Вальтер Скотт - Зеркало тетушки Маргарет
Глубоко недовольная самой этой вылазкой, но преисполненная намерений не покидать сестру в подобных отчаянных обстоятельствах, леди Ботвелл сопровождала леди Форрестер сквозь череду темных улиц и переулков, а слуга шел впереди и указывал им дорогу.
Наконец он внезапно свернул в узенький закоулок и постучал в сводчатую дверь, по всей видимости, принадлежавшую какому-то старинному зданию.
Она отворилась, хотя привратника видно не было; и слуга, отступив в сторону, знаком предложил дамам войти. Едва они yспели последовать этому приглашению, как дверь закрылась, оставив их провожатого снаружи.
Сестры обнаружили, что находятся в крохотной приемной, освещенной тусклым светильником. Теперь, когда дверь захлопнулась, ни струйка свежего воздуха, ни лучик света не проникали в помещение из наружного мира. С дальней стороны прихожей виднелась полуоткрытая дверь, ведущая во внутренние помещения.
- Теперь мы не должны колебаться, Джемайма, - сказала леди Ботвелл сестре и направилась во внутреннюю комнату, где в окружении книг, карт, философских принадлежностей и прочей утвари самого причудливого вида и формы они нашли предсказателя.
На первый взгляд во внешности итальянца не было ничего примечательного.
Он обладал смуглой кожей и резкими чертами лица, характерными для его народа, казался лет пятидесяти отроду, и выглядел вполне привлекательным, хотя и не слишком красивым на вид.
Одет он был в костюм из черной ткани, составлявший тогда универсальное облачение всех людей его профессии.
Высокие свечи в серебряных канделябрах освещали скромно обставленный кабинет.
Когда дамы вошли, некромант поднялся и, несмотря на невзрачность их одеяний, приветствовал их с подчеркнутым почтением, какое приличествовало их званию и какое чужеземцы обычно столь подчеркнуто соблюдают по отношению к особам, которым почести эти пристали от рождения.
Леди Ботвелл все же попыталась сохранить инкогнито и, когда доктор ввел их в комнату, жестом отклонила его любезность, как неподобающую их сословию.
- Мы люди бедные, сэр, - произнесла она, - и только горе моей сестры привело нас проведать у вашей милости насчет... Предсказатель улыбнулся и прервал ее.
- Мне известно, мадам, горе вашей сестры и причина, его вызывающая; известно также и то, что мне оказали честь своим визитом две дамы самого высокого рода - леди Ботвелл и леди Форрестер. Если бы я не мог отличить их от особ того класса общества, на какой указывает нынешняя их одежда, вряд ли я был бы способен удовлетворить их, предоставив им сведения, которые они ищут.
- Нетрудно догадаться.., - начала леди Ботвелл.
- Простите мне дерзость прервать вас, миледи, - вскричал итальянец, но ваша светлость собиралась сказать, что нетрудно, мол, догадаться, что я узнал ваши имена от вашего провожатого. Но предполагая так, вы тем самым совершаете несправедливость по отношению к верности вашего слуги и, могу добавить, к мастерству того, кто также является не последним среди покорных ваших слуг - Баптисты Дамиотти.
- Я не хотела оскорбить ни его, ни вас, - молвила леди Ботвелл, все еще сохраняя хладнокровный тон, хотя и была немало удивлена - но ситуация эта непривычна мне. Коли вы знаете, кто мы, то знаете также, сэр, и что привело нас сюда.
- Стремление узнать судьбу некоего знатного шотландского джентльмена, который сейчас находится в Европе или же был там в самом недавнем времени, ответствовал провидец. - Имя этого джентльмена - кабальеро Филиппе Форрестер. Джентльмен сей имел яесть быть супругом этой леди, и, с позволения вашей светлости, выражаясь попросту, имел также злосчастье не ценить этот бесценный подарок судьбы так, как дар сей заслуживал.
Леди Форрестер глубоко вздохнула, а леди Ботвелл сказала:
- Поскольку вы и без наших слов знаете цель нашего визита, остается один лишь вопрос, а именно: обладаете ли вы властью развеять тревогу моей сестры?
- Обладаю, мадам, - ответил падуанский ученый, - но предварительно еще одно только - достанет ли вам мужества самолично увидеть, что делает сейчас кабальеро Филиппе Форрестер? Или же вы предпочтете, чтобы я сообщил вам это?
- На этот вопрос моя сестра должна ответить сама, - рассудила леди Ботвелл.
- Своими собственными глазами желаю я лицезреть все, что в вашей власти показать мне, - изрекла леди Форрестер все с той же непреклонной силой воли, что поддерживала ее с тех пор, как она приняла решение обратиться к предсказателю.
- Но это может быть опасно.
- Если золото может компенсировать риск, - произнесла леди Форрестер, вытаскивая кошелек.
- Я занимаюсь подобными вещами не ради наживы, - возразил чужеземец. Я не смею употреблять мое искусство на низменные цели. Если я и беру деньги у богатых, то лишь для того, чтобы одаривать ими бедняков, и не приму больше той суммы, что уже вручил мне ваш слуга. Спрячьте ваш кошелек, мадам; адепт не нуждается в вашем золоте.
Леди Ботвелл, посчитав отказ от предложения ее сестры не более, чем уловкой шарлатана, направленной на то, чтобы выманить у них сумму побольше, и желая, чтобы представление побыстрее началось, а главное - побыстрее закончилось, в свою очередь предложила немного золота, заметив, что делает это лишь ради того, чтобы расширить сферу его милосердия.
- Пусть леди Ботвелл расширит сферу собственного своего милосердия, ответил падуанец, - и не только в раздаче милостыни, на которую, сколько мне известно, она не скупится, но также и в способности судить о характере иных людей; и пусть лучше она сделает одолжение Баптисте Дамиотти и станет считать его честным человеком, если только сама не убедится, что он подлец и мошенник. Не удивляйтесь, мадам, ежели я отвечаю более на ваши мысли, нежели на слова, и скажите еще раз, хватит ли вам смелости взглянуть на то, чтo я готов показать вам?
- Признаюсь, сэр, - молвила леди Ботвелл, - что слова ващи пробудили во мне некоторый страх; но что бы ни пожелала лицезреть моя сестра, тому и я не побоюсь стать свидетелем.
- О нет, опасность грозит единственно в том случае, если решимость вдруг покинет вас. Зрелище может продолжаться не долее семи минут, и ежели вы прервете видение хотя бы единым словом, то не только разрушатся чары, но и зрители могут подвергнуться некоторой опасности. Но ежели вы сможете хранить молчание в течение семи минут, то ваше любопытство будет удовлетворено без малейшего риска порукой тому моя честь.
Про себя леди Ботвелл подумала, что гарантия эта, пожалуй, не Бог весть какая, но подавила подозрение, как будто и впрямь поверила, что адепт, на чьем смуглом лице играла неясная улыбка, способен читать даже самые сокровенные мысли.
Засим воцарилась торжественная пауза, покамест леди Форрестер собиралась с духом, чтобы ответить целителю, как он себя величал, что она с твердостью и не издав ни единого звука вынесет зрелище, которое он обещал представить их взорам.
После того чужеземец отвесил им низкий поклон и, сказав, что пойдет приготовить все необходимое для исполнения их желания, покинул апартаменты.
Рука в руке, точно надеясь этим тесным союзом отвратить любую опасность, какая только могла угрожать им, сестры опустились на сиденья, стоявшие подле друг друга: Джемайма, ища поддержку в неизменном и несгибаемом мужестве леди Ботвелл, а та, в свою очередь, испытывая большее волнение, нежели ожидала, тщилась укрепить себя той отчаянной решимостью, какую обстоятельства породили в ее робкой сестре.
Должно быть, одна твердила себе, что сестра ее никогда и ничего не боится, а вторая думала, что то, пред чем не испытывает трепета даже такая робкая душа, как Джемайма, уж тем более не может запугать столь решительный и бесстрашный дух, как у нее самой.
Спустя несколько мгновений мысли обеих были отвлечены от нынешнего их странного положения музыкой, дивной и торжественной. Казалось, она была призвана развеять и унести все чувства и помыслы, несовместимые с ее гармонией, и в то же время усиливала взволнованное ожидание, порожденное предшествовавшей беседой.
Дамы не ведали, что за инструмент издавал эти божественные звуки, однако ж много позже моя бабушка думала, что это, скорее всего, была гармоника, слышать которую ей в ту пору жизни еще не доводилось.
Когда небесная мелодия оборвалась, дверь в дальнем конце кабинета отворилась и сестры увидели Дамиотти, стоящего на возвышении в две или три ступеньки и подающего им знак следовать за ним.
Одежда прорицателя столь разительно отличалась от той, которую носил он несколькими минутами раньше, что они едва узнали его, а разлившаяся по лицу его смертельная бледность и жесткие, застывшие черты, словно разум его был всецело сосредоточен на каком-то необычном и дерзновенном действе, полностью изменили то саркастическое выражение, с каким он ранее взирал на обеих посетительниц, в особенности же на леди Ботвелл.
