В. Бессонов - Калужанин-герой. Подвиг унтер-офицера Старичкова
Положение обострилось до предела. 3–я колонна оказалась отрезана и окружена многочисленным противником. Но солдаты не дрогнули и не сдались на милость победителя. Эти мысли были чужды русским чудо–богатырям, воспитанным на победах Екатерининского века и помнящим еще Суворовские походы. Не имея возможности вырваться из охватившего их кольца, они выстроились и приготовились к смерти. Пули, картечь, ядра били в их сомкнутые ряды, калеча тела и беспощадно вырывая из строя способных к сопротивлению воинов. Но они стояли и умирали.
Прикрывавшие тыл 3–й колонны Азовский, Подольский и батальон Нарвского полка были атакованы превосходящими силами противника. Они упорно держались, отбиваясь от наращивавших напор французов. Понеся значительный урон в людях и расстреляв все патроны, полки с каждой минутой теряли способность к эффективному сопротивлению. Атака неприятельской кавалерии нанесла последний удар. Оставшиеся в живых защитники уже не смогли устоять и были рассеяны. Командовавший резервом генерал Вимпфен оказался в плену. Остатки разбитых полков отступили в Сокольниц, на соединение с державшимися там основными силами. Вслед за ними в деревню ворвались французы. Разгром русских войск, потерявших от изнурительного противоборства возможность противостоять яростному натиску противника, был неизбежен.
В эту критическую минуту, когда войска из последних сил сражались в окружении, Пршибышевский предпринял последний, отчаянный шаг. Он повернул свои расстроенные полки на север и двинулся по берегу ручья Гольдбах, в надежде встретить 4–ю колонну, которая по диспозиции должна была наступать в этом направлении. Однако на деле Пршибышевский только углублялся в расположение французской армии. Отойдя примерно на два километра от Сокольницкого замка, сильно поредевшие остатки 3–й колонны были стремительно атакованы кавалерией и разбиты. Потерявшие управление солдаты, группами и по одиночке, продолжали искать выхода из окружения. Многие гибли в схватках с французами, другие попадали в плен, кому‑то удавалось вырваться и присоединиться к отступавшей от Аустерлица армии.
В плену оказался и генерал Пршибышевский, который после возвращения из Франции был отдан под суд по обвинению в добровольной сдаче французам в начале сражения. Генерал был оправдан, но вскоре началось новое разбирательство дела, которое проходило в Государственном совете. За неумелое управление 3–й колонной в Аустерлицком сражении, приведшей к ее разгрому, Пршибышевский был приговорен к отставке от службы и разжалованию на месяц в рядовые. 25 ноября 1810 г. Александр I утвердил это решение[55]. Вместе с тем, упорное сопротивление 3–й колонны, отчаянно дравшейся в окружении, отвлекло значительные силы французов, и это позволило другим колоннам избежать подобной участи и выйти с поля боя.
В несчастном для русской армии Аустерлицком сражении 3–я колонна была практически полностью уничтожена. Из примерно 7500 человек было убито и взято в плен более 5000. Азовский мушкетерский полк, имевший к началу сражения около 1000 человек, потерял 2 штаб-, 16 обер-, 44 унтер–офицера, 26 музыкантов, 403 рядовых и 7 нестроевых (всего – 498 человек)[56]. В числе взятых в плен оказался и унтер–офицер Старичков. Выживший в учиненной возле Сокольница бойне, покрытый ранами, он уносил с поля боя вверенное ему знамя, чтобы сохранить эту святыню в неприкосновенности и спасти от поругания врага. В день Аустерлицкого сражения Старичков, до конца исполнил свой долг и совершил подвиг, обессмертивший его имя в памяти поколений.
***Сразу после Аустерлицкого сражения к французскому командованию был направлен полковник Мариупольского гусарского полка С. Н. Ланской, которому было поручено вести переговоры о размене пленных. Первая партия военнопленных была обменена в Брюнне 30 ноября 1805 г. в числе 3 штаб–офицеров, 11 обер–офицеров и 14 рядовых[57]. Среди вернувшихся из французского плена офицеров был командир Бутырского мушкетерского полка подполковник М. Л. Трескин. По прибытии в Тешин, где располагался обоз действующей армии, он передал командовавшему там генерал–майору Д. М. Есипову рапорт, при котором препроводил вынесенное из плена знамя.
7 декабря 1805 г. Есипов писал об этом Кутузову: Трескин «…представил ко мне при рапорте знамя, которого полку ему не известно, а получил он его при выезде из Брюнна Бутырского полку роты имени своего[58] от рядового Чайки, который вручил ему его [и] объявил, что неизвестно которого полку и кто такой унтер–офицер, бывший в плену, покрытый ранами и чувствуя приближающуюся смерть свою, вручил оному рядовому Чайке, умоляя его сберечь знамя, за сохранение коего заплатил он жизнью своею. Скоро последовавшая смерть унтер–офицера не допустила его узнать, кто такой унтер–офицер и которому полку принадлежит знамя, который сей верный рядовой принял с благоговением, сохранял при себе тайно, а узнав о размене подполковника Трескина, воспользовался сим случаем доставить его к начальству. Таковой геройский подвиг понудил меня приложить старания открыть имя сего унтер–офицера, который при самой кончине жизни своей помышлял только о том, чтобы сохранить и доставить к начальству вверенное ему знамя в целости, соделать оное в утешение родственников умершего гласным и известным монаршему престолу, но старание мое было до сего времени тщетным»[59]. К этому рапорту Есипов приложил доставленное Трескиным знамя.
Таким образом, уже спустя десять дней после Аустерлицкого сражения, из плена оказалось вынесено знамя одного из российских полков, которое ценой своей жизни спас в плену неизвестный унтер–офицер. Это был один из первых случаев возвращения утраченных в Аустерлицком сражении знамен. Примерно тогда же, 30 ноября о бежавшем из французского плена со знаменем Бутырского мушкетерского полка портупей–прапорщике Измайлове сообщил Кутузову генерал–лейтенант И. Н. Эссен[60]. Об этом случае главнокомандующий рапортовал императору 15 декабря 1805 г., добавив сведения о спасении бежавшими из плена нижними чинами еще трех полотнищ, копья от древка и кистей принадлежавших Галицкому мушкетерскому полку[61]. К 16 января к главнокомандующему было доставлено уже 12 из 32 считавшихся утраченными во время сражения знамен[62]. Но во всех случаях эти полковые святыни возвращались живыми людьми, получавшими за это различные награды. И только в одном случае знамя спас человек, который умер в плену от полученных при его защите ран, сумевший в последние минуты жизни передать драгоценное полотнище в надежные руки, но не сообщивший своего имени. Получилось, что этот неизвестный унтер–офицер, перед лицом Бога, до конца исполнил свой земной долг солдата – сохранил вверенную ему святыню. Такой поступок не мог остаться не замеченным. По горячим следам восстановить имя героя попытался генерал Есипов, но безрезультатно. Знамя – немой свидетель совершенного подвига, поступило в штаб Кутузова, где были предприняты новые шаги по установлению имени отличившегося унтер–офицера. Возможно, по расцветки креста и углов было определено, что спасенное полотнище принадлежит к числу знамен Азовского мушкетерского полка. После этого могли быть запрошены из полка данные, о попавшем во время сражения в плен унтер–офицере не дворянского происхождения, которому было поручено ношение знамени. Таким, предположительно, путем могло быть вычислено имя совершившего подвиг человека – унтер–офицера Старичкова[63].
Почти месяц потребовался для выяснения: кто именно спас возвращенное из плена при первом размене пленных знамя. Лишь 15 января 1806 г. Кутузов направил Александру I рапорт с описанием этого подвига. В нем главнокомандующий писал: «Бутырского мушкетерского полка подполковник Трескин, разменянный из плена от французов, представил знамя Азовского мушкетерского полка и притом донес, что получил он его при выезде из Брюнна Бутырского ж полка роты имени его от рядового Чайки, который, вруча оное, объявил, Азовского мушкетерского полка унтер–офицер Старичков, бывший в плену, покрытый ранами, умирая, отдал оному рядовому сие знамя, умоляя сберечь его, и скоро после сего умер. Рядовой Чайка, приняв оное с благоговением, сохранил при себе. Сей героический подвиг Старичкова, который при самой кончине жизни своей помышлял только о том, чтоб сохранить и доставить к начальству вверенное ему знамя, понуждает меня донесть о том Вашему Императорскому Величеству»[64].
Сразу обращает на себя внимание категоричность, с которой Кутузов описывает подвиг. Из рапорта следует, что Чайка якобы сам сообщил своему командиру о Старичкове и полученном от него знамени Азовского полка. Это утверждение противоречит рапорту Есипова. Возможно, Кутузов, обращаясь к императору, посчитал необходимым опустить излишние подробности, касающиеся идентификации полотнища и установления имени героя, и представил упрощенную картину спасения знамени с четким распределением ролей между действующими лицами. Такой подход кажется вполне оправданным в рапорте императору, так как рапорт, являясь, по сути, представлением к награждению, требовал однозначности формулировок. Вместе с тем именно это, не совсем соответствующее действительности описание, стало основой для изображения подвига Старичкова в последующее время.
