Николай Задорнов - Амур-батюшка (Книга 2)
Оломов заговорил о том, что важнейшим мероприятием по благоустройству новоселов он считает удачное проведение приказа о разбивке округа на новые станы с назначением в каждый из них полицейского офицера.
- Мы сделали большое дело, надо сознаться! Теперь будет больше полицейских станов. - И, придя в хорошее настроение, Оломов пошутил: Полиция - тоже переселенцы!
Приезжие чиновники и попы ушли отдыхать в домик. Там для них были приготовлены постели. На дворе, сидя на пеньке, остался лишь Петр Кузьмич Барсуков.
Поп собрал уральских крестьян.
- Ну, погуляли, порадовались, а теперь есть к вам дело.
Мужики обеспокоенно переглянулись.
- Живете вы в достатке, сыны. Каждый из вас стяжает для себя. А церковь? - подняв палец и выкатив глаза, грозно спросил поп. - Не надо забывать об украшении церкви, а то ведь тут бревна одни. Надо нам наложить на себя обязанность, а То гордыня может обуять.
- Видишь ты какой, - молвил дед Кондрат.
- Сколько же тебе надо? - спросил Тимоха Силин.
- Ты уж до нашей косы добрался, - обратился к священнику Егор Кузнецов. - Рыбу ловить приехал, а позволения не спросил. А что, если бы я погнал тебя?
Мужики вспомнили попу все обиды. Но поп чувствовал, что возьмет свое.
- Тут господ нет, церковь мужицкая, - заговорил он. - К кому же мне обращаться?
Егор думал: "Хитер поп. Хотя он и амурский, и гусей стреляет, и на медведя ходит, но все же это поп, и он станет все тянуть, да еще будет когтем от начальства".
- Может, тут и молитва хлеще пойдет, с нового-то места скорей господа достигнет, - продолжал поп. - От новой земли молитва угодней. - Мысль эта ему понравилась. - Земля сия не запятнана грехами. Мне нет расчета вас разорять. Не оберу. Но и без поборов вас по тайге пустить - бога забудете.
- Уговор вот какой, - весело сказал Егор. - Худо молиться будешь, земля не уродит, тогда уж мы тебя палками выгоним из деревни.
Поп ударил с мужиками по рукам.
Барсуков хотел было сказать, что урожай не от попа зависит, что все это глупости, но спохватился.
Довольные необыкновенной сделкой, мужики толпились на берегу.
- А це бы наса так? - спросил гольдский купец Писотька. - Соболей поймал - долю попу, а его пусть хорошо саманит.
* * *
- Что, Алеша, невеселый? - встретив Айдамбо, спросили бабы.
- Иван обещал девку отдать, - отвечал молодой гольд, - а не знаю, отдаст ли.
- Он всем так отвечает, - молвила Наталья.
- Уж мы заступались за тебя, - ласково добавила Таня.
Айдамбо нравился бабам.
- Вот уж красавец! Черненький! Сама бы влюбилась, - смеясь, говорила Наталья.
- Страдает!
Бабы обступили Ивана на берегу.
- Почему Алешке жениться не дозволяешь? - спросила Наталья. Дайте-ка мне хворостину, сама не нагнусь, - попросила она.
- Бабы, мне сегодня не до смеху... У меня сегодня печаль.
- Вот за это тебе еще, что не до смеху! За печаль! Знаем твои печали!..
- С горя да с печали сравнялась шея с плечами!
- Бабоньки, хватайте палки! - воскликнула Татьяна.
- Бейте его!..
Видя, что бабы не шутят, Иван хотел бежать, но в него вцепились и не пускали.
- Егор девку отбил, а ты срамишься, за старика ее хочешь выдать.
Мужики смеялись, глядя, в какой оборот попал Иван.
- Так тебе и надо!
- Эй, бабы! - закричал Силин. - Шут с ним! Он же злопамятный.
- Убьем тебя! - кричала Бердышову Арина.
- Паря, беда! Пьяные бабы страшней мужиков! - сказал Бердышов. - А ты почему думаешь, что я злопамятный? - спросил он Тимоху.
Илья с Дуняшей рассаживались в разные лодки. Они прощались на берегу, когда появился Иван с веслами.
Илья посмотрел на Бердышова с видом превосходства и ухмыльнулся.
- Что скалишься? Смотри старайся, а то отобью...
- Эй, Иван, - толкнул его в бок Егор, - хватит с девками баловать! Поедем.
Егор оттолкнулся от косы.
- Пошел! - крикнул Силин.
- Ну-ка, давай! - воскликнул Бердышов.
Гулко забили весла по воде. Лодки пронеслись через озеро, и, когда гребцы подняли весла, длинная вереница лодок, бесшумно скользя, вошла в протоку.
Толпа богомольцев, дома и палатки - все скрылось, и только зеленые маковки церкви и звонницы виднелись над чащей.
Навстречу лодкам открывались громадные, по-осеннему бледные воды Амура.
- Весной вода в речке красная, - говорил Кузнецов, цепко держа весла жилистыми руками, - а осенью густая, грести тяжело, пароходу и лодке идти трудно.
- Я в Амуре горную воду сразу узнаю, - отозвался с соседней лодки Иван. - Горная вода - черная, а сейчас идет коренная.
Поодаль от берега стояли пароход и баржа. Лоцман готовился к отвалу. Тамбовцы сговорились с ним плыть вниз на барже и полезли из лодок на ее борта.
Буксирный пароход пыхтел, разворачивался. Матрос на корме готовился кинуть конец.
Илья увидел, как Дуня полезла на баржу и как ее там обступили солдаты. Он забеспокоился.
- Кидайся в воду, - посоветовала Таня.
Пароход взял баржу на буксир, и тяжелое судно тронулось.
- Завтра будут дома, - сказал Иван.
- А у тебя рука тяжелая, - заметил ему Тимоха Силин.
- Откуда знаешь?
- Ты пьяный меня вчера ударил.
Дуня долго махала с борта белым платком. Илья приехал домой, сел на ту скамейку, на которой Дуня обещала ему за Дельдику глаза выцарапать, и сердце его защемило. Он долго смотрел вслед уходящей барже.
Ночью ударил мороз. Красные и желтые пятна на сопках тускнели, лес редел, выступали синие зубчатые гребни сопок, похожие на комья руды с прожелтью, со ржавчиной. Только на Додьге, в теплом ущелье, ярко краснели клены, а нежно-желтые осины, казалось, подвинулись из лесу поближе к людям.
Погода переменилась. Полили дожди. По ночам шел снег.
Пурга, мороз, лед на лужах радовали Илюшку. Он ждал зимы, как бы торопил ее. Сопки уже побелели, река стала похожа на огромную черную отмель, мелкие волны цвета зыбучих мокрых песков лениво и слабо ползли к берегу.
- Вот когда вода тяжелая! - оказал дед.
Посредине Амура выступила заваленная снегом, белая, тонкая, очень длинная коса, поделившая поверхность черной воды на два озера. Белые сопки, казалось, выросли за рекой. Мимо прошел пароход с сугробами на палубах и пристал где-то за рекой между сопок.
В Уральском часто говорили теперь про церковь. В эти дни забылись проделки Гао и торгашество в храме, корысть и назойливость попа, драки, охота на гусей, пьянство. Помнилось торжество, общая радость, слезы волнения, просветленные лица, толпа в белых платках и светлых платьях. В сырой, конопаченной мохом церкви крестьяне чувствовали себя заодно со всем народом и своей родней, оставшейся на старых местах, и терпеливо выстаивали такие же непонятные, но торжественные службы.
Когда с озера сквозь белый вихрь, крутившийся над черной рекой, доносились звуки колокола, чувство торжества вновь овладевало душой крестьян. Хотелось бы им чего-то поясней, попонятней поповых проповедей новая жизнь многое открыла людям, пришедшим на Амур. Но пока что, кроме попа и колокола, у них ничего не было.
Колокол звонил и в пургу, и в туман, и в осенний холод, напоминая людям о старых местах, с которых пришли они сквозь великую Сибирь на берега Амура.
Пришел пароход. Опять Ивану привезли товары. Сгружали ящики, тюки, мешки. А из Иванова амбара часть товаров опять носили на берег, грузили на этот же пароход. Савоська уезжал в низовья. Он должен был сгрузить все на устье Амгуни, где его ждал доверенный Ивана, его дальний родственник, старик Бердышов с поисковыми рабочими. Савоська должен был провести всю партию туда, где Иван на водоразделе между Горюном и Амгунью занял участок, с тем чтобы начинать разработки.
* * *
А за рекой, на сопках, загудели провода. В маленьком стойбище Экки заканчивали постройку телеграфного станка*. С последним пароходом туда прибыл молодой чиновник с женой и ребенком. Чиновник нанял одного из гольдов сторожить станок и топить печь. Туда же назначены были два солдата, которые должны были в случае обрыва проводов ходить по линии, искать повреждение.
_______________
* С т а н о к - телеграфный пункт, пост.
Одним из этих солдат был Андрей Сукнов. Он и прежде работал на проводке телеграфных линий, а теперь выпросился у полковника служить на станке.
По свежевыпавшему снегу бродил он на лыжах с сопки на сопку. Внизу, за Амуром, среди лесов вились дымки. Белела вырубленная релка, как маленькое пятнышко.
По черному Амуру плыли льдины, похожие на стынущее сало. На одной из них с края на край испуганно бегала крохотная рыжая коза.
Провода гудели все сильней, хотя в воздухе стояла тишина. Где-то далеко-далеко начиналась буря.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Синдан жил у Гао.
- Общество торговцев должно мне помочь, - говорил он. - Кто я теперь? Разоренный изгнанник.
Гао кормил Синдана и поил ханшином, но Синдан замечал: ему уже не выказывали былого уважения.
Одежда его обтрепалась, штаны и куртка лоснились. Живя у Гао, он временами забывал свою ненависть к Ивану, который хотя и разорил его, но был далеко. Синдан злился на своего хозяина.
