Игорь Пыхалов - Реванш Сталина. Вернуть русские земли!
Увы, к разочарованию Стокгольма, Россия не обнаруживала ни малейшего намерения напасть на Швецию. Как заявляла по этому поводу Екатерина II: «Я шведа не атакую, он же выйдет смешон», «Мы шведа не задерём, а буде он начнёт, то можно его проучить»[1008]. Более того, русская императрица отдала строжайший приказ не поддаваться на провокации. На нашей стороне границы были приняты все меры, чтобы не дать повода к ссорам и недоразумениям: были сняты пограничные караулы, русским войскам запрещалось первыми открывать огонь[1009].
В результате шведы были вынуждены прибегнуть к неуклюжей провокации. В ночь с 16 на 17 (с 27 на 28) июня 1788 года, переодев одно из своих подразделений в русские мундиры, они инсценировали перестрелку у местечка Вуольтенсальми в приходе Пумала. Ссылаясь на это «нападение русских», Густав III заявил, что теперь он имеет право защищаться и продолжать войну, не запрашивая согласия риксдага[1010].
20 июня (1 июля) 1788 года, за день до официального начала войны, шведский флот вошёл в Финский залив. Его командующий, уже упоминавшийся мною герцог Карл Зюдерманландский, рассчитывал внезапным нападением разгромить русские военно-морские силы[1011]. 6(17) июля западнее острова Гогланд произошло сражение между шведами и Балтийской эскадрой под командованием адмирала Грейга. Силы сторон были сопоставимы: у шведов 15 линейных кораблей и 8 фрегатов, у русских — 17 линейных кораблей и 8 фрегатов, русские имели некоторое преимущество за счёт большего числа кораблей и пушек.
Расчёты на масонскую солидарность оказались напрасными. Русские моряки сражались упорно. В ходе 6-часового боя каждая из сторон потеряла по одному линейному кораблю. На следующие день шведы не возобновляя боевых действий отступили[1012].
Впрочем, масонская пропаганда всё-таки сыграла свою роль. Во время боя адмирал Грейг запретил использовать против шведов зажигательные ядра, мотивируя это соображениями «человеколюбия». Нетрудно догадаться, что «человеколюбие» оказалось односторонним — только на корабле самого Грейга от неприятельских снарядов трижды загорались паруса[1013].
К концу того же года масонские ложи «Нептуна» и «Аполлона» были всё-таки закрыты по личному распоряжению императрицы Екатерины[1014].
Однако и в Швеции тоже имелась собственная «пятая колонна». Недовольные тем, что король начал войну с Россией, не получив на то согласия риксдага, офицеры шведской армии подняли мятеж, получивший название Аньяльского. Этим воспользовались финские сепаратисты. Один из их лидеров, майор Егергорн, отправился в Петербург, где представил Екатерине II проект отделения Финляндии от Швеции. Однако императрица дала уклончивый ответ, заявив, что вступит в переговоры только с законными представителями финского народа. Когда Егергорн возвратился в армию, настроение там уже переменилось. Король подавил заговор. Лидеры финских сепаратистов бежали в Россию и были приняты на русскую службу[1015]. Что же касается войны, то она закончилась «вничью»: согласно заключённому 3(14) марта 1790 года Верельскому миру никаких территориальных изменений не произошло[1016].
Наконец, в феврале 1808 года началась последняя русско-шведская война. На этот раз было твёрдо решено присоединить Финляндию к России. Дело в том, что согласно одному из секретных условий договора, заключённого 25 июня (7 июля) 1807 года во время встречи Наполеона и Александра I в Тильзите, Россия получила право отобрать Финляндию у Швеции, если последняя откажется присоединиться к союзу Франции и России против Англии[1017]. При этом Наполеон справедливо указал, что Швеция, примыкая столь близко к столице России, является тем самым её «географическим врагом»: «В каких бы отношениях случайно к Вам ни был, постоянно он (шведский король — И.П.) Ваш географический враг. Петербург слишком близок к шведской границе; петербургские красавицы не должны больше из домов своих слышать гром шведских пушек»[1018].
И действительно, как мы могли убедиться, ещё с новгородских времен Финляндия являлась традиционной базой для шведской агрессии. Сами финны составляли значительную часть вторгавшихся на российскую территорию шведских войск, отличаясь даже по свидетельству самих шведов особым зверством: «После сражения при Добром (29 августа (9 сентября) 1708 года — И.П.) также были убиты пленные; один из высших шведских офицеров помиловал русского подполковника, чтобы попробовать вытянуть из него какие-нибудь сведения, но финский солдат ринулся вперёд с криком: "Только не давать пощады, господин, мы сыты по горло такими, как он, добрый господин!" — и проткнул шпагой беззащитного человека»[1019].
Сегодня очень модно рассуждать о преимуществах контрактной армии. Тогдашнее шведское воинство было именно таковым. Мало того, офицерские должности вполне официально продавались и покупались. В результате военную карьеру делали не наиболее храбрые и талантливые, а те, у кого толще кошелёк. Сложилась парадоксальная ситуация, когда семья геройски погибшего офицера оказывалась материально ущемлённой по сравнению с семьёй его коллеги, трусливо бежавшего с поля боя. Ведь последний, уходя в позорную отставку, всё равно получал за оставленную им должность кругленькую сумму.
Стоит ли удивляться, что господа офицеры вовсе не горели желанием пасть на поле брани. Как свидетельствует отставной шведский майор Берндт Аминов, прибыв в конце марта 1808 года в тыловой город Бьернеборг (ныне Пори), он, к своему удивлению, встретил 11 офицеров из действующей армии на общественном празднике. Как выяснилось, с началом войны все они неожиданно заболели. Однако стоило армии уйти в поход, как отважные герои чудесным образом выздоровели[1020].
Уже 18 февраля (1 марта) 1808 года небольшой русский отряд под командованием В.В. Орлова-Денисова сходу взял Гельсингфорс (ныне Хельсинки). Русские с такой стремительностью атаковали город, что стоявшие у ворот и на валу орудия были взяты заряженными[1021]. 10(22) марта русские войска вошли в тогдашний административный центр Финляндии город Або (ныне Турку)[1022].
Видя успехи русских войск, Александр I поспешил объявить о присоединении Финляндии к России. 16(28) марта была опубликована декларация: «Его Императорское Величество возвещает всем державам европейским, что отныне часть Финляндии, которая доселе именовалась шведскою, и которую войска российские не иначе могли занять, как выдержав разные сражения, признаётся областью, российским оружием покорённою, и присоединяется навсегда к Российской Империи»[1023]. 20 марта (1 апреля) того же года последовал манифест к населению России, в котором значилось: «Страну сию, оружием Нашим покорённую, Мы присоединяем отныне навсегда к Российской Империи, и, вследствие того повелели Мы принять от обывателей её присягу на верное Престолу Нашему подданство»[1024].
Особенно сильным ударом для Швеции стало падение крепости Свеаборг. Её комендантом к тому времени был вице-адмирал Карл Олаф Кронстедт. Не особо утруждая себя службой, бравый флотоводец большую часть времени проводил в своём имении. Пользуясь попустительством коменданта, его подчинённые самым беззастенчивым образом разворовывали казну. Особенно выгодные гешефты совершались во флоте. Шведские комбинаторы за гроши продавали с аукциона казённые корабли, которые покупатели к тому же даром могли ремонтировать на верфях крепости. Контр-адмирал Данквардт употреблял рабочих с верфи для устройства великолепного сада. Из материала, принадлежавшего крепости, воздвигались прекрасные дома в близлежащих поместьях[1025].
В результате когда началась война, мощнейшая крепость, база шведского флота, «Северный Гибралтар», строившаяся более 40 лет, на сооружение которой ушло 25 миллионов риксдалеров[1026], не оправдала надежд. 20 февраля (3 марта) началась осада, а 21 апреля (3 мая) 1808 года Свеаборг капитулировал, практически без боя: за время двухмесячной осады гарнизон потерял всего лишь 6 убитых и 32 раненых. Русским достались огромные трофеи: 2033 орудия, 340 тысяч снарядов, около 9 тысяч ружей, 110 военных судов, множество другого военного имущества, а также 7503 военнопленных[1027]. За эту услугу российский император 9(21) декабря 1809 года повелел назначить Кронстедту пожизненную пенсию в размере 4500 риксдалеров, и выдать 50 тысяч риксдалеров единовременно[1028].
Получив известие о падении Свеаборга, шведский король Густав IV Адольф разрыдался[1029].
