Татьяна Бирюкова - В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей
В тот год хороших загородных ресторанов было три-четыре. «Яр», не в пример другим, имел всегда полный аншлаг гостей. Подъезжавшие со стороны Тверской посетители, не найдя себе здесь места, звали: «Поехали в „Стрельну“!» — «Лучше в „Эльдорадо“, к Скалкину», — кричали другие гуляки. «А может, к „Юлю“? Василий Федорович наверняка нас пустит и хорошо угостит!»
Тройки и парочки летели в заданном направлении, но вдруг обнаруживали, что «Юль» был закрыт. «Отпирай, а то двери выбьем!» — кричали приехавшие. Сторожа отвечали, что ресторан работать не будет. «Почему?» — «Потому что хозяин цену на аренду помещений повысил. Приезжайте в другой раз. Василий Федорович по соседству откроет». Тогда ехали к Скалкину в «Эльдорадо», в Петровский парк.
Этот ресторан считался очень приличным, с зимним садом, правда, не таким, как в «Стрельне». Он был богаче обставлен тропическими растениями, с поющими канарейками, которые всеми сезонами жили в этом саду, пели и летали на свободе. При этом же саде имелись чудесно отделанные удобные кабинеты. Среди садовой зелени была устроена обширная сцена, на которой выступили арфистки, цыгане, песенники и шансонетки. Хор считался хорошим. Недурную славу имел и буфет…
В то Новогодье на Тверской улице, в трактире «Отрада», где так уютно проводили празднество обыватели попроще, случился жуткий переполох. Здесь один нетрезвый посетитель в разгар всеобщего веселья вытащил из кармана револьвер и начал расхаживать с ним по комнатам. Н. А. Некрасов в свое время, наверное, про таких говорил: «Дураков не убавим в России, а на умных тоску наведем».
Публика, вместо того чтобы вместе с этим вооруженным господином продолжать еще веселее резвиться, поняла его манипуляции с оружием как угрозы собственным жизням. Крики о помощи и вопли ужаса из открытых дверей обратили к заведению внимание дежуривших на Тверской полицейских…
В полицейском участке задержанный назвался крестьянином Шадриным. На вопрос, зачем он приобрел револьвер, Шадрин заявил, что купил оружие «для забавы», но разрешение на его хранение не представил. Опасный потешный предмет у шутника отобрали.
На рубеже 1902–1903 годов
В канун 1903 года в казначейство Московского городского управления от банкиров братьев Джамгаровых поступило 5 тыс. рублей для образования капитала имени И. И. Джамгарова. Капитал должен оставаться неприкосновенным, а проценты с него — поступать городским попечительствам о бедных по усмотрению городского головы.
Площадь Сокольничьей заставыТогда же по инициативе рабочего Н. Т. Красивского в доме Шерупенкова, на углу Тверской и Лесной улиц, в декабре 1902 — начале 1903 года были устроены детский праздник и елка для детей рабочих табачного и парфюмерного производств. Ребят развлекали оркестр, составленный из учеников Московской консерватории под управлением Н. М. Салищева, гармонисты, фокусники, клоуны, др. Исполнителями выступали рабочие фабрик. Сами дети читали басни в лицах, пели под оркестр «Славься» и гимн «Боже, царя храни».
На елке было 500 маленьких москвичей разных возрастов и 250 родителей. Фабриканты Ралле, Сиу, Брокар, Остроумов, Чепелевецкий, Бодло, Леви, Ченцова, Габай и Дукат были очень довольны рабочей инициативой.
По отчетам, напечатанным в прессе, «от фабрикантов Габай, Дукат, Ралле и некоторых других на устройство праздника поступило 169 рублей 27 копеек». Кроме того, фабрикой Габай было прислано 20 фунтов конфет. «Многие родители устроились с детьми за чайными столиками. Детям на елке были розданы гостинцы».
Тогда же из газет московские обыватели узнали, что с Новогодья 1903 года путешествующие москвичи могли себя комфортно чувствовать при поездках в молодую столицу страны. В Северной Пальмире 1 января открывалось новое благотворительное Общество взаимопомощи уроженцев Московской губернии, находящихся в Санкт-Петербурге. По уставу, общество в своей работе оказывало «необходимую материальную и нравственную поддержку всем москвичам».
В начале года, как всегда зимой, наши горожане были свидетелями не только снегопадов, гололедицы, холодов, но и некоторых других каверз природы. В некоторых районах Москвы были отмечены просто удивительные вещи. О них поначалу много говорили и судачили, потом через журналистов узнавал весь город.
Чем же были озадачены обыватели? А вот, к примеру, чем.
В январе на Кузнецком мосту около дома Тверского подворья почти все проходившие мимо магазина токарных изделий господина Шольца получали какие-то непонятные импульсы: их начинало трясти. Кого сильнее, кого слабее. Никто не мог понять, отчего их этак «знобило».
Когда дело стало принимать массовый характер, в городскую управу пошли серьезные жалобы. Пешеходы просили разобраться, что за сотрясения испытывают их тела на вполне определенных местностях Москвы. Они в своих обращениях не называли чудеса нынешним словом «полтергейст», но подозревали что-то экзотическое, таинственное, нечистое.
Спешным порядком вызванные на Кузнецкий мост специалисты стали наблюдать за прохожими и заметили, что подверженными воздействию странных сил оказывались только люди, не имевшие на ногах резиновых галош. Возникло предположение, что не защищенные резиной пешеходы — жертвы некоторой шалости новомодного электричества.
После приборных измерений выяснилось, что прохожие в опасных зонах подвергались довольно сильному действию электрического тока.
Электричество поражало пассантов (пешеходов) из-за неисправностей проводки в подземных кабелях, подводивших ток для освещения магазина Шольца, а также других московских учреждений.
Вскоре были проведены определенные работы, даны соответствующие указания. И наш современник свободно передвигается по центру освещенной Москвы, не имея на ногах ни одной галоши.
В самом начале далекого 1909 года было опубликовано стихотворение поэта Т. Славича «С Новым годом!»:
Время движется вперед,Наступает Новый год.Верь: в мгновенье это онВесь надеждой осенен…Что-то нам преподнесет:Грусть, печаль или почет?Скрыто это от людей;Все ж мы смотрим веселей.И с надеждою все ждем,Что счастливо заживемИ что всем нам Новый годЛишь отраду принесет.Так забудем же печаль,Унесемся мыслью вдаль,Где так дышится легко,Где так любят глубокоИ где вечную лазурьНе сменяет царство бурь!Будем верить в Новый год,Что он радостный придет.И с его приходом мы,Позабывши царство тьмы,К счастью светлому пойдем,Славу в честь его споем…Искрометное виноНам для радостей дано,Янтарем оно горит,Душу, сердце веселит.Исчезает с ним беда.С Новым годом, господа!
Татьянин день
Питомцы без различийПразднование дня Татьяны в Московском университете стало широко отмечаться не ранее 1840-х годов. Студенты, жившие на частных квартирах, как правило, на него не собирались. Начало популярности праздника было положено, скорее всего, казеннокоштными учащимися, проживавшими тогда непосредственно в университете.
В день святой Татьяны (по старому стилю — 12 января) в подвалах университета дружной семьей объединялись студенты и профессора. Когда начиналась выпивка, вместе с ними в подвал спускалось и полное равенство.
В последующие годы 12 января в университете встречалось все большее и большее число настоящих и бывших его питомцев.
Сходились молодые и старые, без различия социального положения и убеждений.
Ради вольности веселойПо обыкновению, после официальных торжеств в стенах учебного заведения очередная годовщина Татьяны справлялась студентами, профессорами, давнишними выпускниками университета в ресторане «Эрмитаж».
Дом ресторана «Эрмитаж» у Трубной площади. КонецXIXвекаПервый тост всегда произносился за процветание Аlma mater (Almae matris). Затем шли спичи за самого старейшего из присутствовавших здесь бывших студентов и за самого молодого. Тост старого профессора сменялся тостом юного студента-первокурсника, речь адвоката — речью врача.
Непременного участника Татьянина дня, знаменитого адвоката — златоуста, мага и волшебника слова — Ф. Н. Плевако молодежь водружала с ногами на стол. При утихших спорах и пении, подняв бокал шампанского, в порыве остроумия, восторга с переходом, в некоторых местах, к минорным тонам Плевако абсолютно весь отдавался своей речи о любимом университете. «Душа не старится, и на сердце нет морщин».
Торжество заканчивалось традиционным многоголосым исполнением «Gaudeamus».