Греческие церковные историки IV, V и VI вв. - Алексей Петрович Лебедев
На Евагрии, церковном историке VІ-го века, заканчивается развитие церковно-исторической науки в древне-греческой церкви. После Евагрия церковная историография прекратилась.
Почему церковная историография с VІ века замерла в древней церкви, обстоятельно отвечать на этот вопрос — нет надобности. Достаточно сказать, что с этого времени замечается вообще упадок богословской научной деятельности и литературы. Одинаковую судьбу с прочими отраслями богословского ведения разделяет и церковная история, и это тем естественнее, чем менее церковная история, как наука, назначена удовлетворять насущным интересам религиозно-умственной жизни общества. Если с VІ века прекращается развитие церковной историографии, то отсюда однако не следует делать заключения, что иссякло в древней церкви всякое стремление иметь представление о прошедших судьбах церкви. С VІ века появляется и продолжается много веков особый род исторической литературы; творцы ее называются Византиками или Византийскими историками. Эти историки до известной степени восполняли пробел в знаниях, чувствовавшийся с прекращением церковной историографии. Но кто такое Византики? Наименование это характеризует известного рода историков, обладающих некоторыми особенностями. Характеристические черты Византийских историков заключаются в следующем: во-первых, все они в существе дела не историки в нашем теперешнем смысле слова, а хронисты, летописцы, так как они большею частью описывают свое время — время, когда они жили; еще точнее их можно назвать составителями мемуаров, потому что они не ограничиваются сообщением известий о современных им исторических фактах, но передают множество исторических подробностей, анекдотов, любят заглядывать в закулисную жизнь описываемых лиц, любят раскрывать сокровенные пружины, движущие и заправляющие деятельностью главных исторических личностей, причем историки весьма часто впадают в субъективизм, судят по личной и нередко пристрастной мерке. Во-вторых, большинство Византийских историков принадлежит к светскому званию; как лица светские, они главным образом интересуются политическим состоянием Византийского государства, а описанию дел церковных отводят второстепенное место. Смешение политического и церковного элемента в их трудах составляет общую их особенность. В-третьих, почти все Византики с особенным вниманием описывают ход дел и событий именно в Византии, все же прочее имеет для них второстепенный интерес и в особенности они мало занимаются историей западной половины Европы, не исключая Рима. Это историки — Византийцы в строгом смысле слова. К сожалению, труды Византиков не отличаются высокими достоинствами. Лишь немногие между ними пишут чистым стилем и умеют с достоинством передавать исторические факты. Почти все труды их простые компиляции или сборники фактов без надлежащего плана и литературного и научного вкуса; авторам их недостает критического таланта, а часто и способности произносить правильные суждения; они верят в самые нелепые басни; пристрастие и лесть обезображивают их произведения, а суеверия делают чтение этих же произведений неприятным. Один знаток Византийских древностей (Сэн-Круа, у Choell’я) в следующих словах характеризует Византийских историков: «Многие из Византиков берут на себя претензию составить общую историю, начиная от сотворения мира и кончая временами, когда они сами жили. Но принимаясь за подобную задачу, они в своих трудах смешивают и церковное и гражданское и наваливают в кучу без разбора все, что находят в книгах, какие у них были под руками. Для них было все хорошо; они нимало не вглядывались ни в эпоху, когда они сами жили, не исследовали тех писателей, из которых они выписывали иногда по целым страницам (и даже гораздо более, добавим мы), не давали себе отчета, каков их авторитет. Они даже не заботились о том, чтобы указывать тех авторов, какими они пользуются, они намеренно хоронят концы в воду, чтобы скрыть свой плагиат. И подобно гарпиям, они искажают и извращают все, до чего коснется их рука. Лучше эти историки, когда они описывают события средних веков и сообщают сведения касательно Восточной империи. Здесь они имеют под собою более твердую почву и вполне заслуживают того, чтобы их читать и изучать. Но во всяком случае у них почти всегда недостает последовательности и связи; их сочинения представляют аналогию с теми действиями, о которых они говорят, а в этих действиях нет ни плана, ни мотивов, ни порядка. Сверх того, они до излишества доверчивы, любят в особенности басни; их произведения исполнены нелепостей». «Византики — эти невежественные компиляторы, нагромождая без разбора кучу фактов и излагая их без вкуса и критики, воображают себе, что они могут заслуживать имя историков».
Значит: если не розами усыпан путь современного церковного историка, изучающего, при пособии греческих церковно-исторических трудов IV, V и VI века, древнюю христианскую историю, то буквально должен пробираться среди терний церковный историк, излагающий историю церкви более поздних веков. И значит: древняя греческая церковная историография представляет явление сравнительно более отрадное, чем вся прочая греческая историческая литература прежних веков христианской церкви.
Примечания
1
Staudlin (Geschihte und Literatur der Kirhengeschiclite. Hannov. 1827) обозревает греческих историков бегло и недостаточно серьезно; Baur (Epochen der Kirchlich. Geschichtschreibung. Tubingen. 1852) весьма мало уделяет места этим же историкам, напр. о Сократе, Созомене и Феодорите излагаются сведения на двух страницах (27–28); авторы статей о Греческих церковных историках в Real — Encyklopadie von Herzog — Hauck (2-ое издание) ограничиваются большею частью лишь самыми необходимыми сведениями о рассматриваемых нами историках (исключение представляет статья о Сократе и Созомене, но за то она нуждается в существенных поправках), да притом же статьи эти, как написанные разными авторами, не согласованы между собою во взглядах на историков и в приемах исследования.
2
Евсевия, История, кн. VIII, гл. 7–9. Его же — О Палестинских мучениках, гл. 13.
3
Фактов в подобном роде много можно находить в сочинении Евсевия: «Жизнь Константина».
4
Говорим: Дорофея можно считать учителем
