Александр Снисаренко - Рыцари удачи. Хроники европейских морей
И все же, несмотря на все меры, предпринимаемые для охраны коммерции, многие купцы, компании и города в обход законов предпочитали личные соглашения с пиратами: помощь в обмен на безопасность. Каждый купец или шкипер всегда мог быть уверен, что, скажем, если пират Уильям Кайд имел «постоянную прописку» в Эксмуте, то Клея Стивена всегда можно было разыскать в Портсмуте. Учреждение суда мало исправило дело, и уж вовсе он себя скомпрометировал, когда выяснилось, что один из судей, Джон Хоули, член парламента, адмирал западного побережья, заместитель командующего королевским флотом, королевский комиссар по борьбе с пиратством (таков был его официальный титул),- что этот почтенный человек сам грабил и захватывал корабли, в том числе и английские!
Это было неудивительно: Лига с самого начала получила право задерживать в английских водах все не принадлежавшие ей корабли, обыскивать их и конфисковывать любой груз, казавшийся подозрительным. Нечего и говорить, насколько широко капитаны Лиги трактовали эти полномочия и пользовались ими.
Не был чужд человеческих слабостей и Джон Хоули. Когда летом 1399 года французские пираты напали на его родной город Дартмут и разграбили его, Хоули обратился к Ричарду II Плантагенету за разрешением на ответную акцию. Разрешение было легко получено, и Хоули, собрав все корабли, какие смог обнаружить в дартмутском порту, взял курс на континент.
Дебют его оказался удачным: он возвратился в Англию с тридцатью четырьмя французскими кораблями, захваченными у берегов Нормандии и Бретани. История умалчивает о том, были ли это пиратские корабли и все ли они доподлинно принадлежали французам.
Умалчивает она и о роли Джона Хоули в последовавшем почти сразу после его возвращения государственном перевороте: именно в эти дни в Англию вернулся изгнанный Ричардом двоюродный его брат герцог Ланкастер и возглавил мятеж на севере страны. Тот факт, что после воцарения герцога под именем Генриха IV и заточения последнего Плантагенета в замок Понтефракт, или Помфрет, близ Уэйкфилда 30 сентября, где он умер четыре месяца спустя при невыясненных, но весьма странных обстоятельствах, а также то, что на Джона Хоули внезапно пролился золотой дождь,- все это может кое-что прояснить в этой истории. С первых же дней своего правления Генрих сделал его адмиралом, членом парламента и прочая, и прочая. Спрашивается - за что? Ведь фамилия Хоули никогда не значилась в книге английских пэров. И о каких «заслугах перед страной» говорится в королевском указе? О единственном полупиратском рейде к берегам Франции с патентом Ричарда в кармане? Едва ли это было таким уж выдающимся событием для того беспокойного времени.
Все это очень загадочно. Но, как бы там ни было, Хоули с этих пор поправлял свои дела на вполне законном основании. Под прикрытием своих титулов и патентов он собрал, например, в 1403 году корабли Дартмута, Плимута и Бристоля и с ними захватил в Бискайском заливе семь генуэзских и испанских «купцов».
Не исключено, что в этом бискайском рейде участвовал и некто Гарри Пэй из города Пула, тоже расположенного на южном побережье Англии немного восточнее Дартмута: Бискайский залив был излюбленным местом его действий, и как раз в это время Гарри грабил его берега, особенно досаждая испанцам. После того как он обчистил несколько кораблей его католического высочества, а затем, высадившись в Нормандии, украл дорогое распятие в прибрежной церкви, числившееся к тому же среди особо почитаемых реликвий, терпение испанцев истощилось. Не сумев дотянуться до самого Пэя, они совместно с французами сожгли его родной город.
Тогда Пэй, вероятно не без содействия Хоули, заручился поддержкой закона и стал капером в составе королевского флота под командованием лорда-адмирала Томаса Бэркли. В 1406 году он для начала свел счеты с французами, захватив со своими пятнадцатью кораблями сто двадцать французских (это событие англичане внесли в свои анналы как выдающуюся победу в Столетней войне), а затем снова переключился на испанцев, передоверив грабежи Франции «молодцам из Фауэя» - портового города в Корнуэлле.
Однако звезда фауэйских пиратов померкла, не успев как следует разгореться. Ко времени их выхода на морскую арену обстановка в Ла-Манше заметно изменилась, как, впрочем, и в самой Англии. Нельзя сказать, что, низложив Ричарда, Генрих завладел британской короной. Он ее только примерил. «Не стоит царствовать, когда престол непрочен под тобой»,- сказал Шекспир. Генрих считал - стоит. Но ему мешал... покойный Ричард. По всей Англии бродили слухи о его чудесном вызволении, и по всей Англии в подтверждение этих слухов то там, то здесь объявлялись люди, выдававшие себя за последнего Плантагенета и, естественно, претендовавшие на английский трон. И все они рано или поздно оказывались во главе разбойничьих отрядов или пиратских флотов.
Борьба с лжеричардами занимала все мысли Ланкастера. А это означало и борьбу с пиратством. Чуть ли не с первых дней своего водворения в Тауэре (до XVI века он служил не только тюрьмой, но и королевским дворцом), когда гамбургские купцы все еще вылавливали на Гельголанде последних ликеделеров, Генрих заключил соглашение с Испанией и Францией об отказе прибегать к услугам рыцарей моря и о совместной борьбе против них. Однако это привело лишь к тому, что английские пираты стали теперь совершенно безнаказанно орудовать только в беззащитных английских водах, поскольку королевский флот превратился к тому времени в фикцию и почти целиком стал пиратским.
Тогда Генрих попытался стравливать разбойников друг с другом, выдавая одним каперские свидетельства на ловлю других, а всем желающим - против их всех. Но это привело к такому взрыву разбоя на море и на побережьях, что ни один англичанин не мог теперь знать наверняка, кто сидит с ним за одним столом в таверне. Генрих V попытался было изменить положение вещей, но двумя годами позже возобновил практику своего предшественника.
Королевская власть становится в Англии все более и более призрачной. Сами короли этого еще не понимают, они царствуют. Царствуют, но не управляют. Бразды государственного правления берут в свои руки рыцари. Берут исподволь, настолько ненавязчиво, что трудно определить ту грань, за которой короли превратились не более чем в жителей Тауэра (а иногда и узников). По-видимому, это случилось в конце царствования Генриха V. С этого времени история Англии стала делаться далеко от Лондона. В Лондоне теперь «делали» только королей.
Имена Ричардов и Эдуардов сменяются на страницах английских хроник, как в калейдоскопе, но вместо фамилии Ланкастер или наряду с ней все чаще начинает мелькать другая. Мы напрасно стали бы искать ее в перечне пиратских капитанов того времени, но она частенько попадается в списках их клиентов, пожелавших воспользоваться услугами рыцарей морских дорог. Обладатели этой фамилии и сами были рыцарями, она фигурирует еще и в придворных хрониках. Наконец, ее можно отыскать на современной географической карте.
В самом сердце Англии, на полпути между родиной Шекспира Стратфордом и многострадальным Ковентри, возвышается двенадцатиметровая скала, увенчанная своеобразной зубчатой «короной» - белокаменным средневековым замком, чья причудливая архитектура и зловещая слава вот уже много столетий привлекают толпы путешественников. Это владение графов Уорвиков - древнейшего рода, снискавшего громкую и до некоторой степени скандальную известность в истории двух великих королевств - Англии и Франции. Вниманию туристов здесь предлагаются обширная картинная галерея, замечательная оружейная палата и уникальная ваза, найденная в окрестностях Тиволи и доставленная в Англию. Гиды при этом не забывают упомянуть, что город Уорвик - место рождения знаменитого писателя и поэта XIX века Вальтера Сэвиджа Лендора и что чуть севернее расположен городок Кенильворт, прославленный одноименным романом тезки Лендора - сэра Вальтера Скотта.
Родословная Уорвиков с надлежащими комментариями была впервые составлена хронистом Джоном де ла Рузом на латинском и английском языках по приказанию Ричарда III. Но ее следует признать полулегендарной (поскольку де ла Руз был священником) и официозной (поскольку он был еще и герцогом). Закреплению легенды способствовал и Шекспир, вероятно, пользовавшийся хроникой Руза при сочинении своих трагедий.
После установления абсолютизма Генриха VIII история Уорвиков забывается настолько добросовестно, что житель конца XVII века Урс - герой романа Гюго «Человек, который смеется» - делает на стенке своего возка под рубрикой «Утешение, которым должны
довольствоваться те, кто ничего не имеет» более чем лаконичную запись: «Эдуард Рич, граф Уорвик и Холленд - собственник замка Уорвик-Касл, где камины топят целыми дубами». Это было единственное, что помнили об Уорвиках в эпоху Стюартов. Определяющую роль в этом сыграли политические мотивы.
