Государство фюрера: Национал-социалисты у власти: Германия, 1933—1945 - Норберт Фрай
Однако руководство рейхсвера — единственного еще остававшегося в наличии самостоятельного фактора власти помимо рейхспрезидента — не было заинтересовано в столь основательной перестройке государства. Министр рейхсвера Бломберг и особенно начальник его штаба генерал Вальтер фон Райхенау считали, что им выгоднее сотрудничать с Гитлером, который еще в конце февраля демонстративно обещал им поддержку и решительно отклонил идею Рёма насчет создания военизированной народной милиции. Генералы понимали, что Гитлеру для его завоевательных планов нужна современная военная машина, которую легко вооружить; Гитлеру же, со своей стороны, было ясно, с каким трудом пришлось бы подтягивать до такого уровня СА и сколько это заняло бы времени. Второй путь был более рискованным и для него самого — причем не только потому, что в таком случае он обязательно столкнулся бы с враждебностью рейхсвера. При усилении СА добиться внутриполитической консолидации было бы гораздо труднее. Тоталитарная эффективность, как понимал ее Гитлер, и абсолютизм фюрера остались бы под вопросом, и, вероятно, надолго. В этой связи не последнюю роль сыграл укоренившийся в среде штурмовиков аморфный антикапитализм. Не он служил главным поводом для претензий рейхсвера к СА, но офицеры могли только приветствовать устранение, наряду с военным соперничеством, общественно-политических притязаний «коричневорубашечников», раздражавших всю буржуазию. Наконец, соглашение с рейхсвером за счет СА давало Гитлеру еще одно преимущество, если учесть, что Гинденбургу, скорее всего, уже немного осталось: истинно «государственное» решение отказаться от «коричневой» народной милиции должно было повысить доверие к рейхсканцлеру.
Стратеги из ведомства вице-канцлера явно не ожидали, что фюрер осмелится предпринять активные действия против правых и левых «революционеров» одновременно, хотя, по сути, это был единственный выбор, который оставался Гитлеру весной 1934 г. 17 июня они, после недельной подготовки, отправили своего шефа выступать перед университетским союзом Марбурга[26]. В «Большой аудитории» университета Папен с поразительной резкостью обрушился на «разговоры о второй волне, которая якобы завершит революцию». Случайно или намеренно вице-канцлер местами почти дословно повторял то, о чем двенадцать месяцев назад говорил своим штатгальтерам Гитлер: «Тот, кто безответственно носится с подобными мыслями, — предостерегал он, — пусть не забывает, что за второй волной легко может последовать третья и тот, кто грозит гильотиной, скорее всего попадет под топор». Две трети своей речи Папен посвятил изложению политического кредо Эдгара Юнга, но на последних страницах ее текста недвусмысленно подвергалось критике «все то, что под личиной немецкой революции выливается в своекорыстие, бесхарактерность, неискренность, нерыцарское поведение и самонадеянность».
Геббельс, разумеется, тотчас запретил прессе сообщать хоть что-либо о выступлении Папена, но команда вице-канцлера заблаговременно разослала отпечатанный текст своим единомышленникам и за границу. На Франкфуртской национальной радиостанции речь прозвучала в эфире прежде, чем пришел запрет от министра пропаганды[27]. Заинтересованные лица нашли возможность изучить текст и знали, как истолковать пассажи вроде следующего: «Ни один народ не может позволить себе вечное восстание снизу, если хочет остаться в истории. Когда-нибудь движение должно подойти к концу, когда-нибудь должна возникнуть прочная социальная структура, скрепленная неподвластным стороннему влиянию правосудием и неоспоримой государственной властью. В условиях вечной динамики ничего не построишь. Германия не может стать поездом в никуда, который неизвестно когда остановится».
Последствия этой атаки оказались не менее неожиданными, чем ее жесткость. С речи Папена начался отсчет последних дней СА. Но инициатива в дальнейших событиях принадлежала не рейхсверу, как надеялись младоконсерваторы, а Гитлеру, Гиммлеру, Гейдриху и Герингу, причем правые и не подозревали, что фюрер готовит двойной удар.
Двойной удар Гитлера
Несколько месяцев Гитлер терпеливо выжидал: плод должен был созреть. И вот теперь он занялся подготовкой своего удара — не выказывая спешки, методично, на разных уровнях, с помощью разных людей. Гейдрих составляет список намеченных жертв. В последнюю неделю июня шеф СД вместе с Гиммлером объявляет вызванным в Берлин функционерам СС и СД о «предстоящем мятеже СА». 21 июня Гитлер, опередив Папена, посещает рейхспрезидента в Нойдеке и убеждается в его телесной и умственной немощи. Через четыре дня (гестапо в этот вечер по приказу фюрера арестует Эдгара Юнга) Рудольф Гесс в Кёльне вновь дает резкую отповедь всем приверженцам «второй революции». В отличие от его январской речи, которая, по-видимому, должна была послужить еще одним предостережением Рёму, теперь слова «заместителя фюрера» содержат прямое обоснование предстоящего: «Настоящие, ответственные национал-социалисты не должны допустить, чтобы наш народ вместе с настоящими революционерами понес тяжелейший урон… Жалок тот, кто думает, будто призван своей агитацией снизу оказать фюреру революционную помощь… Адольф Гитлер — великий стратег революции.
Он знает пределы возможного при данных обстоятельствах и с данными средствами. Он действует с холодным расчетом — часто как будто повинуясь требованиям момента, но всегда при этом глядя далеко вперед и преследуя более отдаленные цели революции… Горе тому, кто неуклюже вламывается в тонкую паутину его стратегических планов, воображая, что может ускорить дело. Это враг революции — даже если он действует из лучших побуждений»[28].
Геринг и Геббельс в эти дни также неоднократно выступают перед публикой и, как и Гесс, наряду с критикой СА подвергают осуждению консерваторов и монархистов. «Реакция повсюду не дремлет», — объясняет Геббельс в путевом дневнике мрачное состояние собственного духа («все сильнее депрессия») в четверг, 28 июня 1934 года[29].
29 июня министр рейхсвера фон Бломберг включается в пропагандистскую битву и заявляет на страницах «Фёлькишер беобахтер»: «Вермахт и государство стали едины». Это — последний в длинной череде отчетливых сигналов. Четыре дня назад Имперский союз немецких офицеров изгнал Эрнста Рёма из своих рядов. Тем временем по военным округам объявляется повышенная боевая готовность; разумеется, не каждый знает, что слухи об угрозе путча распространяются намеренно, чтобы эсэсовцам с большей охотой предоставляли оружие и транспортные средства, но Бломберг и Райхенау, а также главнокомандующий сухопутными силами генерал Вернер фон Фрич в курсе дела. Рейхсвер отдает себя в распоряжение фюрера[30].
Сам Гитлер два дня «настраивается» на операцию по ликвидации СА, разыгрывая спектакль не без элементов самовнушения. 28 июня он в сопровождении нескольких верных соратников едет в Эссен на свадьбу гауляйтера Йозефа Тербовена. Вечером звонит старому другу Рёму, который лечит ревматизм в Бад-Висзее, и договаривается о встрече с ним и другими главными руководителями штурмовиков в субботу 30 июня. Начальник штаба явно ни о чем не подозревает: к 1 июля он отправил все штурмовые отряды в месячный отпуск.
На 29 июня запланирована продолжительная «инспекционная поездка» фюрера по Вестфалии с целью осмотра учреждений Имперской службы труда. Но
