Александр Никонов - Между Сциллой и Харибдой. Последний выбор Цивилизации
Мультикультурализм?… Охренели, что ли? У прогрессиста нет национальности! Он работает за компьютером, а Сеть национальность не поддерживает. На современном производстве и в современной науке тоже нет национальности. Даже в национальном ресторане нет национальности! Потому что у пищи ее не бывает. Национальность – ментальный комплекс, а мы люди без комплексов… А если тебе, джигит, так уж дорога твоя национальная идентичность, разворачивай оглобли и дуй обратно в свой кишлак. Тюбетейку не забудь… Не хочешь становиться человеком, значит, в человеческом обществе тебе не место. Парашют дать?…
Ну, как вам такой типаж? Симпатично? Мне тоже. Мы все- таки нашли во всем людском множестве тот тип людей, который только и может обеспечить прорыв в будущее, ту последнюю живую клетку политического поля, которая работает на будущее. Вопрос только в том, много ли таких людей?
В Америке правых либералов практически нет. Их даже в микроскоп трудно заметить. Правые консерваторы из южных штатов есть. Левые либералы в университетских кампусах и в демократических газетах есть. А вот правых либералов и, кстати, левых консерваторов там нет. В России ситуация прямо противоположная! Если Америка заполняет на политической плоскости диагональ «левый верх – правый низ», то Россия располагается перпендикулярно – по диагонали «правый верх – левый низ». У нас очень мало левых либералов и очень мало правых консерваторов. Зато полно левых консерваторов (в России даже казаки полевели, окрасившись в красный цвет), и, к счастью, есть немало правых либералов.
Правые либералы – лучшее, что есть в России.
Глава 3. Как стать правым либералом, если умом не вышел
Вы замечали, что все дети – стихийные патриоты? Вы замечали, что все дети – стихийные социалисты? Это нормально. Это период взросления такой. Это естественные животные приспособительные механизмы так проявляют себя.
Дети бездумно и без всяких на то оснований любят родину. И эта безусловная любовь сродни любви к родителям. Мама всегда кажется самой красивой, потому что биология! А дети и в школьных сочинениях, и во время опросов вполне искренне называют свою страну самой лучшей по той же причине – биология. Мы же стадные животные! Мы же территориальные животные!
Любовь детей к родителям и родителей к детям – это придуманная природой эмоциональная веревка, привязывающая генетически близких для сохранения своих генов. Чужие дети – хрен с ними, а за своих глотку порву! И детенышу лучше быть привязанным к родителям – потому что чужие своих будут кормить, а ты им до фени. Поэтому буду-ка я держаться к папе- маме поближе, чтобы не потеряться, тем паче, что узнать их просто – они самые красивые и самые лучшие.
То же самое и с любовью к родине, то есть к запечатленному с детства ареалу обитания. Импринтинг!… Любимое место надо защищать от конкурентов. А любимым оно, как и родители, становится автоматически. Сначала это малая родина, а потом, по мере социализации, малое вырастает до размеров страны.
Дальнейшее поумнение, сравнение и критический анализ многим помогают преодолеть животный импринтинг и начать относиться к родине более взвешенно. И тогда человек может поменять родину (родину не в этимологическом смысле, как место, где родился, а в логическом – родину как любимое место обитания). Но это если мозги есть. А если мозгов нет, так и будет до смерти твердить, что слаще морковки фрукта не бывает. Иными словами, упертый патриот, который не оценивает обстановку по разным параметрам, а просто оголтело принимает на веру, что его страна – самая лучшая, являет собой яркий пример человека недалекого. Религиозного в каком-то смысле, поскольку верующего. Недоразвитого.
Точно так же инфатильны взрослые социалисты. Они застряли в детстве, так и не смогли перерасти тот детский этап, когда детсадовцы и школьники младших классов остро хотят быть как все и понимают несправедливость как выбивание из нормативного ряда.
Воспитательница всем велела сесть, скрестив ножки. Вовочка сел по-другому. И вот уже бдительная Машенька сигнализирует:
– Мариванна! А чего он сел не как нужно!
Малые дети хотят быть как все. И других к этому склоняют. Поэтому дразнят толстых, очкариков, рыжих и прочих непохожих. Стадный инстинкт так срабатывает. Детеныш ведь еще очень мало знает о мире. Поэтому, чтобы выжить, он должен учиться, то есть подражать. Выделишься, сделаешь не так – сожрут.
Из этого первобытного, животного подражательного поведения вытекает животное же понимание справедливости как равенства всех. Почему Ване дали две конфетки, а мне одну? Чем он лучше?
У людей, которые набрались знаний, но не поумнели, эта детская обида сохраняется до гробовой доски. Организм протестует! Почему Депардье имеет миллионы и не хочет делиться?! Несправедливо!…
Такой человек, до седых волос подверженный детскому уравнительному комплексу, выглядит, конечно, жалко. Но за ним весьма поучительно наблюдать – как его детский комплекс проявляет себя в виде рационализации. Ну, действительно, нужно ведь как-то объяснить словами свои тонкие душевные переживания о «несправедливости» мира! И начинаются словесные навороты и теории типа марксизма, который успокаивает болезного: это не ты такой дурак, это просто они хитрым способом у тебя отняли, потому что злые и плохие, а ты хороший и моральный. Хоть какое-то утешение.
Как мы уже знаем, вера в разного рода учения типа марксизма есть разновидность религиозного поведения. Вместо того чтобы поменять что-то в себе и хотя бы постараться достигнуть вершин хоть в чем-то, люди предпочитают утешаться нью-религией или религией традиционной. Первым увлекаются либералы, вторым – консерваторы. Вера в Отца (небесного или земного – без разницы) тоже есть свидетельство инфантильности мышления. Если человек до седых волос не созрел для того, чтобы выйти из-под опеки строгого Папы, о чем тут еще говорить?…
Большая часть человечества – взрослые дети. Иногда это бывают умненькие, нахватанные дети, выучившие умные слова, но душа этих отличников остается незрелой. Жаждущей Отеческой ласки или Отеческого ремня. Просто левые – это умненькие инфанты, а консерваторы – глупенькие инфанты, вот и вся разница.
Тут-то у думающего читателя и может возникнуть вопрос: а что же делать с этими неповзрослевшими людьми? Особенно учитывая тот факт, что политические пристрастия человека определяются его внутренним строением, то есть генами.
Хороший вопрос. И на него нужно ответить. Это вопрос о судьбе нашей цивилизации. Леволиберальные инфанты, мозг которых поражен розовой религией Эгалитаризма и Политкорректности, слишком добры, чтобы сопротивляться жестоким и малограмотным диким детям из стран Третьего мира, мозг которых поражен черной плесенью традиционной религии.
Людей, мыслящих трезво, меньшинство. Тупик?
Однако людей умных всегда было меньшинство. Но именно они и двигали прогресс. Правда, тогда не было демократии…
До демократии мы еще дойдем, а пока разберемся с генетикой, которая определяет политические пристрастия…
Генетика дает только склонность. Она определяет «сложносоставное» свойство, скажем на 80%. А остальные 20% дают нам вилку фенотипа. Коридор возможностей. Это касается не только интеллекта, например, но даже такой штуки, как сексуальные предпочтения. Есть истинные геи, которые никогда на женщину не посмотрят. А есть бисексуалы разной степени навороченности. В рамках 20% мы всегда можем вести воспитательную раскачку, склоняя особь в ту или иную сторону.
Можно натренировать меткость. Можно развить интеллект. Даже рост человека, который задается генетикой, можно корректировать питанием в юном возрасте. Хорошо кормите – вырастет на всю заданную программу. Плохо кормите – получится задохлик. Будет в паре однояйцевых близнецов один брат мышцы качать, выйдет из него бугристый культурист. А второй, который у компьютера просидел, так и останется бледной макарониной.
Давайте попробуем поискать спасение в этом направлении…
Что нам подсказывает биология? В биологии известен так называемый эффект Болдуина. Джеймс Болдуин – американский психолог, которого, как и нас с вами, очень интересовал вопрос: а в какой степени связаны заложенные генами программы поведения с возможностью их генетической корректировки? Болдуин еще в конце XIX века заявил, что поведенческая корректировка может сказаться на генах. То есть то, чему научили, может закрепиться на генетическом уровне.
Не спешите бросать в парня тухлыми яйцами! Я понимаю, что вас так возмутило. «Благоприобретенные признаки не наследуются!» – эта формула сидит внутри каждого культурно воспитанного человека со школьной скамьи. И она правильна. Но не менее правильно и утверждение Болдуина.
Тезис, что приобретенный признак может наследоваться, впервые придумал биолог Ламарк. Он полагал, что изменчивость видов происходит следующим образом: если зверь будет упорно тренироваться и тянуть шею за верхними веточками, у него родятся дети с чуть более длинной шеей. Ламарк жил еще до эпохи дарвинизма и генетики, и ему эта ошибка простительна. А вот сталинскому любимцу академику Лысенко – нет. Однако мичуринец Лысенко тоже разделял данную точку зрения, полагая ее весьма марксистской. И преследуя со всем возможным чекизмом «проклятых вейсманистов-морганистов».