Анри Сен-Симон - Мемуары. Избранные главы. Книга 2
27. 1717. Приезд царя во Францию
Петр I, царь Московии, совершенно заслуженно стал настолько знаменит и у себя, и по всей Европе и Азии, что я не решусь сказать, будто знаю другого столь же великого и прославленного монарха, равного героям древности, который вызывал бы такое восхищение в свое время и будет вызывать в грядущие века. В своем месте здесь говорилось о разнообразных деяниях этого монарха, о его многочисленных путешествиях в Голландию, Германию, Вену, Англию и многие северные земли, о цели этих путешествий, о некоторых обстоятельствах его военных предприятий, о его политике и семейных делах. Говорилось также, что он желал приехать во Францию в последние годы жизни покойного короля, который весьма учтиво отклонил этот визит. Поскольку это препятствие исчезло, царь захотел удовлетворить свое любопытство и велел передать регенту через князя Куракина, своего посланника, что он направляется в Нидерланды, откуда приедет, дабы встретиться с королем. Ничего другого не оставалось, кроме как выразить удовлетворение, хотя регент с удовольствием уклонился бы от этого визита. Отказ обошелся бы слишком дорого; не менее велики были трудности со столь могущественным и проницательным государем, исполненным, однако, причуд и еще не вполне избавившимся от варварских нравов, а также его огромной свитой, состоящей из людей, чье поведение весьма отличалось от привычного жителям этих стран и которым присущи были всевозможные прихоти и весьма странные манеры; и они, и повелитель их были весьма обидчивы и крайне упрямы, когда домогались того, что, по их мнению, было им положено или дозволено.
Из всех государей царь был особенно враждебен королю Англии,[174] их отношения доходили порой до неблаговидности, тем более оскорбительной, что они имели личную подоплеку, но это ничуть не смущало регента, чья близость с английским королем была известна всем; из корыстных целей эти отношения были превращены аббатом Дюбуа чуть ли не в зависимость. Главной страстью царя было сделать свое государство процветающим с помощью торговли. Дабы облегчить ее, он повелел строить каналы. Для строительства одного из них ему необходимо было содействие английского короля, так как этот канал частично проходил через его владения в Германии. Но соображения торгового соперничества вынудили Георга воспротивиться этому. Петр, начавший войну в Польше, а затем Северную, в которой участвовал и Георг, тщетно вел с ним переговоры. Царь был крайне взбешен, тем паче что у него не было возможности использовать силу, а канал, начатый строительством, невозможно было продолжать. В этом была причина ненависти, которую он питал к Георгу до конца жизни и которая становилась все более ожесточенной.
Куракин принадлежал к одной из ветвей старинного рода Ягеллонов,[175] представители которого долгое время носили короны Польши, Дании, Норвегии и Швеции. Он был высок, хорошо сложен, понимал высоту своего происхождения, обладал большим умом, хитростью и был весьма образован. Он достаточно хорошо говорил по-французски и на многих других языках, много путешествовал, принимал участие в войнах, а затем был посланником при разных дворах. Тем не менее в нем еще чувствовался русский, и его таланты весьма портила крайняя скупость. Он и царь были женаты на сестрах,[176] и у каждого было от них по сыну.[177] Царица получила развод и была заточена в монастырь[178] неподалеку от Москвы, но Куракин не ощутил последствий этого. Он великолепно знал своего государя, который многое ему дозволял, выказывал большое доверие и уважение; он пробыл три года в Риме, откуда прибыл в Париж посланником. В Риме у него не было никаких полномочий и никаких дел, кроме секретных, ради которых царь и послал его как человека надежного и просвещенного.
Сей монарх, желавший вывести и себя и свою страну из варварства и расширить ее пределы с помощью завоеваний и договоров, понимал, насколько необходимо родниться посредством браков с наиболее могущественными государями Европы. Поэтому ему стало необходимо католичество, которое с греческим обрядом разделяет столь немногое, что он полагал не особо трудным свой план введения его у себя при сохранении, впрочем, свободы вероисповедания. Однако он был достаточно умен и потому прежде решил уяснить себе, каковы притязания Рима. Потому он послал туда некоего человека, способного собрать сведения, который пробыл там с полгода, но не сообщил ему ничего удовлетворительного. В Голландии царь открыл свой план королю Вильгельму,[179] который отговорил его от этих намерений, посоветовал воспользоваться примером Англии и самому стать главой церкви у себя, без чего он никогда не сможет вполне обладать властью. Совет этот тем более пришелся царю по душе, что как раз благодаря богатствам и власти московских патриархов, его деда и прадеда, его отец получил царскую корону, хотя принадлежал к обычной русской аристократии.[180] Между тем московские патриархи подчинялись константинопольскому ритуалу греческой церкви, хотя и в малой степени. Их власть была столь велика и сан так высок, что царь при их въезде в Москву держал им стремя и пешком вел их коня под уздцы. После деда Петра в Москве не было патриарха.[181] Петр I, некоторое время царствовавший со своим старшим братом,[182] — который был не способен к управлению и давно уже умер, не оставив сыновей, не хотел так же, как его отец, иметь патриарха. В определенных случаях его заменяли архиепископы Новгородские, как занимающие вторую после московской кафедру, однако почти не имея власти, которую целиком сосредоточил в своих руках царь и сохранял особенно ревниво после совета, полученного от короля Вильгельма, так что со временем он сделался подлинным главой церкви в своей обширной державе. И все же страстное желание открыть своему потомству возможность сочетаться браком с католическими монархами Европы, а главное, добиться чести соединиться родственными узами с царствующими домами Франции и Австрии заставило его вернуться к первоначальному плану. Он надеялся, что человек, который был послан с секретным поручением в Рим, не получил верных сведений либо неверно их понял; посему он решил проверить свои сомнения, с тем чтобы уже твердо установить, какое решение принять. Для исполнения этого плана Петр выбрал князя Куракина, о котором знал, что он человек просвещенный и умный, и велел ему поехать в Рим якобы из любознательности, предвидя, что перед столь знатным вельможей откроются двери самых лучших, значительных и выдающихся людей в Риме и он, оставшись там под предлогом, будто ему нравится римская жизнь и хочется, не торопясь, все повидать и отдать дань восхищения чудесам всякого рода, в изобилии собранным в этом городе, будет иметь время и возможность наиболее полным образом получить сведения, интересующие царя. Куракин действительно прожил там три года, бывая, с одной стороны, у ученых, а с другой — в лучшем обществе, и постепенно узнал все, что хотел знать, и это удалось ему с легкостью, поскольку папский двор торжествовал успех своих светских притязаний и завоеваний в этой сфере, вместо того чтобы держать их в тайне. Прочитав длинный и верный отчет Куракина, царь вздохнул и сказал, что он хочет быть властелином у себя и не желает ставить над собой кого-то более великого, чем он, и перестал думать о переходе в католичество.-
Такие вот выгоды доставляют папы и римская курия церкви, и вот так они привлекают к ней души, главными пастырями каковых являются сии наместники Иисуса Христа, вверившего им оные души, и за то, как они пасли их, они ответят перед верховным Пастырем, который объявил св. Петру, а равно и другим апостолам, что царство его не от мира сего, и спросил у двух братьев, хотевших, чтобы он рассудил их спор насчет дележа наследства, кто поставил его судить или делить их, и отказался вмешиваться; и хотя примирение братьев было бы добрым делом, он поступил так, дабы указать пастырям и священникам, что у них ни под каким видом нет ни власти, ни прав в мирских делах и что они должны решительно воздерживаться от вмешательства в оные. Князь Куракин не делал тайны из этой истории про интерес царя к Риму. Все, кто знал его, слышали, как он рассказывал об этом; я обедал у него, он обедал у меня, и я много беседовал с ним и с большим удовольствием слушал его разговоры на самые разные темы.
Регент, оповещенный им о скором прибытии царя во" Францию морским путем, послал Либуа, одного из королевских дворян, с королевским снаряжением, лошадьми, каретами, экипажами, столами, постелями, дабы встретить царя в Дюнкерке и оплачивать все расходы по его проезду со всею свитой до Парижа, а также следить, чтобы ему воздавались почести, как королю. Царь собирался совершить стодневное путешествие. Для него меблировали апартаменты королевы-матери в Лувре, где проводились заседания советов, которые после этого распоряжения стали собираться у их глав. Герцог Орлеанский обсудил со мной, какого бы титулованного вельможу выбрать, чтобы он пребывал при царе в продолжение всего визита, и я посоветовал маршала де Тессе: он ничем не занят, умеет держать себя и говорить, приобретя навык общения с иностранцами в военных походах и переговорах в Испании, Турине, Риме и при других итальянских дворах, обходителен, учтив и, вне всяких сомнений, прекрасно справится с делом. Герцог Орлеанский счел, что я прав, и на следующий день послал разыскать маршала де Тессе и передать ему приказ. Маршал де Тессе всегда был в крайне скверных отношениях с герцогом Орлеанским, да и сейчас их отношения были весьма натянутыми. Испытывая затруднения в общении с регентом, он сделал вид, будто удалился от мира. Обосновался он в великолепных покоях в приюте для неизлечимых.[183] Еще один он занимал в монастыре камальдулов[184] близ Гробуа. Часть недели он проводил в этом своем городском жилье, а часть в загородном. И там, и там он позволял себе чревоугодничать, сколько хотел, и при всем при этом считал, что удалился от мира. Тем не менее он был обрадован тем, что его избрали принимать царя, быть при нем, всюду сопровождать и всех ему представлять. Это была роль по нему, и он превосходно с нею справился. Когда стало известно, что царь приближается к Дюнкерку, регент послал маркиза де Неля в Кале оказать ему прием и сопровождать до Бомона, поскольку только там должен был его встречать маршал де Тессе. Одновременно было велено подготовить для царя и его свиты особняк Лесдигьер,[185] поскольку возникли сомнения, не предпочтет ли он для себя и своих людей частный дом Лувру. То был просторный и красивый дворец, соседствующий с Арсеналом, и принадлежал он маршалу де Вильруа, который жил в Тюильри. Он пустовал, поскольку герцог де Вильруа был не из тех, кто живет на широкую ногу, и считал, что он расположен слишком далеко, чтобы там помещаться. Его целиком и с большим великолепием обставили королевской мебелью.
