Сергей Сергеев-Ценский - Устный счет
- Однако слыхал я, - немцы, как война была, и по одному человеку из орудий крыли, - сказал Гаврила.
Семеныч подумал и объяснил:
- Немцы, те, конечно, могли!.. Так, а это ж разве немцы бьют?.. Немцы с нами в согласии, - они не должны... Может, румын какой заблудший... А немцы уж теперь сами как подначальные... Это румын... или же это...
- Прикрути фитиль, когда такое дело, - перебил Гаврила.
В темноте с полчаса еще слушали, не усилится ли пальба, но ни одного выстрела больше не слыхали.
А утром, едва стало белеть, встали и долго осматривались кругом. И хотя никаких изменений не внесла ни во что кругом ночь, все-таки Семеныч, наиболее общительный из трех, колесом выгибая спину и делая шаги короткие, но спорые, двинулся в город.
На полях газеты он записал, что ему надо было купить на обиход, кроме хлеба.
- Тетрадку купить запиши! - подсказал ему из дверей Гаврила. - А то сука все наши счета сожгла.
Семеныч даже обиделся:
- Эх, сказал тоже!.. Про тетрадку как я могу забыть?.. Тетрадка эта, вся наша жизнь в ней была, в тетрадке, а я чтобы забыл?.. Ска-за-ал!..
Пошел он не по шоссе, а в обход его, тропинкой, по которой спускаться вниз было легко и в свежести, пропитанной кисловатым запахом дубового кустарника, даже приятно. Он то и дело вглядывался в затянутый синими дымами из труб город, - все ли в нем на месте... Как будто все было на своих знакомых местах, но так могло только представляться издали.
Показался в стороне Абла, молодой татарин, чабан, с отарой овец. Отмахнул в море герлыгой и крикнул:
- Бабай!.. Стрелял там ночью, а? Ты слыхал?
- Слыхал, - стрелял малым калибром... А кто это? - крикнул, остановясь, Семеныч.
- Н-ни знаем... Почем знаем?..
- Пойду назад, тебе скажу, кто...
- Скоро здесь не будем, - там будем! - указал герлыгой Абла повыше шоссе.
- Ну, стало быть, там сиди жди... Авось кто другой тебе там скажет, а уж не я...
Чабаны часто приходили летом к старикам за водою, а зимой, когда воды везде было довольно, таскать на разжижку костров сухие виноградные колья. В то же время ссориться с ними было нельзя: это все были ухари, отпетые парни, к тому же быстро дичавшие на свободе и, чуть что, хватавшиеся за ножи. С чабанами у стариков были сложные и запутанные счеты...
Еще с вечера накануне видал Семеныч, как пошли рыбачьи лодки куда-то к востоку, вдоль берега, конечно, за камсою. Теперь он думал, между прочим, и о том, не удастся ли захватить прямо на пристани у знакомых рыбаков два-три кило камсы.
На подходе к городу, на шоссе, у шоссейной казармы, трое пришлых, по виду российских, рабочих разбивали бойкими молотками голубой камень.
Их спросил Семеныч (кстати и отдохнуть постоять было нужно):
- Хлопцы! А вы не знаете, кто это стрельбу поднял ночью?
- Стрельбу?
Один взвел на него запыленное серое лицо и посмотрел на другого.
- Какую стрельбу? - спросил другой.
А третий, мешковатый парень, сказал с ухмылкой:
- Я, деда, правда сказать, слыхал, будто как гром какой-то загремел, да подумал, что это у меня в животе так...
- Мм... В животе!.. Вот что значит молодые - беспечные, - покивал головой Семеныч. - Они в себе сон имеют крепкий и до всего безо внимания!
Однако зависти к ним не было в его глазах цвета снятого молока, только недоуменье.
И дальше по городу шел он, ни к кому не обращаясь с вопросами о ночной стрельбе, так как все попадались очень молодые люди.
Сначала он поглядывал на дома, - не развалило ли крышу где-нибудь снарядом? - потом перестал глядеть: нигде не было заметно подобного. А когда вышел он к набережной, то увидел - на пристани было довольно густо черно от народа, но воздержался он от вопроса кому-нибудь: на камсу ли это очередь, или касается это тех самых выстрелов ночью.
Море было тихое, и рыбачьи лодки одна за другой шли с востока, а справа, с юго-запада, подходило еще что-то побольше обыкновенной лодки, однако не похожее и на те пароходы, которые заходили иногда сюда зимой: те были и больше и цветом чернее.
Лавки кооператива еще не открывались. Мимо пекарни, где всегда брал хлеб Семеныч, он прошел теперь, чуть оглядев очередь: поспеть на пристань к камсе он считал важнее, а хлеб не уйдет.
Колесом согнутый, он катился, как колобок, как будто и не особенно спеша, но все-таки ходко. И вот, приподнимая шапку и вытирая тряпочкой с лысины пот, он стоит уже на пристани и смотрит то на две рыбачьи лодки влево, которые подходят и в которых серебряно блестит камса, то сюда, направо, где одна лодка, большая, тащит на буксире, - это он теперь уже хорошо видит, - другую лодку, поменьше.
- А это что же такое, товарищ, - или белугу везут? - кивает Семеныч на них красноармейцу-пограничнику, который стоит рядом и почему-то с винтовкой.
- Вот именно, белугу! - улыбается пограничник и поправляет фуражку с зеленым кантом.
- А стреляли ночью это кто же такие и по ком? - понижает голос Семеныч.
- По белуге же, - кивнул пограничник и пошел вперед, раздвигая толпу рукою, а впереди, от других отдельно, разглядел Семеныч еще двух с винтовками.
Потом все они трое стали шеренгой у самого борта пристани и закричали:
- Граждане! Очищай пристань!
Все сначала попятились, потом повернулись и пошли, оглядываясь, к берегу.
- Это зачем же? - спросил на ходу Семеныч какого-то незнакомого.
- Как же иначе?.. Везут же их, - ответил тот.
- Кого же это?
- А по ком ночью стрельба была.
- А-а-а!.. Это на буксире их?
- Разумеется...
- Значит, молодцы наши! - только и успел сказать Семеныч.
Не удалось спросить, какой нации были нападающие: очень напирала сзади толпа, очищающая пристань.
Лодки рыбаков, которые хотели было пристать у пристани, пограничники направили криками дальше, к грузовым мосткам, и толпа сразу разделилась: камсятники повалили к мосткам, а в Семеныче одолело любопытство увидеть, кого выгрузят на пристани.
Он спросил огнелицего извозчика Шахмурата:
- Это что же такое подходит с буксиром?
- Истребитель называется, - ответил Шахмурат.
- А на нем труба погнутая?
- Нет, пушка это... Который стрелял ночью...
Лошадь Шахмурата, редкостной пестрой масти, похожая на зебру, жевала в торбе овес, встряхивая ее так, что овес сыпался наземь, и Шахмурат кинулся к ней с кулаками и криком:
- Ты-ы, худой рот, хартана, черт, - знаешь, почем теперь овес стоит?
Семеныч искал глазами около, кого бы спросить, кто же стрелял из пулемета, если пушка была наша, советская, но к трапу подходил уже, описав пенистый полукруг, низенький истребитель, и в нем зажелтели шинели пограничников.
С зелеными звездами на буденовках пограничники один за другим подымались по трапу, и уже несколько человек их полукругом построились на пристани, когда на истребитель с моторной лодки, взятой на буксир, стали перепрыгивать и потом также подыматься по трапу люди в штатском. Их было семеро, и, показалось Семенычу, между ними две женщины.
Как раз в это время рядом с Семенычем пришелся высокий худой человек в зеленой кепке - Стопневич, бывший при здешнем суде член коллегии защитников, который недавно стал заговариваться, почему и был отставлен. У него пытливо спросил согбенный Семеныч:
- Это какой же именно нации люди?
- Контрабандисты! - отчетливо сказал Стопневич. - При чем тут нация?.. А впрочем, нация, нация... Их будут вести мимо, - мы их рассмотрим, какой они нации...
- А нас тогда не погонят отседа? - осведомился Семеныч вполголоса.
- Куда же нас еще гнать? В море топить, что ли?
Высокий Стопневич имел вид гордый. Лицо бритое, с жилками на скулах, шея очень длинная и тощая, с большим кадыком, виски седые.
Он добавил:
- Сейчас должны пулемет их втащить на пристань.
- Так это они, значит, кон-тра-бан-дисты, из пулемета смолили? - очень удивился Семеныч.
- Они смолили... А по ним из орудия...
- Ну, однако же, все будто живы остались?
Стопневич объяснил важно:
- Так именно и нужно было в них бить, чтобы не попасть!
- А они чтоб в наших из пулемета не попали? - подхватил Семеныч.
- Да-да-да-а!.. Так нужно было ма-нев-ри-ровать, чтобы и они тоже не попали, а потом, конечно, сдались бы в плен... В этом и прошла вся ночь... Э-та операция была проведена вот! (Он сделал вид, что целует пальцы на своей правой, все время энергично двигавшейся туда и сюда руке.) Я следил за этим целую ночь!
Действительно, глаза у Стопневича были воспаленные, красные; видно было, что он не спал ночью. Вдруг он нырнул тощей шеей:
- Ага!.. Пулемет тащат!
Семеныч различил, как двое пограничников втаскивали по трапу части станкового пулемета, и покрутил головой:
- Вот какие отчаянные!.. Это, значит, они от нас уехать собрались, та-а-ак!.. И в какое же они думали в государство?
- В Турцию, разумеется... И, говорят, много грузу везли... Сейчас выгружать их лодку будут...
Но начальник погранпоста распорядился иначе. Он что-то скомандовал там около трапа и, махнув рукою, пошел впереди, а за ним пограничники, по четыре человека с каждой стороны кучки контрабандистов. Блестели их винтовки, а лица были посинелые, и Семенычу показалось, что с большим удовольствием топали они по прочному толстому настилу пристани, стоявшей на бесчисленных двутавровых балках.
