Лив Нансен-Хейер - Книга об отце (Нансен и мир)
«Мой друг Руал Амундсен сказал недавно, что рад, что не родился позднее, потому что тогда ему нечего было бы открывать, разве что Луну. А мне это привело на память Мартина Фробишера[232], который триста пятьдесят лет тому назад «решил или пройти Северо-Западным проходом, или вернуться с той неоспоримой истиной, что это единственное еще не выполненное дело, совершив которое выдающийся ум может добиться славы и состояния».
Но ведь цель жизни не заключается в том, чтобы стать знаменитым и состоятельным. Не так просто обстоит дело. Ты рождаешься на свет для того, чтобы сделать свое дело, и сделать его хорошо, каково бы ни было твое место в мире. И после Фробишера осталось много дел, достойных того, чтобы за них взяться, и для вас их найдется больше чем достаточно, друзья мои.
В последнее время мы много слышим о гибели европейской цивилизации. Говорят, что она одряхлела и теперь клонится к закату. Не дайте себя запугать, не станьте пессимистами. Все эти разговоры об упадке не новость. Давайте же видеть дело в правильной перспективе. Нам хочется верить, что человечество неуклонно движется вперед. Такая приятная, утешительная мысль. Но справедлива ли она? Прогресс означает, между прочим, что мы знаем, куда идем. Представьте себе, что к нам вернулся бы кто-то из великих мыслителей древности — Будда, Сократ или Христос — и мы решили бы показать ему те замечательные изобретения и научные открытия, которые характеризуют наш прогресс по сравнению с их временем. Не улыбнулись бы они нам тогда снисходительной улыбкой, как улыбаемся мы, когда дети показывают нам свои любимые игрушки?»
Конечно же, говорил он далее, наша философия усовершенствовалась. Что касается отдельных личностей, то здесь этика и мораль поднялись выше примитивного уровня. Что же касается целых народов, то они едва только начали приобретать какую-то мораль. Доказательством истинной культуры скорее всего могло бы служить чувство солидарности, но в этом отношении народы недалеко ушли вперед. И очень мало ее между разными классами.
Чрезмерный национализм — большая опасность. Но есть опасность и с другой стороны. Тенденция к чрезмерному интернационализму, к сглаживанию, к созданию единообразной человеческой семьи, хоть на первый взгляд она, может быть, и хороша, означает уничтожение характерных различий между народами и культурами, а ведь это один из стимулов новых мыслей. Это привело бы к однообразию, к «однородной серой каше», в которой трудно стало бы появиться личности.
Если порвалась связь времен, то дело молодежи — восстановить ее.
«Вы нужны нам, молодые друзья, нужны ваши ясные глаза, которые умеют видеть простые, главные истины, нужны те, кто готов испытывать новые пути, кто не боится опасностей и готов пуститься в неизвестность! Но не забывайте, что истинно великое никогда не достигалось без терпения. Без терпения и труда. «Гений — это неистощимая воля никогда не сдаваться»,— сказал Карлейль. «Терпение — сила,— гласит восточная поговорка.— Время и терпение превращают листья смоковницы в шелк». Вершин не достигают за один день. Все нужно сперва как следует обдумать, чтобы не было приблизительных догадок. Но, если уж ты пустился в путь, главное — не колеблясь идти по этому пути, и здесь нужна вера в себя, ибо вера в себя — важнейший секрет успеха.
На пути у нас встречается много распутий, и достоинство человека познается по тому, как он ведет себя при этом. Некоторые колеблются и оглядываются назад, они желают оставить за собой возможность выбрать иной путь. У таких дело обычно кончается тем, что они никуда не приходят. Настоящий путник заранее все тщательно обдумает, но изберет один путь и по нему будет идти. И он обязательно куда-то придет».
Для примера Нансен рассказал о том, как он сам вставал перед выбором, когда собирался в Гренландию, а затем — в экспедицию на «Фраме» и должен был быть уверен в правильности теорий и выполнимости плана. Ибо обратного пути не было.
«Вы, наверное, думаете, что тяжко жить среди снегов и питаться одной медвежатиной, а я уверяю вас, что это было счастливое время, потому что впереди была весна и возвращение.
Вы, вероятно, знаете, что, излагая эти планы, да и во многих других случаях жизни, я имел несчастье вызвать сопротивление большинства мировых авторитетов, они объявили мои замыслы невыполнимыми. Но я, по счастью, значительную часть своей жизни прожил, полагаясь только на самого себя, и привык вырабатывать собственное мнение, не оглядываясь на других.
Одиночество совершенно очевидно имеет большие преимущества, так как одинокий человек более независим в своих поступках и меньше опасность, что кто-то увлечет тебя в сторону от твоей дороги. Ибсен сказал, что самый сильный человек — тот, кто самый одинокий. Однако это не значит, что каждый одинокий человек — силен и что каждый план, который знающие люди объявили невыполнимым, нужно проверить на практике. Берегитесь упрямства и безрассудства! Для сильного человека сопротивление и возражения — очень опасная вещь. Только умный человек прислушивается в горячке спора к мнению противника и позволит себя переубедить. Кажется, Монтень[233] как-то предположил, не фанатизм ли, порожденный стойкостью перед лицом насилия и опасности, заставляет порой человека вплоть до костра защищать точку зрения, ради которой он в свободном кругу друзей не стал бы держать над огнем даже мизинец.
Запомните, каждый из вас найдет свое приключение. Но постарайтесь не терять зря времени. Не упустите возможности, и не дайте вовлечь себя в ту суматоху, которая называется современной жизнью. Первейшее и важнейшее дело в жизни — найти самого себя, а для этого человеку нужно одиночество и размышления, хотя бы изредка.
Дорогие друзья, позвольте дать вам предостережение и совет, основанный на долгом и печальном опыте. Не позволяйте мелочам, которые теперь считаются жизненно важными, задержать ваш полет. Помните — чем длиннее и роскошнее хвост, тем короче крылья.
Молодость, молодость! Какое это дивное слово! Перед вами царство неизведанного, скрытое предрассветным туманом. Свободные, как птицы небесные, можете вы парить по ту сторону заката и летать по вселенной. Как прекрасно видеть, что день уже брезжит, и знать, что впереди тебе предстоит долгое путешествие по новым странам.
...и прямо к светуи к небосклону возносит храбрость.
Вы смеетесь над риском и улыбаетесь опасности, вашим кораблем правит могучая вера молодости. Буря вам не страшна. И вот, далеко впереди, за волнами и туманами, встает «иной берег!»
Все мы ищем в жизни «иных берегов», чего еще мы можем требовать? Наше дело найти к ним дорогу. Дорогу долгую, трудную, быть может, но она зовет нас, и мы не можем не идти. Глубоко в нашей природе, в каждом из нас коренится дух дерзания. Зов пустынь трепещет во всех наших поступках и возвышает, облагораживает нашу жизнь».
Речь произвела потрясающее впечатление, рассказывает Хелланд-Хансен. Молодые глаза, смотревшие снизу на кафедру, блестели, и вот разразилась буря оваций. Ректор Ирвин сказал, что подобного не было за всю историю университета. Когда буря улеглась, один из студентов вышел на сцену, чтобы поблагодарить оратора. Он сказал, что не может сейчас говорить о речи Нансена. Студентам нужно время, чтобы обдумать услышанное, и зная, что Лорд-Ректор имеет влияние на ректора университета, он просил Нансена ходатайствовать перед ректором от имени студентов, чтобы им дали для этого свободный день. Нансен так и сделал и получил согласие. Ликованию студентов не было конца. Затем началось избрание почетных докторов. Кроме предложенных Нансеном, в их числе были еще австралийский профессор и лорд Роберт Сесил, которых утвердили «заочно».
И вот все избранные облачились в мантии. Вечером был обед в честь гостей, и в последующие дни продолжались торжества. В последний день студенты давали обед в честь ректора.
«Трудно становится варьировать ответные речи,— сказал отец Хелланду-Хансену, когда они под вечер прогуливались по улице.— Что бы мне придумать на сегодняшний вечер?..»
Хелланд напомнил отцу, как однажды, когда они вдвоем работали в Халлингдале, его попросили выступить перед молодежью. Тогда отец тоже никак не мог ничего придумать, и пришлось выступать без подготовки. Тогда отец рассказал о своих экспедициях, его слушали с таким захватывающим интересом, какого Хелланд никогда еще не встречал. «Пожалуй, это хорошая мысль»,— сказал отец. И начал очередную свою-речь так: «Давно известно, что люди, подружившись и чувствуя взаимную симпатию, любят рассказывать друг другу про свою жизнь». И вот он рассказал о жизни на «Фраме», об охоте на медведей, о полярной ночи, а студенты слушали затаив дыхание. Отто Свердруп сидел напротив и кивал головой. И вдруг Нансен принялся рассказывать о том, как началось самое страшное торошение и всем пришлось покидать корабль. Продукты и палатки были уложены на сани, команда и собаки спустились на лед. Не хватало только Свердрупа. Нансен вернулся на корабль, искал, звал. Наконец он нашел Свердрупа — раздевшись донага, тот спокойно мылся.
