Ольга Грейгъ - Операция «Антарктида». Битва за Южный полюс
О трофеях доложили начальнику СМЕРШа генерал-полковнику Абакумову, который приказал отправить их в Москву под усиленной охраной. Он рассчитывал, что важные документы заинтересуют самого товарища Сталина. Но Сталин узнал о прибывшем эшелоне из почти 30 вагонов, и, отмахнувшись, словно от мухи, хрипящим голосом приказал: «В Спецхран!»
Товарищ Сталин прекрасно знал, что кроется за этими бумагами. Как знал многое, творящееся за кулисами сцены Театра Мировой Политики.
В майские дни 1945 года в разговоре с вождем Арсений Алексеевич Архимандритов коснулся этого эшелона. Он только упомянул, не став развивать тему. Однако Сталин раздраженно бросил:
– Не хочу слушать. Как маленькие дети, все играем, играем. То в мистику, то в разведку… Надоело.
В этих бумагах были расписаны технологии тайной политики, методы овладения государственной властью, манипулирование огромными массами населения любой страны, – с опорой на древние знания и мистику. Большинство материалов принадлежали обществу «Аненэрбе».
Со второй половины 60-х вплоть до середины 70-х годов эти архивы скрупулезно изучались сотрудниками закрытых научно-исследовательских институтов, находящихся в ведении секретаря ЦК партии Архимандритова. В большинстве своем в документах содержались сведения, известные Арсению Алексеевичу. Но кое-что полезное можно было использовать в работе его ведомства. И он многие любопытные материалы приказывал передавать для ознакомления своему референту Ивану Румянцову.
Архимандритов знал, что аналогичные архивы, собранные из разных тайных мест поверженной Германии, имеются в США и Великобритании и тщательно исследуются и анализируются.
Глава 40
Очнувшись, Иван Румянцов понял, что за окном помещения, в котором он находится, накрапывает дождь.
Он попытался открыть глаза. И, предпринимая неимоверные усилия, он попытался увидеть. Не достигнув желаемого, Румянцов все заставлял себя проснуться, так бывает, когда во сне пытаешься выйти из сна. Но капитан 1-го ранга не осознавал, что давно не спит, и что его мозг, зрение, обоняние, осязание и все остальные органы чувств не воспринимают действительность.
Молодой мужчина лежал на широкой кровати, и глаза его были широко распахнуты, а он все мучился от того, что не может проснуться, не может придти в себя.
Наконец он попытался встать, не осознавая, что его тело после каждого усилия распрямляется, напрягается и снова занимает горизонтальную позу. А он все боролся и боролся с мучительным желанием встать, выскочить из сна; как это бывало в далеком детстве, когда ему приснились пылающие розовые и фиолетовые, летящие на него огромные искры, и он испугался и подсознательно все пытался проснуться, чтобы сбежать от своих страхов.
Но то было в детстве.
Румянцов то открывал, то жмурил глаза, пока, наконец, зрение не вернулось к нему. И тогда он вновь, на сей раз надолго, зажмурился от сияющей белизны комнаты.
Постепенно возвращались иные чувствования.
Мужчина осторожно посмотрел вверх, затем так же медленно и осторожно встал с ощущением, что пол вот-вот может выскользнуть из-под ног, уплыть и он снова полетит в неведомое. Его тело каждой своей клеточкой нащупывало пространство; так, вдруг попадая в глубину вод, человек барахтается, пытаясь найти твердую опору; так очутившись в падающем самолете, каждый напрягается сверх сил, неосознанно пытаясь остановить падение, прекратить катастрофу…
Найти точку спасительной опоры, – таково стремление человеческой психики.
Встав, Иван – медленно, как очнувшийся после долгой болезни, – направился к двери, вышел в коридор, где никого не обнаружил. Постояв там какое-то время, он вернулся в комнату и толкнул ручку другой двери. Судя по всему, он увидел кухню; за третьей дверью обнаружились ванна и туалет.
Надев приготовленный для него висевший в шкафу спортивный костюм, Иван умылся, выпил сок и вышел во двор. Взору предстала чудесная панорама гористой местности, где сам воздух дышал райским уединением. Места были незнакомые, и вместе с тем он точно знал, что видел эти картины природы.
И пейзаж, и лесной эфир, и утренняя свежесть наполнили его кровеносные сосуды огромным желанием жить; и это желание влилось, переполнив, в его крепкое сердце.
Он стоял возле четырехэтажного сооружения, явно гостиницы, но слишком уединенной и элитной, а значит, гостиницы для избранных и не часто появляющихся гостей.
В стороне, выше этого здания виднелся двухэтажный коттедж милой непритязательной архитектуры с открытой верандой на втором этаже.
От дома, из которого вышел Румянцов, в сторону коттеджа вела ступенчатая дорожка, плиты ступенек были неровными, но они вписывались в общий рельеф. И снующие по плитам муравьи, и проросшие сквозь щели травинки, и песчинки, надутые ветром, и покачивание деревьев, и плывущие легкие облака, и птичий щебет, и необъятная синева – все теперь виделось по-другому, с новой упоительной ясностью.
Метрах в пятидесяти отсюда проходила подвесная дорога, которая скрывалась за коттеджем и уходила наверх, к лесистому плато. Но Румянцов не пошел туда, а стал подниматься по ступенькам. Он шел по ним с ощущением, что там, у коттеджа, он обязательно увидит что-то невероятное, потрясающее его сознание, и вместе с тем – земное, реальное, почти обыденное.
Ощутив прилив сил, он легко поднимался по ступеням, пока, наконец, они не остались позади. И тогда – влекомый магической силой, – он развернулся и окинул взглядом всю панораму.
Он сразу узнал это место!
Он много раз видел его в кинозалах Арсения Алексеевича Архимандритова. Ошибки быть не могло: Румянцов находился в южной части Латиноамериканского континента, и вместе с тем – в… Европе, среди альпийских лугов. Со смотровой площадки, где он оказался, просматривались мирная долина и буколическая деревушка с домиками, крытыми красной черепицей и стреловидными пиками кирх. Будто недавно ты уснул, почти умер, а потом, поборов летаргическое наитие и мучительные страхи, вдруг очнулся в сказке братьев Гримм.
Потрясенный, Румянцов делал глубокие вдохи, и никак не мог насмотреться и надышаться.
Он ощущал, как его фатально тянет взять и войти в этот стоящий в уединении большой и красивый старинный дом. Но чувство, похожее на страх, удержало; и тогда Иван опасливо, – не из страха, а чтоб не нарушить свои благоговейные внутренние предчувствия, стал, не спеша, обходить дом по кругу, ступая по квадратам сиренево-синих плит.
Вдруг, повернув за угол, Иван увидел сидящего в широком и высоком кресле человека; вернее, даже не самого человека, а его вытянутые и скрестившиеся ноги. Он сразу узнал, кто это. И, словно не было долгого перерыва, сказал:
– Здравствуйте, товарищ генерал армии!
Сидевший в кресле пожилой и уже обрюзгший мужчина, кивнув в ответ, хрипло проговорил:
– Если уж ты обращаешься по званию, то не «здравствуйте», а «здравия желаю».
После чего, поправив, Исай Львович Гейер-Генерозов спросил:
– Ты хоть представляешь, где сейчас находишься?
– Да. И даже догадываюсь, что вы можете меня… познакомить…
– …если на то есть санкция босса. Впрочем, знакомить я тебя ни с кем не буду. Давай предоставим все фортуне. Возможно, она будет к тебе благосклонной, ведь ты прибыл сюда с контейнером, который служит паролем.
Румянцов вспомнил, что в комнате на столе действительно лежал знакомый предмет – контейнер, «добытый» им в схватке с Хорнами, затем открытый в тайном кинозале-музее Гитлера, а после пропутешествовавший с ним на АПЛ к шестому континенту. Но как контейнер оказался тут? Иван не стал задаваться вопросами, ведь он не понимал, как сам очутился в этом месте.
Да и благосклонность фортуны в земном мире для него – не более чем условность, полностью зависимая от желаний и прихотей босса. За любезной благосклонностью и познанием тайного может последовать расплата в глубоких подвалах Папы Сени, которую не только Румянцов, а и любой себе не пожелает.
На мгновение задумавшись, Иван не сразу понял, что вокруг него произошли некие перемены. Интуитивно он почувствовал, что его разум заволакивает кисея, но тут же реальность вернулась на место. Ровный голос с легкой хрипотцой, явно принадлежавший женщине, поприветствовал гостя:
– Guten Tag, lieber Kapitän zur See (Добрый день, дорогой капитан 1-го ранга)!
От приветствия-обращения сразу переняло дух; Румянцов повернулся на голос, в полутора шагах от пустого кресла, где вот только что сидел генерал армии, стояла ухоженная пожилая женщина. Тогда как Гейер-Генерозова уже не было.
Глупо было спрашивать, кто эта женщина, и откуда знает его воинское звание. А тем временем она представилась, сказав, что ее зовут Марта, и что она давняя-давняя знакомка генерала армии Гейер-Генерозова. Говорившая до этого по-немецки, последнюю фразу она сказала по-русски:
