Татьяна Павлова - Закон свободы: Повесть о Джерарде Уинстэнли

Все были так заняты работой, что подняли головы и выпрямились уже тогда, когда толпа была совсем близко. Впереди чернело одеяние Платтена, рядом шел Томас Саттон с топором в руке. Пять или шесть человек несли зажженные факелы, тускло трепетавшие в солнечном свете. За ними — еще с полсотни арендаторов с дубинками.

«Это конец», — сразу подумал Джерард. Бросил мотыгу на землю, отряхнул руки и шагнул навстречу толпе.

Платтен не взглянул на него. Приказал факельщикам:

— Дома сжечь. Посмотрите только, нет ли кого внутри.

Несколько человек бросились к хижинам, заглядывая в двери и окна, постукивая по стенам:

— Выходи! Выходи все, кто там! Мы сейчас подожжем дома! Живее!

Дженни выскочила с ребенком на руках, горестно охнула, сорвала белье с веревки. Из другой хижины вывели под руки смертельно бледную, с черными кругами вокруг глаз Дороти. Матери подхватили детей на руки и отошли к грядкам, за спину к Джерарду. Он решительно подошел к Платтену.

— Пастор! — сказал он. — Пастор! Вы же обещали. Я написал вам то, что вы требовали.

Платтен, по-прежнему не глядя, резко отмахнулся.

— Отойдите, мы сейчас будем поджигать дома. Эй, Питер, Ральф! Что стоите? Тащите соломы, так ведь не загорится!

— Но что случилось? — добивался Джерард. — За что? Ответьте!

Пастор вдруг сжал кулаки и заорал, наступая и топая ногами:

— Вон! Вон отсюда! Вот мой ответ! Чтобы духу вашего здесь не было — вас и ваших ублюдков! Бесы, порождение преисподней! Я изгоняю вас — властью, данной мне от бога!

— От бога?! — Из-за спины Джерарда выскочил Роджер Сойер. — От бога?! — крикнул он срывающимся высоким голосом, сжимая кулаки. — Да разве вы — от бога? Вы сейчас — первый христопродавец! Иуда!.. Что вы говорите нам в церкви? А сами… Вы… Да вы сами разрушаете в нас веру! И в нас, и в них! — он протянул руку в сторону карателей. — Да вас самого… Убить надо, вот что!..

Дженни с младенцем на руках рванулась вперед, прикрывая его собой.

— Не слушайте его, — заговорила она низким грудным голосом, снизу вверх глядя на пастора. — Не слушайте его, ваше преподобие, он не знает, что говорит… Мальчишка еще, ваше преподобие. Молчи! — прикрикнула она на Роджера, который пытался еще что-то говорить. — Ваше преподобие! — она крепче сжала нежную спинку ребенка. — Я понимаю, вы хотите разрушить… Наши дома… Хорошо, мы уйдем, в другое место, куда-нибудь… Но не жгите добро, разрушьте и ладно, а? Ведь дерево нам недешево досталось. Мы его возьмем, мы бедные люди… Зачем жечь-то?..

— Нет! Нет! — крикнул пастор ей в лицо. Зубы его оскалились, глаза вылезали из орбит. — Замолчи, женщина! Эй вы! Поджигайте, чего стоите! Мы спалим все дотла, и вон отсюда, вон, вон! Это язычники, поганые твари, они не знают бога! Не бойтесь, ничего не бойтесь, вы служите господу. Жгите все, чтобы они не понастроили опять!..

Арендаторы закопошились вокруг хижин, подтаскивая хворост и солому. Факелы задымили под порогами, под стенами, и скоро бедные убогие жилища пылали, потрескивая под солнцем, вместе со всем их нехитрым скарбом — кроватями, детскими люльками, коробами для продуктов, столами, тряпьем… Пылала старая большая Библия и рукопись на столе у Джерарда, пылали детские деревянные лошадки…

Огонь трещал, накалял воздух невидимым на солнце жаром, воздух дрожал над пламенем, к светлому весеннему небу возносились черные густые клубы дыма.

К вечеру они собрались на пепелище. Слабый костер едва тлел, напоминая о дневном пожаре. Словно табор цыган — голодные и нищие, с женщинами и детишками, без крова, без надежды. Жатва… Вот она, жатва…

Они стали устраивать ночлег для женщин и детей. Апрельская ночь светилась мутноватыми звездами.

— Эй вы! — раздалось из темноты. К ним приближались трое с факелами. Тот, кто шел впереди, вид имел страшный и звероподобный: голову его, щеки и подбородок покрывала густая копна волос, маленькие глазки блестели свирепо. Одной рукой он поднимал над головой факел, другой сжимал суковатую дубину.

— Эй вы! — крикнул он. — Убирайтесь покуда живы!

— Ты кто? — спросил его Джерард. — Садись, потолкуем.

Детина ощерился.

— А чего мне с вами толковать. Нам приказано — всех долой.

— Кем приказано?

— Хозяином.

— Ваш хозяин — пастор Платтен?

Детина угрожающе придвинулся.

— Нам не велено разговаривать, понял? Убирайтесь отсюда. И все — долой! — Он ткнул огромным башмаком в костер, головешка отскочила, посыпались искры. Некоторые из женщин подняли головы.

— Кто здесь? Тише, детей разбудите.

— А ну встать всем! — зычно крикнул детина и еще раз ударил ногой в костер. Мужчины поспешно встали, начали подниматься женщины. Мучительным сонным голосом заплакал ребенок.

— Куда же нам идти? — спросил Джерард. — У нас нет крова. Ваш хозяин не сказал, куда нам идти?

Сухой жилистый человек, тоже с дубинкой, подскочил и затараторил:

— А нас это не касается, куда вам идти. Нам приказано выгнать вас вон и сжечь то, что от вас останется. Давай за дело, ребята! — Он схватил за ножку табурет, на котором сидел Колтон, дернул, старик упал, ахнув, на землю; жилистый стукнул по табурету дубинкой, и тот разлетелся на куски. Потом схватил за угол одеяло, на котором лежала Рут, и с силой дернул на себя. Женщины закричали.

— Мамм… Мамм… — взывал испуганный детский голос.

— Что ж это вы делаете, совести у вас нету совсем! — говорил Хогрилл, пытаясь остановить то одного, то другого.

— Скажи им, Дэвид, — бросил волосатый, стаскивая жалкие пожитки в задымивший костер. Юркий жилистый человечек, которого назвали Дэвидом, крикнул:

— Нам сказано, что вы бога не знаете и в церковь ходить не желаете. Поэтому убирайтесь. И учтите, мы будем караулить всю ночь. И завтра придем, и послезавтра, таков приказ! А если вы в другом месте палатки или дома поставите, и там до вас доберемся и спалим. Землянки выроете, мы вас и там, как лис в норах, прикончим. Ни на земле, ни под землей вам жизни не будет!

Джерард смотрел, как, подхватив пожитки, взяв за руки сонных детей, диггеры уходили в ночь. Ни на земле, ни под землей, ни на небе… Он сжал кулаки и медленно пошел следом за ними.

— Куда же вы пошли?

— Кто куда… Кто у родных здесь в Кобэме, кто в Уолтоне… Кто в Гилфорд подался, а кто и в Лондон. Рут с детьми на север…

— А сам ты где?

— Мы, несколько человек, у Бриджет ночевали. Она добрая…

Генри и Джерард стояли под дождем в роще и не смотрели друг на друга.

— Знаешь что, — сказал Генри, — я тебе дам один адрес. Манор Пиртон в Хертфордшире. Леди Элеонора Дуглас.

Джерард горько усмехнулся:

— А сам-то ты что надумал? Тут, в Кобэме хозяйничать будешь?

Генри помолчал, лицо побледнело. Он снял шляпу, и по щекам заструились капельки дождя.

— Тут не нахозяйничаешься, — сказал он, — мы почти разорены. Арендаторы разбежались, долги выросли. Здесь мне семью не прокормить. И еще, знаешь… После того, как я побыл с вами, после всех ваших бед… Не могу я больше здесь, понимаешь? Я бы их всех до одного… Ненавижу! Задушил бы голыми руками. А так, как вы… Ничего у вас не выйдет.

— Подожди, мы еще поднимемся. Мы все живы, слава богу. Нас рассеяли, лишили крова, хлеба. Но мы появимся снова — вот увидишь. Наши колонии возродятся и в Бекингемшире, и в Уэллингборо, и в Кенте, и на севере! Мы будем вставать из пепла снова и снова, пока не покорим всю землю. Мы непобедимы!

Генри вдруг приблизил лицо вплотную к Джерарду и зашептал горячо, срываясь и по-детски тараща глаза:

— Не могу я. Не могу, и все. Тебе хорошо, ты веришь. А я ненавижу.

Джерард внимательно посмотрел ему в лицо:

— Ты что задумал, Генри? Бежать?

— Да! — страстным шепотом воскликнул тот. — Бежать! Слыхал про такую землю — Массачусетс? Может, вместе соберемся, а? Кто из наших остался, захватим? Потом семьи перетащим, сестры приедут, Джон…

Джерард улыбнулся, посмотрел на Генри ласково. Решительно покачал головой.

— Нет, милый. Я не могу. Моя страна, моя Англия несчастна. Я нужен ей здесь.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

ПРАВЕДНЫЙ ЗАКОН

«Ты спросишь, где, слепец, беру я силы?

В сознанье, что огонь моих очей

Служение свободе угасило —

О ней я возвещал Европе всей».

1. ДИАСПОРА

Весна 1650 года принесла тревогу. Роялисты вновь собирали силы. На этот раз угроза шла с севера, из Шотландии, с которой и начался десять лет назад великий мятеж. Шотландские пресвитериане не хотели примириться с казнью Карла Стюарта. Как только весть о том, что голова монарха скатилась, достигла Эдинбурга, его сын и наследник был провозглашен королем Карлом II. Представители враждебного Английской республике шотландского парламента отплыли в Голландию, где находился принц Чарльз, для переговоров. Ему предложили сделать пресвитерианство государственной религией Англии, Шотландии и Ирландии. Молодой принц согласился, и 1 мая в Бреде подписал соглашение.