Кубанское казачество и его атаманы - Евгений Дмитриевич Фелицын
Историк последней Запорожской Сечи Скальковский указывает на две причины, способствовавшие падению запорожского казачества. С расширением пределов Российской империи Запорожье с своей самобытной организацией, вольностями и владениями явилось «государством в государстве». Услуги его, если и были еще нужны, то далеко не в прежних размерах и степени, а между тем казачество являлось опасным элементом для администрации и ближайших целей Потемкина. С другой стороны, обширные земельные владения Запорожья представлялись довольно заманчивыми для чиновных колонизаторов края. Оправдываясь от несправедливых нареканий на войско, кошевой Калнышевский писал в одном из писем Потемкину: «Почему не жалуется на нас тот, кто наших земель не захватывает и ими не пользуется. Только те кричат на нас, кто от нас корыстуется». Последствия подтвердили указания кошевого. Когда было уничтожено запорожское казачество, князь Вяземский получил при разделе запорожских земель 100 000 десятин и в том числе места, бывшие под обоими Сечевыми кошами; почти столько же досталось князю Прозоровскому и меньше многим другим. Таким образом, «богатая добыча», в форме обширных земельных владений Запорожья, послужила тем благоприятствующим обстоятельством, при наличности которого князю Потемкину удалось легко свести последние счеты с запорожским казачеством. Не успели еще запорожские депутаты, обласканные и обнадеженные, но ничего не добившиеся, вернуться из Петербурга домой, как Сечь, по приказанию Потемкина, была уничтожена и казачество рассеяно.
История России сохранила мало таких печальных и глубоко трагических страниц, какою представляется разрушение Запорожской Сечи. Запорожцы, убежденные в своей правоте и надеявшиеся на удачный исход ходатайств их депутации, не ждали беды в столь ужасной для них форме. Генерал Текелий, которому было поручено занятие Сечи, двинувшись во владение Запорожского войска, не встретил никакого сопротивления со стороны последнего на пути. Запорожцы были заняты своими хозяйственными делами, им и в голову не приходила мысль о том, что Сечь может быть уничтожена. Когда, гласит народная песня, «батько кошевый» увидел «великое войско из Русского краю», то сделал догадку, что должно быть им, запорожцам, придется с войском матери Царицы «татар, як саранчу, гонить». Но встревоженные казаки почуяли беду и указали своему атаману на то обстоятельство, что пушки в войске матери Царицы были наведены прямо на Сечь.
Ой провидали запорожцы,
Що Нечоса Текелю послав,
Щоб нас и кошевого
И всю славну Сечь атакував;
Був же той день
Велики “зелени свята”,
О, бодай же твоя, Нечосо,
С того дня душа проклята!
Так пели впоследствии запорожские казаки, вспоминая о разрушении своей матери Сечи. Когда Текелий расположился с войсками у Запорожского Коша, запорожцы собрались на раду, чтобы решить, как быть казачеству и что следовало предпринять. Ни разу, быть может, в истории Запорожья не было случая, когда казаки были в таком затруднении. Будь на месте русских другие войска, запорожцы, не задумываясь, сложили бы свои головы, защищая Сечь. Но пред Сечью стояли русские войска, братья по вере и единоплеменники; пришлось бы лить родную кровь, поднять бунт, междоусобие. Неустрашимые воины, поседевшие в войне и боевых стычках, молодежь, не знавшая удержу на поле битвы, отчаянные головорезы, бывшие бичом и грозой для татар и турок – все, одним словом, задумались над роковою думою о грозившей Сече беде. Народная песня передает то замешательство, которое вызвано было в среде запорожцев присутствием русских войск, и те разногласия, которые возникли по этому поводу между казаками: одна часть казачества желала мира и предлагала принести повинную Текелию, другая настаивала на том, чтобы «пока стоит еще солнце на небе, все дрались бы с запасом казачьим» и «не отдавали за спасибо Сечь», третьи были в нерешительности.
Этот момент бурной запорожской рады изображен на прилагаемой иллюстрации, представляющей снимок с картины художника В. И. Ковалева. В центре рады стоит кошевой Петр Калнышевский, с левой стороны примыкают к нему сторонники мирного подчинения Сечи требованиям русского начальства, с правой – их противники, предлагающие «убрать москаля в шоры», т. е. обмануть русские войска и «накивать пятами», т. е. бежать из Сечи, средину занимают нейтральные, ни на что определенное не решившиеся еще казаки. Но вот среди жарких споров о том, что лучше пусть русские войска «выжгут глаза запорожцам и они умрут один за другого», чем отдать Сечь, является с крестом в руках панархимандрит; он убеждает запорожцев «не подымать на братьев рук» и «не делать в своем сердце ран»; толпа прислушивается к словам своего «пана-отца», но сторонники борьбы заподозревают в архимандрите «шпегу», т. е. шпиона, и с ожесточением набрасываются на него, не обративши внимания на его духовный сан и слова умиротворения. Увещания архимандрита и угрозы проклятия «из рода в род» за пролитие христианской крови берут, однако, перевес над бурными речами толпы. Большинство запорожцев следует совету пана-архимандрита, и рада оканчивается решением «голову хилити», т. е. смириться, принести покорность.
– Ну, пан-отче, по твоему нехай;
Послухают тебе запорожцы,
Бери, Петре, хлиб да силь
И ходим до Текели в гости,
– поется в народной песне, передающей те треволнения, которые происходили в это время на раде.
Казаки на первый раз смирились, все еще не допуская мысли об окончательном уничтожении Сечи. Батько кошевой Петр Калнышевский и войсковая старшина были посланы войском с хлебом и солью к Текелию. Текелий принял хлеб и соль, поблагодарил казаков, угостил их и сам принял от них угощение в Сечи, а кошевого и войсковую старшину, однако, арестовал и отправил в Москву. Лишившись старшины, запорожцы окончательно растерялись.
Эй батьки атаманы!
Кажить, де дили нашу старшину!
Бере живый жаль за сердце,
Як сгадаешь славну старину!
Но горю было нечем пособить. Участь Сечи была решена
