Гельмут Хёфлинг - Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима
Имя фракийского вождя рабов сохранилось в названии малочисленного коммунистического союза студентов «Спартак» (в Западной Германии) и до недавнего времени — в больших спортивных соревнованиях в странах Центральной и Восточной Европы, именуемых спартакиадами.
Со времени восстания гладиаторов и смерти великого вождя рабов прошло две тысячи лет. Так меняется мир.
Послесловие
Итак, перевернута последняя страница, еще немного — и опустится занавес, смолкнут гул амфитеатра, вздохи и стоны несчастных рабов, чеканные речи знатных римлян. И все же, отложив в сторону повествование о Спартаке, любознательный и терпеливый читатель наверняка еще хотя бы ненадолго задержится в мире древности, ведь не сразу сотрутся из памяти, вытесненные новыми впечатлениями, яркие картины тысячелетней римской истории и быта Вечного города, ставшие по воле Г. Хёфлинга фоном одного-единственного события I в. до н. э. — восстания рабов.
Разумеется, сам этот прием — увидеть в малом большое и наоборот, показать одно через другое — далеко не нов ни в беллетристике, ни в научной литературе. Но ведь каждый автор делает это по-своему, в чем и заключается притягательность вечного повторения, казалось бы, одного и того же сюжета. Если бы перед нами лежал исторический роман, следовало бы поинтересоваться мнением литературной критики о том, насколько автору удалось воплотить свой творческий замысел. Но Г. Хёфлинг не писал исторического романа. Жанр его книги можно было бы определить как научно-популярную беллетристику. При этом автор поставлен в весьма определенные условия игры. С одной стороны, ему противопоказан чистый вымысел, фантазия, вовсе не опирающаяся на источники, хотя бы и самые недостоверные, а с другой стороны, ему не положено углубляться в дебри академической науки, ее теоретические и методологические проблемы. Иначе говоря, в такой книге не должно быть места ни романтической любви Спартака к Валерии — жене, а затем вдове Суллы (как в популярном у нас романе Р. Джованьоли), ни высоконаучным дискуссиям о социальном составе войска восставших, наличии или отсутствии классового сознания у рабов и т. п.
Что же остается на долю того, кто решит писать «историческое повествование», а не роман и не диссертацию? Не так уж мало! В его распоряжении «факты», причем здесь важны именно кавычки, которыми столь обильно усеяна книга Г. Х^Нинга. И вводят они не внутренние монологи автора (его как раз будто и не видно), а многочисленные цитаты из античных текстов. Именно их обилие делает книгу максимально познавательной, тем более что он не ограничивается мастерской компиляцией, а, как и полагается профессионалу, везде подчеркивает скудость и противоречивость информации, содержащейся в этих отрывках. В результате читатель оказывается лицом к лицу с так называемой исторической традицией и одновременно сталкивается с возможностью многообразного ее истолкования. Можно включиться в диалог с автором, домыслить собственные интерпретации событий и явлений, может быть, даже и не соглашаться с написанным в книге — все это в пределах правил, ведь Г. Хёфлинг щедро поделился материалом для анализа! Такого же права на собственное мнение не лишен, очевидно, и автор послесловия к русскому переводу книги…
Решение издать научно-популярную работу о восстании Спартака в наши дни выглядит по меньшей мере нетривиальным. Всякий, кто мало-мальски знаком с историей исторической науки, знает, что тема эта долгое время была одной из «священных коров» марксистской историографии как в СССР, так и в странах Восточной и Западной Европы (при всей важности разночтений и разногласий между отдельными учеными). Поиски «революции рабов», которая «ликвидировала рабовладельцев и отменила рабовладельческую форму эксплуатации трудящихся» (так гласила формула Сталина), направляли мысль исследователей по вполне определенному руслу, побуждая их возводить причудливые конструкции вроде непрерывной многофазовой революции, длившейся столетия (со II в. до н. э. по III–V вв. н. э.) на фоне очевидного для всех расцвета античного общества и его культуры!
Разумеется, нельзя не видеть всей сложности этого феномена, полнее всего проявившегося в работах С. И. Ковалева и А. В. Мишулина, и сводить его к цитатничеству в угоду начальству. Ведь в основе повышенного внимания к истории классовой борьбы угнетенных против эксплуататоров лежали вполне объяснимые условиями жизни и идейной атмосферой послереволюционной эпохи общественные настроения. «Марксистская историческая наука ставит перед нами иные задачи. Нет больше идиллической истории Греции и Рима с ее гимнами Цезарю, обожествлением Платона или затейливой склокой богов на вершинах Олимпа. Перед нами, быть может, более прозаическое, но очень важное и серьезное явление: классовая борьба в древних рабовладельческих обществах, отдаленная по времени, но близкая нам по своим идеям, по образцам удивительной стойкости, упорства и непримиримости, проявленных эксплуатируемыми в схватках с эксплуататорами», — писал А. В. Мишулин в монографии «Спартаковское восстание».
О научной добросовестности советских историков того времени говорит и то, что их труды вовсе не были образцом бесплодного социологизаторства, ведь в таком случае имена их авторов остались бы лишь в историографических анекдотах, а не в множестве сносок в фундаментальных работах самого последнего времени, например в книге Джулии Стампаккьи.
Иными словами, тема рабских восстаний в марксистской, и прежде всего советской, науке заслуживает самого серьезного отношения, что, впрочем, признано уже давно. Среди авторов специальных историографических работ можно назвать К. П. Коржеву, М. Раскольникову, А. Гуарино, Р. Орена. Еще раньше глубокий анализ был дан в работах С. Л. Утченко и Е. М. Штаерман. Кстати, Г. Хёфлинг в соответствующих главках во многом опирается на выводы Е. М. Штаерман.
Таким образом, «революция рабов» и ее роль в судьбах советской науки об античности вовсе не была «белым пятном». Напротив, о ней говорили и писали все и повсюду и настолько охотно, что порой создается впечатление, что этот «факт историографии» напрочь затмил сам «исторический факт» — восстание Спартака! И если в западной науке от этого импульса рождаются разнообразные исследования — от позитивистски-источниковедческих до историографических, социологических и культурологических, то среди советских коллег царит почти полное молчание, несмотря на то что характер классовой борьбы в античном обществе и специфика различных ее форм исследованы досконально. О причинах этого каждый может поразмышлять и сам, а мне остается при этом лишь постараться понять, как же поможет заполнить эту затянувшуюся паузу книга Хёфлинга.
Вполне оправданным было желание писать о восстании Спартака, когда главное содержание истории виделось в классовой борьбе. Три года, на протяжении которых восставшие держали в страхе всю Италию, легко становились фокусом всей римской истории, прежде всего, конечно, социально-экономической. Но как быть, если классовая борьба становится лишь одним из многих социальных взаимодействий? Если все настойчивее желание не резать по-живому ткань человеческого существования, в которой быт переплетается с историей (Г. С. Кнабе), а рабство предстает не только как тщательно изученная всеобъемлющая экономическая (В. И. Кузищин) и социальная (Е. М. Штаерман) система, но и как один из наиболее существенных элементов различных сфер общественного сознания (В. М. Смирин)? Как быть, если «музыка революции» более не воодушевляет, но заставляет все более чутко прислушиваться к медленным ритмам неспешно эволюционирующих «структур»? Пока мы не можем удовлетворительно разрешить все эти проблемы.
А Хёфлинг, очевидно, и не думает об этом, он просто разворачивает свое «историческое повествование о Спартаке», перемежая его эпизоды очерками о гладиаторах и рабах. Делается ли это ради одной занимательности, лишь на том основании, что Спартак был и рабом и гладиатором? Кто знает… Но в любом случае обсуждению подлежит не замысел, а результат.
Пожалуй, именно благодаря книге Хёфлинга наш читатель впервые получит столь полное представление о римской гладиатуре, хотя автор в сущности лишь воспроизводит ученую традицию больших энциклопедий конца XIX — начала XX в., прежде всего запечатленную в статье К. Шнайдера в «Реальной энциклопедии классических древностей» Паули — Виссовы. И прекрасно! «Факты» теперь под рукой, и можно, опираясь на них, размышлять дальше. Разумеется, сама «традиция» не есть, собственно говоря, история гладиаторского дела, но лишь на ее основе возможны действительно фундаментальные современные исследования, среди которых особое место, очевидно, следует отвести монографии покойного Ж. Билля «Гладиатура на Западе от возникновения до смерти Домициана». Вообще самые последние годы отмечены всплеском интереса к римским зрелищам. Кроме уже известных исследований М. Клавель-Левек и П. Вейна необходимо упомянуть серию выставок-коллоквиумов, посвященных последовательно гладиаторским зрелищам, театральным представлениям и цирковым конным ристаниям, которые были организованы в музее города Латта во Франции в 1987–1990 гг. и нашли достойное отражение в прекрасно изданных каталогах и сборниках статей.
