Дмитрий Балашов - Воля и власть
В отличие от Феофана, полного трагическим ощущением гибели его родной Византии, эти мастера, среди всех бед мира сего, верили в светлое будущее родной земли и в возможность воссозданья царства Божия на земле, какие бы препоны ни лежали на пути к этому.
Потому и обращаясь к великому искусству Византии, русичи брали созвучное им, брали воистину великие образцы эпохи расцвета, насыщая их новою жизнью своей молодой страны и молодого народа, не утерявшего воли к подвигам.
Глава 32
По случаю мора во многих волостях Московского княжения была вновь, по совету Ивана Кошкина, уменьшена татарская дань – «выход царев» (ордынского хана на Руси называли «царем» уже давно). А, впрочем, год был сведен без особых проторей. Ежели бы не страшный пожар в Ростове, унесший более тысячи жизней, то и вовсе можно было бы радоваться. Принят в службу знаменитый литовский князь. Остановлен Витовт. Налажены псковские и новгородские дела, укреплена Ржева. Без боя восстановлена власть на Рязани Федора Ольговича. Нижний Новгород находится в руках великого князя Московского. (Нижнегородские князья, дети Дмитрий Костантиныча, укрощены, но все живут и злобствуют потомки князя Бориса, пока, впрочем, бессильные.) Во Твери опять разоспорили Иван Михалыч с братаничем Иваном Борисовичем, и Иван Борисович бежал на Москву, полагая великого князя Московского верховным разрешителем удельных споров. Сын великого князя Василия, Иван, рос и радовал сердце отца, возлагавшего на Ивана все большие и большие надежды.
В Орде, где сел на царство Булат-Салтан, пока было спокойно, и Едигей слал опять ласковые письма, называя Василия сыном своим.
Опас поиметь все-таки стоило. И когда два сына покойного Тохтамыша Джелаль эд-Дин, на Руси его прозвали Зелени-Салтаном, и Керим-Берды попросили дать им приют, Василий не отказал, но поместил царевичей (они, по слухам, терпеть не могли друг друга) на восточной окраине княжества и – поврозь. Боярам, что ведали приемом беглецов, было строго-настрого наказано не доводить о том, дабы не прослышал и не разгневался Едигей. Уведает, конечно! Как без того! Но, когда уведает, тогда и думать начнем… Многое на Руси и тогда, как теперь, творилось на «авось», без дальнего загляда.
А, впрочем, Свидригайло с его дружиной казался достаточным заслоном и от Литвы, и от Орды.
Ничто, казалось, не предвещало великой беды. Хлеб был убран и сложен в закрома. Наступила зима. Мор поутих, и весело было зреть откуда-нибудь с высокого холма укрытые снегом уютные деревни с бело-розовыми дымами топящихся печей. Ничто не предвещало беды!
И движение ордынских ратей под водительством Едигея поначалу мало кого смутило, ибо Едигей сообщал Василию, что Орда, мстя за свои обиды, движется на Витовта.
Об этом последнем великом татарском нашествии на Русь сообщает Новгородская Первая летопись (короче всего), гораздо подробнее – «Московский летописный свод конца XV века», и еще подробнее – патриаршья Никоновская летопись, где помещены и письмо Едигея к Василию, и горестные поучения «юным» боярам за их неосмотрительность в делах с Ордой, и рассказ о том, как и почему Едигей обманул великого князя Московского.
У составителй Никоновского свода наверняка были в руках документы, исчезнувшие позднее (как то же письмо Едигея!). Но тут и возникают вопросы, а именно: в Московском летописном своде прямо сказано, что Едигей шел на Русь. В Никоновской – он якобы шлет успокоительное письмо великому Московскому князю: «Уведай, Василий, что это идет царь Булат-Салтан со всею Великою Ордою на Витовта, да мстит, колико есть сотворил земли твоей (то есть отмщая московские обиды!). Ты же воздай ему честь, ежели не сам, то пошли к царю сына или брата, ежели и не так, то кого-либо из своих вельмож, и ничего не бойся, поскольку я помогаю тебе во всем». Все же Едигей лукавствовал, – добавляет летописец, – дабы москвичи не собрали воинство против него. Выслушавши татарского посла, Василий Дмитрич послал единого от вельмож Юрья именем, с дружиною. Едигей захватил Юрия, не дав ему послать вести, и скоро сам явился под Москвой.
Кто был этот Юрий? Среди вельмож того времени (не мелкого же городового боярина посылали!) подходят по имени только двое: Юрий Патрикеевич, князь, недавно принятый на Москве и вошедший в среду великих бояр московских… Он ли был послан? Вряд ли! И Юрий Васильевич Грунка, младший Вельяминов, уже пожилой боярин из рода великих тысяцких Москвы. Он мог быть послан, конечно, мог… Но был еще один Юрий, а именно, брат великого князя Московского, Юрий Дмитрич, который вполне имел право заменить в этом посольстве самого князя Василия. Тем паче что о нем во время осады Москвы нет ни слова, и имя его всплывает лишь много спустя. Не он ли возглавил посольство к Едигею? (Единственного сына своего Ивана Василий послать не мог, ежели и сам не рискнул поехать, а послать Юрия?.. Софья, во всяком случае, очень могла посоветовать такое, а Юрий, из гордости, согласиться на посыл! А что в сравнительно позднем Никоновском своде Юрий мог быть ошибкою назван вельможею… Нет! Скорее все же поехал Юрий Грунка.) Так оно или не так, нынче узнать не представляется возможным. И еще раз подчеркнем: был самый разгар зимы. Новгородская Первая летопись называет дату набега 23 ноября (кстати, здесь Едигей назван тестем свергнутого Шадибека, еще одна характеристика к тогдашним ордынским отношениям, при том, что Едигей теперь преданно служит узурпатору… Поставленному им самим?). К Москве татарская рать подошла 1 декабря. То есть неделя понадобилась на подход к столице. И еще одна странность: в перечнях разоренных татарами городов отсутствует Владимир. Не мог ли Юрий Звенигородский застрять там и организовать оборону города? Опять неясно, но разорены были, прежде всего: Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Верея, Новгород Нижний и Городец, прежде всего города, данные в кормление литовскому кормленнику Свидригайле. Не было ли у Едигея тайного сговора с Витовтом? Не мыслил ли он, разоряя то одного, то другого союзников Василия, поддерживать хрупкое равновесие сил? И еще был разорен тверской Клин, а на отходе татары, по сообщению Новгородской летописи, взяли Рязань. Тот же перечень городов и в Никоновской летописи, и в Московском летописном своде конца XV века, источнике достаточно надежном (по другим данным прибавлена еще Верея и, однако, опять же нет Владимира!).
В Никоновском своде приведено письмо Едигея Василию, где выставлены следующие пункты обвинения, вызвавшие карательный поход: что у Василия укрывались царевичи, Тохтамышевы сыновья (персональные враги Едигея!), что на Москве высмеивают и оскорбляют ордынских послов и гостей (что, по злоязычию московитов, очень могло быть), что постоянно задерживают дань, ссылаясь на оскудение земли – «и все то – ложь», что Василий не являлся в Сарай ни к Кутлук-Тимуру, ни к Шадибеку, ни к Булат-Салтану, пренебрегая своими обязательствами улусника ордынского хана. Что, наконец, зря он, Василий, слушает своих юных вельмож: «Добрый был человек Федор Кошка, а сын его Иван, твой возлюбленник, вадит тебя на зло. Помощи просишь, а даней не даешь, как и помогать тебе? И куда ты подевал то серебро, чо собираешь со своих людей?» Привожу ниже полный текст этой грамоты, интересной и самой по себе и тем еще, что в ней просматривается некая новая нота отношений с татарами. Во-первых, и те и другие нынче великолепно знают друг друга. Московская летопись заботливо перечисляет, к примеру, всех татарских князей – участников похода на Русь, не забывая, какого они рода: Бучак – цесаревич, Тегриберди – цесаревич, Алтамырь – цесаревич, Булат – цесаревич, князь великий Едигей, князь Махмет, Исупа Сюлюменева сын, князь Тегиня, Шихов сын, князь Сарай, Урусахов сын, князь Обрягим, Темирязев сын, князь Якшибей, Едигеев сын, князь Сентилибей, князь Бурлак, князь Ериклибердей.
Точно так же и в Орде знают по именам, и по делам, и по отношению к Орде московских великих бояр. Ну, и когда это прежде на Москве открыто высмеивали татарских гостей и посланцев? И когда приходилось, для успешного набега, обманывать великого князя, боясь, что тот успеет собрать войска для отпора? И когда приходило на ум ордынцам оправдываться и объяснять причины ратного нахождения на Русь?
Не забудем и того, как, по сути, бесславно завершился этот поход, ибо Едигею пришлось спешно возвращаться в Сарай, спасая Булат-Салтана от набега очередного претендента на ханский престол.
Однако поначалу казалось, что сразу и вдруг вернулись Узбековы времена[100]. Великий князь Василий ускакал в Кострому и за ним тотчас была снаряжена погоня в тридцать тысяч воинов во главе с цесаревичем Тегрибердеем, да Якшибеем, сыном Едигеевым, да князем Сентилибеем – поимке великого князя Едигей явно придавал первостепенное значение!
Письмо Едигея:
«Слышание нам учинилося таково, что Тохтамышевы дети у тебя, и того ради пришли есмя ратию; да еще слышание наше таково, что ся неправо у тебя чинит в городех: посыла царевы и гости из Орды к вам приездят, и вы послов и гостей на смех поднимаете, да еще и велика обида и истома у вас чинится. Ино то не добро, а преже сего улус был царев и державу держал, и пошлины, и послов царевых чтили, и гостей держали без истомы и без обиды: и ты бы спросил старцев, како ся деяло преже сего. И ты нынче того не деешь, ино тако ли то добро? А Темир-Кутлуй сел на царство, а ты улусу государь учинился, и от тех мест у царя еси во Орде не бывал, царя еси во очи не видал, ни князей, ни старейших бояр, ни меньших, ни иного еси никого не присылывал – ни сына, ни брата, ни с которым словом не посылывал. И потом Шадибек осмь лет царствовал, и у того еси также не бывал, и никого еси ни с которым же словом не посылывал. И Шадибеково царство такоже ся минуло, и нынче царь Булат-Салтан сел на царстве и уже третий год царствует, такоже еси ни сам не бывал, ни сына, ни брата, ни старейшего боярина не присылывал. А над толиким великим улусом старейший еси великий князь, а вся твоя дела недобры и неправы. Добры нравы и добра дума и добрая дела были ко Орде от Федора, добрый был человек, которые добрые дела ордынские той тебе вспоминал, и то ся минуло, и ныне у тебя сын его, Иван, казначей твой и любовник и старейшина, и ты ныне из того слова и из того думы не выступаешь. Ино того думою учинилася твоему улусу пакость и христиане изгибли. И ты бы опять тако не деял, а молодых не слушал, а собрал бы еси старейших своих бояр и многих старцев земскых, да думал бы еси с ними добрую думу, кая бы пошла на добро, чтобы твоим христианам, малым и великим, было добро, не погибли бы от твоей гордости в твоей державе до конца никтоже. Аще ли ты не восхощеши тако чините, но осваиватися восхощешь, ино ти ся робятити и бегати. (Видимо, быть как ребенку, впасть в детство?) Добро бы ти тако быти, како бы ти прожити и как бы ти пошлины ведати и како ти во улусе сем жити безбедно и княжити. А обиды каковы ни будут или от князей русских или от литвы, и ты к нам на них жалобные шлешь ежелет, и жалобныя грамоты обороны у нас от них просишь, и покоя в том нам от тебя нет николи, а ркучи тако, что ся улус истомил и выхода взяти не на чем. И мы преже сего улуса твоего сами своима очима не видали, только есмя слухом слыхали. А что твои приказы и грамоты твои к нам во Орду посылал еси, то еси нам все лгал: а что еси имал в твоей державе со всякого улуса с двух сох рубль, и то серебро где ся девает? Ино бы добро было тако, како бы тебе позватися, како бы то отдано по старине по правде, ино бы того зла улусу не учинилося, а христиане бы не погибли до конца, и ярости бы и брани нашей на тебя не было».
