И. Василевский - Романовы
«Император, — описывает Саблуков, — появился в сапогах со шпорами, со шляпой в одной руке и с палкою в другой. Торжественно, прямо, не сгибаясь, как на параде, он направился прямо к нам. Константин словно окаменел на месте и имел такой вид, как будто стоит безоружный перед медведем. Александр сразу убежал в свою комнату».
Павел стоит молча. Саблуков рапортует ему о состоянии полка.
— Ты дежурный? — спрашивает государь.
— Так точно, ваше императорское величество!
Государь, не сказав ни слова великому князю Константину, выходит из комнаты. Константин стоит без движения.
Только через несколько минут, когда издали послышался скрип другой двери, доказывающий, что государь уже ушел, Александр «снова вполз в комнату, словно ластящийся пойнтер».
— Ну, брат, что ты на это скажешь? — спрашивает Александр Константина.
Больше всего оба брата удивлены, что Саблуков не испугался Павла.
— Неужели вы действительно не боитесь? — спрашивает его Александр.
По приказанию шефа своего полка Саблуков уходит домой. Но в тот же вечер, в три четверти десятого, к Саблукову является фельдфебель от государя:
— Его императорское величество немедленно требует вас во дворец.
Саблуков испуган и встревожен до крайности.
Оказывается, Павел вызвал его, чтобы поручить ему лично охрану дворца в этот день. Но граф Пален знает, что Саблуков любит Павла, знает, что присутствие Саблукова и его отряда может явиться серьезной помехой делу, и уже принял свои меры. Когда поздно вечером Павел переспросил графа Палена, может ли он, Павел, поручиться, что ничего не угрожает его безопасности, Пален ответил:
— Все благополучно, ваше величество. Все меры приняты. Но я не могу ни за что поручиться, если вы оставите в карауле этих якобинцев.
Якобинцами Пален назвал солдат саблуковского отряда.
В 16 минут одиннадцатого Павел со своим шпицем встречает экстренно вызванного Саблукова.
— Вы якобинец! — кричит ему Павел. — Весь ваш полк якобинский!
— Не говорю о себе, но относительно полка ваше величество заблуждается, — ответил Саблуков.
Но Павел его не слушает.
— Я лучше знаю. Ваш караул должен немедленно удалиться.
— Слушаю, ваше величество. Налево, кругом, марш! — командует Саблуков.
Позади государя стоит Уваров. Он, по запискам Саблукова, «стоит с глупым лицом и улыбается».
Саблуков не прав. Уваров вовсе не так глуп. Он улыбается не случайно. Он видит, что Пален добился своего. Он видит, что по личному приказу Павла удаляется именно тот караул, который только бы и мог спасти жизнь императора. Не случайно улыбается Уваров…
Саблуков уходит домой. Он растерян, смущен и ничего не может понять. В час ночи фельдъегерь Константина привезет ему собственноручную записку великого князя, написанную торопливо и в сильном волнении: «Как можно скорее соберите полк. Верхом и в полном вооружении. Прикажите хорошенько зарядить ружья и пистолеты».
Крайне пораженный, Саблуков немедленно исполнит приказ своего шефа, но поспешит послать извещение об этом и своему отцу с просьбой объяснить, в чем дело, посоветовать, что делать. Через три часа будет получено известие о наступлении нового царствования и делать что бы то ни было будет уже поздно.
Утром на торжественном параде, который станет принимать новый император Александр I, сияющий граф Пален с видом полководца, выигравшего важное сражение, подойдет к стоявшему в стороне полковнику Саблукову.
— Я боялся вас больше всех остальных военных во дворце, больше всего гарнизона, — скажет он.
— Вы имели на то все основания, — хмуро ответил Саблуков.
— Потому-то я и позаботился, чтобы вы были своевременно удалены, — скажет Пален с сияющей улыбкой.
Ужин у Талызина, ужин у Палена — кончены. Заговорщики идут нестройной толпой через Марсово поле, через Летний сад к Михайловскому дворцу.
Старые липы Летнего сада служат прибежищем для многих тысяч ворон. В записках Розенцвейга находим яркое описание того, как птицы, разбуженные толпой проходивших через час подвыпивших и взвинченных офицеров, подняли такой оглушительный крик, что заговорщики испугались. А что, если государь проснется и успеет скрыться? Виселицы, небось, не миновать!
Вороны Летнего сада могли сделаться не менее знаменитыми, чем капитолийские гуси. Но измученный бессонницей, ворочающийся до позднего часа Павел только что заснул. Он спит крепко.
Хрустит не успевший стаять мартовский снег под ногами. Грозно кричит воронье в ночь очередного переворота, очередного убийства в этой несчастной семье, члены которой называют себя Романовыми.
Батальонный командир Преображенского полка привел своих солдат, ничего им не объясняя. Только здесь, у самого дворца, отделенного от площади замерзшими рвами, он спрашивает:
— Братцы, на опасное дело пойдете?
— Рады стараться, — отвечают хором основательно подпоенные солдаты.
Наружные часовые обезоружены легко и просто. Никто их них не подумал оказывать сопротивление. На том месте, где только что стояли солдаты Саблукова, теперь находится отряд, приведенный адъютантом Преображенского полка Аргамаковым. Свой человек, один из видных заговорщиков, Аргамаков подает знак солдатам, и, заранее ознакомленные с планом, заговорщики всей гурьбой направляются в спальню императора.
Все стоящие на страже в Михайловском дворце офицеры были заранее посвящены в тайну. Кроме некого Пейкера. Это — немец, «глупый и ничтожный». Никто не решился осведомить его заранее, и теперь Пейкер портит все дело.
— Караул! Эти люди хотят убить государя! — кричит Пейкер. — Что делать?!
Его коллеги нашлись. Вместо того, чтобы прикончить Пейкера, как это хотели сделать одни, другие с серьезным видом посоветовали ему написать рапорт полковнику, командиру его полка. Честный немец немедленно послушался, добыл лист бумаги и стал писать рапорт. К тому времени, когда он его закончил, Павел был уже убит.
Мрачное здание Михайловского дворца как будто создано для того, чтобы служить ареной заговора, цареубийства.
Павел перебрался в Михайловский дворец из Зимнего именно потому, что Зимний считал опасным в стратегическом отношении — весь на виду, на площади, не забаррикадируешься.
Перебравшись в Михайловский, Павел устроил здесь особые рвы, подъемные мосты, тайные лестницы, подземные ходы. При первой тревоге можно было принять все меры защиты. Но этой тревоги не последовало. Пейкер пишет свой рапорт, а заговорщики всей толпой, стараясь не шуметь, движутся по коридору к спальне императора.
Стоящий во главе караула адъютант Аргамаков лично ведет заговорщиков, показывая путь к спальне. У дверей царских апартаментов появляется старый седой лакей. От толпы отделяются двое участников.
— Мы к государю, — говорят они.
— Как, ночью? Не имею права пускать.
— Ты пьян, старый пес! Какая теперь ночь? Заспался, что ли? Уже шесть часов утра! У нас срочный доклад к государю. Не видишь — с нами дежурный адъютант!
Кабинет Павла. Гостиная… Мимо, мимо. У дверей спальни на часах два гусара. Эти пытаются оказать сопротивление. Одного из них кто-то из офицеров ударил кулаком наотмашь. Тот свалился на пол. Ко лбу другого приставлен пистолет. Выхвативший оружие успел было даже нажать на курок, но последовала осечка. Еще и в эту минуту, если бы прозвучал выстрел, Павел проснулся бы на одну-две минуты раньше и еще смог бы спастись.
Пистолет дал осечку. Гусар, стоявший у дверей царской спальни, связан и обезврежен. Другой, с окровавленной головой, успел скрыться в коридорах и закоулках дворца. Он вбежал в тот зал, где пребывали преображенцы, находившиеся под командованием одного из участников заговора, поручика Марина.
— Братцы, государя убивают! На выручку! — кричит гусар.
Солдаты взволнованы, взвинчены. Добрые «серячки» не знают, как быть и что делать. Один из солдат выступает вперед и требует, чтобы их немедленно повели к царю.
Поручик Марин выхватывает шпагу, приставляет ее в упор к груди этого солдата.
— Убью на месте, если скажешь еще хоть одно слово! — говорит он и командует: — Смирно! Стройся! Оружие на изготовку!
Застывшие солдаты «едят глазами начальство», строго выполняют дисциплинарный устав, на котором всегда так настаивал влюбленный в муштру Павел. Солдат должен слепо выполнять приказания, солдат не имеет права дышать в строю, солдат должен выполнять только то, что ему приказывают.
Заветы Павла исполнены свято. Солдаты не рассуждают. Они стоят навытяжку до того момента, пока не придет известие, что Павел уже убит.
Первый отряд заговорщиков из 12 человек (среди них Бенигсен, Платон и Николай Зубов) уже вошел в спальню императора. Осторожный Пален и Валерьян Зубов в другом отряде. Они еще на пути.
