Они принесли крылья в Арктику - Морозов Савва Тимофеевич
Хлопоча о посылке самолета в Карское море для нужд Комсеверпути (что намечалось на вторую половину июля — августа), друзья предвидели, что оба они намного раньше могут понадобиться для оказания помощи итальянцам. Оба были уверены: дирижабль по конструктивным своим принципам — сооружение ненадежное; вряд ли выдержит «Италия» Нобиле неизбежные схватки с воздушной стихией крайних широт.
Вскоре такое предположение оправдалось. Однажды ранним утром Алексеев, размахивая свежей газетой, разбудил еще сонного Чухновского:
— Вставайте, командир, нас требует к себе Арктика!
Двух часов не прошло, как друзья явились в созданный Советским правительством при Осоавиахиме Комитет помощи дирижаблю «Италия». Там не надо было объяснять, кто такой летчик Чухновский и почему он пришел вместе с летнабом Алексеевым. Авиаторам достаточно было просто перечислить разнообразное снаряжение для давно задуманного полета в Арктику, и из Комитета раздались звонки в самые различные ведомства. В ответ в телефонных трубках только и слышалось:
— Есть, есть… Так точно… Будет сделано…
Что же произошло в высоких широтах Арктики, отделенных от Большой земли пустыней дрейфующего морского льда и густыми туманами? Пусть об этом расскажут сами жертвы катастрофы, постигшей итальянский дирижабль на обратном пути от полюса к Шпицбергену.
Вот что впоследствии написал генерал Умберто Нобиле в своей книге «Красная палатка».
«Воздушный корабль был уже неуправляем. Я видел, как стремительно приближаются ледяные торосы… Раздался ужасающий треск. Я почувствовал удар в голову. Было такое ощущение, будто меня сжали, сдавили. Совершенно отчетливо, но без малейшей боли я услышал хруст собственных костей. Потом что-то обрушилось на меня сверху, и я упал вниз головой… Подумал, даже, кажется, произнес про себя: «Все кончено!» Это было 25 мая в 10 часов 33 минуты…
…Открыв глаза, я обнаружил, что лежу на глыбе льда посреди ужасающего пака. Я перевел взгляд на небо. Дирижабль, осев на корму, гонимый ветром, удалялся влево. На месте рубки управления зияло жуткое отверстие, из которого свисали клочья ткани и веревки, торчала арматура… Я почувствовал, что ранен: болели сломанная правая нога и правая рука, лицо, верхняя часть черепа… Колющая боль пронзала грудь… Там и сям валялись обломки, мрачно серевшие на снежной белизне…
Единственное, что можно было утверждать с уверенностью, это то, что первопричиной катастрофы была непогода…»[1]
А вот свидетельство участника экспедиции — чешского физика Франтишека Бегоунека. В книге «Трагедия в Ледовитом океане» (М., 1962) он так описывает события, предшествовавшие катастрофе:
«Итальянский генерал Нобиле совещался со шведским метеорологом Мальмгреном. Возвращаться в Конгс-фиорд на Шпицбергене значило лететь против ветра. До сих пор ветер благоприятствовал нашему полету, теперь он становился нашим противником. Горячий и решительный южанин Нобиле предложил смелый, но рискованный путь. Зачем бороться со встречным ветром? Не лучше ли довериться ему, позволить гнать дирижабль дальше и вместо возвращения в Конгс-фиорд долететь до пустынного северного берега Канады. Метеорологические сводки, принимавшиеся непрерывно по радио, сообщали, что там тумана нет, ветер слабый.
У рассудительного северянина Мальмгрена было другое мнение. На берегах Канады ничего не подготовлено. Как они найдут подходящее место? С минуту он раздумывал над синоптической картой.
…Южный ветер над Гренландским морем за несколько часов должен смениться северным. И тогда ветер станет надежным помощником при возвращении в Конгс-фиорд. Нобиле согласился с его советом и дал команду возвращаться.
— Каким курсом? — спросил заместитель начальника экспедиции капитан Мариано. — От Северного полюса все дороги ведут к югу.
— 25-й восточный меридиан, — приказал Нобиле.
Это не был кратчайший путь, но он вел через арктическую область, в которой до сих пор не побывала ни одна экспедиция. А вдруг удастся обнаружить неизвестный остров?..
Нобиле особенно не стремился к открытию какого-нибудь одинокого полярного островка. Он знал, что это не будет иметь большого значения. Но он понимал также, что находка самой незначительной скалы, затерявшейся в полярных льдах, будет принята в Италии с восторгом. Ее хвастливо назовут «Землей Муссолини», и фашистская печать раструбит об открытии по всему миру… Если Нобиле обнаружит неизвестный остров, ему многое простится. Враги, которых он себе нажил, отстаивая научную направленность экспедиции, умолкнут. Вот почему он дал Мариано приказание держаться при возвращении 25 градусов восточной долготы. Но погода не благоприятствовала путешествию.
Ветер вопреки предсказаниям Мальмгрена не изменил направления. Наоборот, он еще усилился и все время сносил дирижабль на восток от намеченного курса. Мы оказались на меридиане 30 и даже 32°. Кроме того, туман все сгущался. В довершение всего началось обледенение — наихудшее из бедствий, какое может грозить в воздухе. На проводах антенны уже появился слой льда толщиной в пять сантиметров. Пропеллеры моторов швыряли кусочки льда в корпус дирижабля. Льдинки как пули пробивали оболочку…
Нельзя было больше медлить. Жизнь шестнадцати человек была дороже всех «земель Муссолини»» (с. 21-25).
Яснее не скажешь. Политиканскому спекулятивному расчету, надеждам фашистской пропаганды потрясти мир сенсацией были принесены в жертву и высокие цели науки, и безопасность человеческих жизней.
Итак, катастрофа произошла. Шесть из шестнадцати воздухоплавателей исчезли вместе с изуродованными остатками дирижабля. Остальные десять оказались среди обломков в хаосе торосистого льда; причем один из этих десяти — моторист Помелла был убит.
Дорого заплатила фашистская Италия за вздорное тщеславие своего диктатора.
Цена эта оказалась бы еще дороже, если бы не предусмотрительность рядового члена экипажа дирижабля — радиста Бьяджи. Перед отлетом «Италии» к Северному полюсу из Конгс-фиорда он тайком от своего прямого начальника — Мариано взял на борт запасной коротковолновый передатчик небольшой мощности. И вот этот-то аппарат, извлеченный после катастрофы из-под обломков радиорубки, помог протянуть единственную небольшую ниточку связи в такой далекий теперь внешний мир. Подчеркиваем: весьма ненадежную, ибо сколько раз после катастрофы ни посылал Бьяджи свои позывные в эфир, ему ни разу не удавалось добиться ответа от радистов плавучей базы экспедиции — корабля «Читта ди Милано», стоявшего на якорях в Конгс-фиорде на Шпицбергене.
Ежедневно, пользуясь своим уцелевшим приемником, итальянцы слушали мощную радиостанцию Сан-Паоло близ Рима, узнавали о спасательных экспедициях, снаряжаемых в разных странах для поисков, но со своей собственной плавучей базой, ближайшей по Расстоянию, связи не имели.
Тем примечательнее строки, написанные самим Нобиле в главе «Чудо, именуемое радио»:
«И вот внезапно в тот самый момент, когда мы совсем отчаялись, — наша льдина неумолимо дрейфовала на юго-восток, — пришло известие, которого мы так страстно ждали почти две недели, день за днем, час за часом, известие, приведшее в смятение весь нац маленький лагерь и возродившее в наших сердцах почти угасшие надежды. Это было вечером 6 июня.
Бьяджи с наушниками на голове, как всегда, записывал в тетрадь последние известия радиостанции Сан-Паоло. Вдруг он воскликнул:
— Нас услышали!
II стал произносить вслух то, что записывал:
— Советское посольство уведомило итальянское правительство…» (Нобиле, с. 184-185).
Дальше сообщалось, что молодой русский радио, любитель, по фамилии Шмидт, вечером 3 июля близ Архангельска частично перехватил наш «SOS»…
Итак, 6 июня… К тому времени в Москве уже неоднократно собирался Комитет помощи. А в Архангельске известные исследователи Арктики В. Ю. Визе и А. М. Лавров снаряжали к походу ледокольный пароход «Малыгин», готовясь принять на борт авиатора М. С. Бабушкина, имеющего немалый опыт зимних полетов над Белым морем.
