону ее людей?
Он действительно похваляется тем, что, как и все другие ответственные за эти мероприятия, стремился всеми средствами продлить политически преступную и с военной точки зрения давно ставшую бессмысленной войну и платить за ее продолжение новыми бесчисленными жертвами и разрушениями. В этой связи заметим, что создание германским империализмом зон опустошения во Франции еще в 1917–1918 гг. явилось средством, непригодным для предотвращения военного поражения. Еще менее эффективным оно оказалось зимой 1941/42 г., когда гитлеровское командование пыталось остановить наступление Красной армии. Не следовало ожидать, что сколько-нибудь значительное военное преимущество может обеспечить и массовый угон в Германию гражданского населения. Большая часть боеспособного населения находилась в рядах партизан и фашистским властям была неподвластна. Впрочем, военная мощь Красной армии была достаточной для нанесения фашистским войскам сокрушительных поражений еще до того, как она получила возможность пополнять свои ряды за счет населения освобожденных районов. Тот факт, что фашистские власти часто угоняли всех жителей, включая детей и женщин, еще убедительнее свидетельствует о том, что для правящих кругов фашистской Германии, в том числе и для ее генералитета, массовый угон советских людей не имел первостепенного военного значения. Мероприятия по опустошению советской территории, как и массовый угон советских граждан, скорее свидетельствуют о продолжении в условиях провала фашистской агрессии все той же политики уничтожения, которая проводилась по отношению к СССР с самого начала. Так как цели этой агрессии достигнуты не были, фашистские органы предприняли во время своего бегства все, что было в их силах, чтобы нанести максимально возможный ущерб жизненным силам и материальным возможностям Советского государства и его населения.
Опустошение целых областей при отходе фашистских войск с территории Советского Союза, которое нередко представляется лишь как часть военной стратегии или тактики, является, следовательно, составной частью всей политической стратегии германо-фашистского империализма по отношению к Советскому Союзу. Сделав этот вывод, следует подчеркнуть, что планомерное опустошение советской территории по времени отнюдь не ограничивалось, как утверждается в буржуазной историографии, лишь осенью 1943 г., а фактически являлось длительным действием, которое, как часть всей фашистской военной стратегии, находило свое наиболее яркое выражение особенно при проведении массовых операций против населения и специально во время всех отступлений, то есть начиная с зимы 1941/42 г., хотя своей наивысшей точки стало достигать одновременно с началом общего отступления фашистских войск летом — осенью 1943 г.
