Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - Бернард Корнуэлл
10. «Лучшая в мире кавалерия»
Преподобный Уильям Лик, выпускник Кэмбриджа, был штатным священником прихода Холбрук в Дербишире и автором нескольких серьезных работ, призванных усовершенствовать англиканскую церковь. Однако до того, как заняться теологией и стать священником, он был солдатом, а в 1815 году – 17-летним прапорщиком в 52-м пехотном. В мемуарах о своей военной службе он писал:
Одна из самых неприятных ситуаций, в какую только можно попасть на солдатской службе, – стоять под артобстрелом без всякой возможности что-либо сделать. Я часто провожал взглядом ядра из наших пушек, пролетавшие над нами. Гораздо легче смотреть на ядро, пущенное поверх твоей головы, которое от тебя удаляется, чем на то, что приближается к тебе, хотя и такое случалось. Я говорю об обстреле из шести-, восьми-, девяти- и двенадцатифунтовых пушек.
Лик держал одно из полковых знамен, хотя оба знамени, перешедшие через битвы при Вимейро, Корунне, Бусаку, Фуэнтес д’Оноро, Сьюдад-Родриго, Бадахосе, Саламанке, Витории, Нивеле, Ортезе и Тулузе, теперь превратились в клочки материи на голых шестах. 52-й был самым крупным пехотным батальоном при Ватерлоо, более 1000 человек, и половина из них – ветераны Пиренейской войны. Вскоре он получит шанс прославиться, но сейчас должен был выдержать «наиболее неприятную ситуацию, в какую только можно попасть на солдатской службе». Преподобный Лик продолжал рассказ так:
Мы простояли час внизу, далеко впереди британских позиций, затем солнечные блики приковали мое внимание к нескольким бронзовым пушкам, установленным чуть ниже на французском склоне, – они находились к нам ближе прочих. Я отчетливо видел работу французских артиллеристов, начиная с того, как они вычистили орудие и перезарядили его… Я видел, как оно выстрелило, и поймал взглядом ядро, которое, мне казалось, летело прямо на меня. Я подумал, нужно ли мне двигаться? Нет! И подобрался и остался стоять твердо, со знаменем в правой руке. Я точно не знаю, с какой скоростью летят ядра, но думаю, миновало около двух секунд с момента выстрела до того, как ядро ударило в первую стенку нашего каре. Оно не задело ряд из четверых человек, в котором стоял я, но попало в четырех человек справа. Ядро пустили с некоторым уклоном, и первого человека оно ударило в область колен, а последнему упало под ноги и ранило его сильнее всех. Затем оно подпрыгнуло, пролетело в пяти сантиметрах от знамени и перемахнуло заднюю стенку каре, больше не принеся вреда. Раненых из первой и второй шеренги унесли, похоже, они долго не проживут. Двух других втащили внутрь каре. Солдат из последней шеренги кричал, что ранен, но один из офицеров мягко сказал ему: «Слушай, парень, не шуми!» Солдат тут же собрался с духом и успокоился.
Батальон Лика стоял в каре. Они находились в резерве, но Веллингтон забросил их так далеко на правый фланг, что на них долго не нападали. Некоторые авторы пишут, что после отражения атаки д’Эрлона и затем разгрома британской кавалерии битва «успокоилась», но спокойствие это было относительным. По ушам все еще бил грохот, Угумон объяло пламя и его осадили французы, но армия Наполеона пока что не делала попыток перейти поле. Остатки корпуса д’Эрлона перегруппировались на правом фланге наполеоновских позиций и снова приготовились драться, но маршал Ней, осуществлявший оперативное командование французскими силами, находился на левом фланге, напротив 52-го. Он был верхом, что прибавляло ему роста, да еще на высокой точке французского гребня, поэтому мог в подзорную трубу оглядывать затянутые дымом британские позиции.
И то, что он видел, приводило его в восторг. Он видел спасение Франции. Видел победу.
А на самом деле он видел британо-голландские пушки, расставленные вдоль гребня, и какую-то пехоту под ними. Видел дым рвущихся французских бомб, закидываемых мортирами в пехоту. Однако внимание Нея приковала не эта бойня, а то, что происходило за ней, поскольку он находился достаточно высоко, чтобы заглянуть за линию Веллингтона. Он видел сотни, может, даже тысячи отступающих. Он видел повозки, уходящие на север, видел раненых, которых уводили их товарищи, видел пленных, бредущих под конвоем. И пришел к выводу, что Веллингтон распускает армию и пытается отступить. Проще говоря, он увидел, что британцы бегут. А еще Ней знал, что для всякого солдата последнее дело – позволять врагу уходить безнаказанным. Эту ошибку он уже совершил два дня назад, позволив Веллингтону безнаказанно ускользнуть из Катр-Бра. За тот случай Ней получил жестокий разнос у Наполеона и повторения не хотел. Он видел, как люди Веллингтона тянутся вдоль дороги, как они спешат на север, в Брюссель, а это значит, что с каждой минутой войск за гребнем становится все меньше – так вот он, момент, чтобы отыграться и подарить Франции победу!
И Ней приказал кавалерии атаковать.
Вначале он хотел отправить в атаку одну бригаду кирасиров, поэтому отдал приказ наступать на британский гребень между Угумоном и Ла-Э-Сент почти 900 всадникам в знаменитых стальных нагрудниках, но командующий бригадой, генерал-лейтенант Делор остановил наступление. Делор возразил, что «только что получил приказ от генерала, командующего корпусом, к которому относится [его] дивизия».
Пока шло обсуждение, остановившее передвижение бригады, подъехал сам маршал Ней, кипевший от нетерпения. Он не просто настоял на исполнении
