Бенгт Янгфельдт - От варягов до Нобеля. Шведы на берегах Невы

Тунельд вернулся в Швецию в 1906 г. Спустя два года он начал работать главным инженером в руководимой Цесарем Хольмстрёмом фирме «Або Вулкан» — «Механический завод, литейня, корпусный цех & судоподъемный эллинг». В 1910 г. Тунельд переехал в Або. Осуществляемая им деятельность была сориентирована по преимуществу на Петербург и российский рынок, и в 1912 г. инженер переехал в российскую столицу. Он оказался там не впервые: помимо частых за последние годы посещений Петербурга Тунельд бывал там, еще когда работал в Германии; кроме прочего, он имел контакты и с фирмой Нобелей.

Для деятельности в Петербурге был образован торговый дом «Хольмстрём & Тунельд» с очень широким ассортиментом товаров: пассажирские и буксирные суда, паровые машины, локомобили (паровые машины на колесах), шарикоподшипники, но прежде всего — запатентованные Тунельдом насосы для применения в различных целях: осушение почвы, тушение пожаров, эксплуатация рудников и т. д.

Юн Тунельд на фотографии 1915 г., во время расцвета фирмы, когда благодаря крупным заказам российского артиллерийского ведомства дела резко пошли в гору. Архив Бьёрна Тунельда

Вскоре объем продаж в России принял такие масштабы, что было решено основать производство и в Петербурге. Завод возвели вплотную к конторскому и жилому зданию фирмы на Петербургской набережной, 24,— зданию со старыми шведскими традициями: оно было первым петербургским домом Иммануила Нобеля — там выросли его сыновья Альфред, Людвиг и Роберт. В 1914 г. на новом производстве было занято не менее трехсот рабочих и три десятка руководителей и мастеров; последние — главным образом шведы из Швеции и Финляндии.

В военные годы ассортимент производимой продукции частично изменился в связи с поступавшими от российского артиллерийского ведомства заказами на снарядные гильзы. Однако с лета 1917 г. заказов стало меньше, и численность рабочей силы сократилась наполовину. В сентябре 1917 г. Тунельд писал жене, что это сокращение пошло на пользу, особенно потому, что тем самым избавились от самых больших крикунов, «главным образом от женщин, которые вели себя хуже всех».

После октябрьского переворота положение дел быстро ухудшилось. Большевики через фабричные комитеты старались выжимать деньги из Ивана Ивановича — так Юна Тунельда звали в России, — и в результате он закрыл завод. В начале 1919 г. штат состоял всего из четырех человек, включая самого Тунельда. Ни о каком производстве речи уже не было. Вместо этого были заняты управлением вложенным в завод капиталом: считали болты, проводили инвентаризацию хранившегося в подвале оборудования, перемещали товары, пилили дрова для отопления — «занятие поистине для чернорабочих, скверно отражающееся на внешнем виде рук». Поскольку дела шли «исправно», то все это «доставляло удовольствие, и настроение было добрым и бодрым».

В 1919 г. Гражданская война была в самом разгаре, войска интервентов сражались на стороне белых, и положение иноземцев в России все более осложнялось. На вклады Тунельда в русских банках был наложен арест, а в июне 1919 г. Чека заняла здание шведской миссии в Петрограде, и Тунельд потерял свое оставленное там на хранение имущество. Одновременно Совет народного хозяйства опечатал его частное жилище на Каменноостровском проспекте, а заводские и складские здания с оборудованием конфисковал.

Спустя два дня большевики завладели также консульством в Москве; Тунельда, который занимался там приведением в порядок своих дел, вместе со всем штатом консульства арестовали, и он просидел в тюрьме до середины августа.

В своем первом (из сохранившихся) после освобождения писем к жене, написанном в сентябре 1920 г., Тунельд сообщал: «Нам здесь живется вообще-то терпимо, поскольку удается доставать необходимое и поскольку полно работы, которая направлена на облегчение тяжелой участи других, и мы (через Красный Крест. — Б. Я.) получили возможность предоставить одежду и еду многим людям и особенно детям».

В декабре того же года он писал жене, что завод с оборудованием национализированы, но он надеется на отмену соответствующего декрета. Однако еще в начале 1921 г. не было принято никаких решений, все «словно бы пребывает в зимней спячке», и промышленное производство стоит из-за отсутствия топлива.

Штат шведской миссии покинул Россию в середине декабря 1918 г., но дипломатические отношения не были разорваны совсем. В здании миссии жил канцелярист Оскар Лундберг, исполнявший функции своего рода неофициального дипломатического представителя и помогавший шведам добывать охранные грамоты, визировать паспорта и т. д. После отъезда Лундберга летом 1920 г. из Петрограда Тунельд занял его место в качестве представителя шведской колонии в Петрограде перед советскими властями, и в ноябре 1921 г. МИД Швеции формально поручил ему надзор над недвижимостью миссии.

Именно после выхода Тунельда из тюрьмы в нем пробудился активный интерес к судьбам шведов в России. В сочельник 1919 г. он увидел на улице просившую милостыню старушку. Оказалось, что прежде она жила в приюте «Скандинавского благотворительного общества» для бедных женщин, а теперь была вынуждена пойти на улицу нищенкой; как она рассказала, несколько старушек уже умерли голодной смертью.

Встреча с этой старой шведкой стала поворотным пунктом в жизни Тунельда. «Здесь, — пишет он, — за год, прошедший после отъезда из страны миссий, мы так были заняты нашими собственными делами и заботами, что совершенно позабыли о том, что в городе есть терпящие нужду шведы, просто-напросто погибающие от лишений». Тунельд решил связаться с приятелем, чтобы обсудить с ним вопрос о том, что можно сделать для «этих обездоленных членов нашей шведской колонии».

Беседа принесла скорые практические результаты. В марте 1920 г. Тунельд участвовал в создании «Шведского общества благополучия в России», главной задачей которого стало поддерживать заключенных в тюрьму шведов, оказывать медицинскую помощь, заниматься призрением и погребением бедных и «брать на свое попечение общее и частное имущество шведов». Важной задачей было распределение продовольствия среди российских шведов, которые после революции лишились всего, что имели, и теперь находились в очень тяжелых обстоятельствах. «Комитет благополучия» помогал распределять посылки с сахаром, мукой, овсяной крупой, маслом, чаем и солью, отправляемые шведским правительством и парламентом в Советскую Россию.

Тунельд прилагал также большие усилия, чтобы помочь арестованным по ложным обвинениям шведам. Среди них было несколько шведских рабочих, в 1920 г. приехавших в Россию «строить коммунизм», а также сын астронома Оскара Баклунда Нильс, работавший инженером в Управлении водного транспорта и арестованный в марте 1921 г. Все они были освобождены благодаря неутомимым действиям Тунельда, который, кроме того, помог многим гражданам Швеции пересечь границу с Финляндией, чтобы оттуда проследовать на родину.

Но деятельность Тунельда этим не ограничивалась. Он являлся также представителем в России шведских Красного Креста и «Общества спасения детей», а еще содействовал шведским фирмам в их контактах с советскими властями. Однако самым замечательным деянием было сделанное им для прихода Св. Екатерины.

Отъезды и уплотнения

Впервые годы пребывания в Петербурге Тунельд не играл сколько-нибудь активной роли в приходской жизни, но встреча со старушкой-шведкой в сочельник 1919 г. изменила его судьбу: в марте 1920 г. Тунельд был избран в церковный совет прихода Св. Екатерины, а в июле стал секретарем совета. Председателем был директор Ингве Руселль, но движущей силой совета — Тунельд, энергия и организаторские способности которого пришлись очень кстати, как и умение «очаровывать людей» — качество, оказавшееся необходимым в общении с новыми правителями.

1917–1920 гг. были временем драматических перемен в приходе. Возросшая в годы войны численность прихожан быстро сокращалась после захвата власти большевиками. Приход, делами которого Тунельд занялся в 1920 г., насчитывал не более пяти процентов членов от их числа тремя годами ранее.

Сведения об истории прихода в годы непосредственно после революции скудны, но говорят о стремительном и трагическом распаде шведско-финской общины. На 1917 г. регистрационные книги содержат сведения о 5198 прихожанах (из которых добрых десять процентов составляли шведы из Швеции). Число то же, что и в 1915–1916 гг., но оно неточно. Из списков прибывших в приход и выбывших из него видно, что число новичков в 1917 г. впервые за много лет меньше числа уехавших — соответственно 60 и 102 человека; относительная многочисленность приехавших объясняется тем, что Россия в промежутке между Февральской революцией и большевистским переворотом привлекала многих людей, надеявшихся на демократическое развитие страны, прежде всего людей деловых. В 1918 г. разница еще более увеличилась: 142 человека уехали, между тем как записались в приход 37. В 1919 г. прибыли два человека, а затем уже не приезжал никто.