Алексей Шишов - БЕЛЫЕ ГЕНЕРАЛЫ
Советское правительство продолжало переговоры с Керзоном. 15 (28) апреля оно подтвердило, что согласно на капитуляцию и выезд врангелевских войск из Крыма, но 21 апреля (4 мая) Керзон ответил, что речь шла не о капитуляции, а о перемирии. Одновременно снабжение Врангеля взяла на себя Франция. Французы предоставили Врангелю заем в 150 млн франков. Из Франции в Крым отправили тяжелую артиллерию, из Болгарии, Румынии и Турции — вооружение и снаряжение (в том числе и немецкое), Греция направила Врангелю снаряжение, присланное ей союзниками для борьбы с кемалистами.
Пока тянулись переговоры о сдаче или перемирии, пока бывшие союзники определялись, как им относиться к Врангелю, тот твердой рукой стал наводить порядок в доставшемся ему «наследстве». Пресекая казачий сепаратизм, он 2 (15) апреля принудил казачью верхушку подписать соглашение, признающее полное военное руководство Врангеля, внешние сношения атаманы обязались вести при посредстве и по соглашению с ним же. Врангель за это обещал им полную автономию и независимость в отношении внутреннего гражданского устройства, когда большевики будут разбиты и казачьи области вновь будут восстановлены.
Поскольку некоторые донцы не вняли намекам и пытались вести самостоятельную политику, искали связи с эсерами и с ними совместно хотели продолжить войну или найти какой-то устраивающий всех компромисс, Врангель 6 (19) апреля «по соглашению с донским атаманом» отрешил от командования Донской армией генерала Сидорина и его начальника штаба генерала Кельчевского. Как считали современники, пожелай Сидорин сопротивляться, «казачьи массы, настроенные против дальнейшей войны, пошли бы за ним», но Сидорин сопротивляться не стал. Лишившись руководства, донцы в Крыму были сведены в корпус под командованием генерала Абрамова и даже подтянулись.
16 (29) апреля в Евпатории Врангель делал Донскому корпусу смотр и объявил: «Нужно готовиться к дальнейшей борьбе. Я буду рад видеть вас во главе нового похода для освобождения России и тихого Дона. Я совершенно уверен, что попытки союзников заключить мир с большевиками будут тщетны». В тот же день на очередное предупреждение английского генерала Перси, что в случае войны англичане Врангеля не поддержат, тот, зная негативное отношение французов к соглашению с большевиками, ответил англичанину, что «обеспечение неприкосновенности казачьих земель совершенно необходимо», а потому переговоры с большевиками должны включить вопрос о независимости или автономии казачьих земель, иначе никаких переговоров быть не может.
Кубанские и донские войска, оставшиеся в районе Сочи — Туапсе, при известии о возможной сдаче и амнистии тоже стали разлагаться. Переброска 40-тысячной конницы в Крым без уверенности, что ее удастся вывести за перешейки в плодородную Таврию, значила гибель конского состава в ближайшем будущем. Уверенности не было, так как англичане все еще вели переговоры. Те же англичане запретили донцам и кубанцам перейти границу Грузии, что те готовы были сделать хотя бы и силой, тем более что грузинская пограничная стража была в панике от одного только присутствия 60-тысячной армии вблизи грузинской границы. Наконец, грузины при подаче англичан согласились пропустить в Грузию лишь командный состав казачьих частей.
Между большевиками и прижатыми к морю и грузинской границе казаками начались переговоры. Большевики обещали принять казаков в Красную Армию и направить на польский фронт.
2 мая 1920 года в районе Сочи сдались части трех кубанских и двух донских корпусов — 1409 офицеров и чиновников, 10 099 урядников и 28 906 рядовых при 146 пулеметах и 25 орудиях. Вместе с ними сдалось большевикам большинство членов Кубанской Рады.
«Из кубанцев одни только шкуринские отряды, запятнавшие себя неслыханными грабежами, необычными даже для Добровольческой армии, сочли за лучшее убраться в Крым», — подсчитали очевидцы. Все те же англичане «забрали на суда всех пожелавших грузиться в Крым». Всего из района сдачи в Крым уехали 5 тыс. донцов и 1,5—2 тыс. кубанцев генерала Шкуро.
Все собравшиеся в Крыму донцы были сведены в один корпус («пока еще небоеспособный, раздетый и безоружный»), кубанцы — в одну бригаду.
Отныне в Крыму под командованием Врангеля сконцентрировалось все «белое воинство». Всего на довольствии числилось 150 тыс. «ртов», и лишь 1/6 часть их составляла «боевой элемент».
Следующей мерой по «подтягиванию» войск был суд и высылка ряда генералов. Под суд пошли генерал Сидорин и Кельчевский, которые якобы поддерживали «самостийников». После суда и приговора Врангель «помиловал» их — «по соглашению с донским атаманом уволил их от службы без права ношения мундира» и выслал за границу. Вскоре вслед за Сидориным и Кельчевским за границу были высланы генералы Покровский, Боровский и Постовский. В подборе имен можно было усмотреть одну закономерность: высылались все те, кто когда либо осмелился требовать смещения Деникина или так или иначе участвовал в политических «интригах». Выслав их, Врангель подвел итог: «Интриги прекратились».
Обстановка благоприятствовала барону, давала время и возможность переформировать армию. В связи с наступлением поляков против Советской Украины французское командование предлагало Врангелю согласовать свои действия с польским руководством, на что барон давал неясные ответы. Реальная расстановка сил в стране показывала, что до Москвы от Крыма не дойти, и врангелевцам оставалось драться с большевиками «до тех пор, пока они сами как-то не разложатся и не рухнут». Из учета такой ситуации вытекало новое направление во врангелевской политике: «Не триумфальное шествие к Москве, а создание хотя бы на клочке русской земли порядка». Врангелевский управляющий отделом иностранных дел П. Б. Струве в июле 1920 года заявлял о возможности «разграничения между советской и антибольшевистской Россией и одновременного существования обоих режимов». Подобные заявления продолжались до конца июля.
Используя время передышки, Врангель реорганизовал правительство, создал Совет при главкоме. Реорганизуя власть, он обещал руководствоваться демократическими принципами и «широко раскрыть двери общественности», обещал, что не будет разделения на монархистов и республиканцев, «а приниматься будут во внимание лишь знание и труд». Современники усмотрели в этой реорганизации «калейдоскопическую перемену событий и вывесок, а зачастую даже только последних». В Совет при главкоме были привлечены земские деятели, которые создали «декорум общественности при осуществлявшейся военной диктатуре». Основу Совета составляли представители крупного капитала и генеральских монархических кругов. Кадетам была оставлена идеологическая работа.
Свидетели строительства новой власти считали, что Врангель хотел делать «левую работу правыми руками» и легкомысленно полагал, что «кому угодно и что угодно можно приказать, — и будет исполнено». Практически из министерств и губернских ведомств было создано «двухэтажное управление половиной губернии, громоздкая бюрократическая надстройка над местными учреждениями».
В области экономической положение также оставалось сложным. По мнению самого Врангеля, производительные силы с избытком покрывали текущие расходы управления, но чтобы покрыть чрезвычайные военные расходы, надо было привлечь заграничные кредиты. Иностранцы даром гроша ломаного не давали. При Деникине все их поставки окупались экспортом угля и хлеба. Теперь оставался только хлеб, огромные запасы которого впоследствии были захвачены в Таврии. В заготовке этого хлеба конкурировали интендантство и частные предприниматели. «Озлобленно преследовались кооперативы, которые являлись могущественными конкурентами крымским хищникам-спекулянтам». В такой ситуации врангелевская администрация объявила монополию заграничного экспорта, и в этой сфере сразу же процвело самое крупное взяточничество.
Существенным фактором обустройства новой системы в Крыму стали жесткие меры Врангеля по наведению порядка. Разгул, хулиганство и бесчинства были пресечены. Но жесткие меры и введение хлебных карточек не могли остановить девальвации и роста дороговизны. «Перегоняя дороговизну жизни, росли доходы купцов и ремесленников, несоразмерно повышавших цены на свои товары, более или менее в уровне с дороговизной подымались заработки рабочих, державших предпринимателей и правительство в вечном страхе забастовок. Что касается жалованья офицеров, чиновников и служащих общественных учреждений, то оно с каждым месяцем все больше и больше отставало от неимоверно возраставшей стоимости предметов первой необходимости», — вспоминали очевидцы. В такой ситуации «честные в буквальном смысле слова голодали».
В наследство от деникинского режима Врангель получил «гипертрофию тыла». Имея 30—35 тыс. бойцов на фронте, правительство содержало формально 250— 300 тысяч «ртов». Причем «в области тылового быта и тыловых нравов мы все время эволюционировали в одну сторону, — вспоминали современники, — в сторону усиления всякого рода бесчестной спекуляции, взяточничества и казнокрадства... Смена вождей нисколько на этом не отражалась». «Бесчестность стала бытовым явлением». Сам Врангель признавал, что его контрразведка на 3/4 состояла из преступного элемента.
