Владимир Шигин - Дело «Памяти Азова»
Революционная пропаганда среди кадровой (постоянной) части команд велась еще с 1905 года. Пропаганду среди молодых учеников и новобранцев в 1906 г. вели сами же матросы, а на берегу им оказывали помощь местные партийные организации РСДРП и особенно Ревельская, действовавшая через подпольную военно–партийную организацию крейсера „Память Азова“. В состав организации на корабле „Память Азова“ входили артиллерийский квартирмейстер Лобадин, баталер Гаврилов, гальванер Колодин, минер Осадский, комендоры Кузьмин, Катихин, Болдырев, Ширяев, Пинкевич и др. Признанным руководителем матросов и до, и во время восстания был Лобадин. Всех революционных матросов на корабле объединял подпольный судовой комитет, во главе которого стояли Лобадин и другие большевики. Но были на крейсере „Память Азова“ и эсеры, и эсерствующие. Правда, организация эсеров и влияние ее среди команды крейсера были невелики, но эта небольшая группа, получая директивы от эсеровских комитетчиков, толкала матросов па бунт, нарушения дисциплины и преждевременное восстание. Постоянным представителем и связным от Ревельского комитета РСДРП и его военной организации с матросами отряда учебных кораблей был большевик–подпольщик Арсений Коптюх (он же Оскар Минее, Степан Петров, и он же Рязанов).
Под руководством неутомимого Коптюха и его товарищей из Ревельской организации РСДРП в июне и июле 1906 г. матросы отряда учебных кораблей устраивали на берегу сходки, митинги и собрания; посещали рабочие митинги и собрания; получали на берегу нелегальную литературу и широко распространяли ее на кораблях. Коптюх, руководя агитационно–пропагандистской работой среди матросов, по указанию Ревельского комитета РСДРП готовил восстание на кораблях. Подготовка шла быстрыми темпами. Матросы, руководствуясь указаниями Коптюха, разрабатывали планы захвата кораблей и создали своеобразные боевые дружины, которые должны были сыграть решающую роль в первый момент восстания и быть опорой в дальнейшей борьбе.
Рост стихийных одиночных выступлений в этот период являлся показателем растущих в массе матросов возбуждения и недовольства. Это понимали и офицеры. Особенно насторожиться заставил их имевший место в середине июня демонстративный отказ команды крейсера „Память Азова“ от плохого обеда. Чтобы лишить матросов возможности еще раз выступить с протестом по поводу плохой пищи, командир корабля капитан 1–го ранга Лозинский разрешил матросам избрать артельщиков, которым и было поручено питание команды. Чтобы „не позорить честь корабля“, командир корабля и офицеры решили сделать вид, что они не придают большого значения столкновению с командой, и пытались даже скрыть факт от вышестоящего начальства, но втайне начали зорко следить за матросами, надеясь раскрыть революционную организацию. Однако о выступлении матросов стало все же известно. В № 8 газеты „Мысль“ от 28 июня 1906 г. была помещена заметка, в которой сообщалось, что на корабле произошел бунт и что для наведения порядка прислан батальон Новочеркасского полка.
Командир корабля написал рапорт начальнику учебно–артиллерийского отряда и просил привлечь редактора газеты к ответственности за ложные сведения. Начальник отряда в свою очередь направил рапорт морскому министру. А в министерстве о напряженном положении на кораблях знали от осведомителя охранки кондуктора Лавриненко, который сумел проникнуть в подпольную организацию крейсера „Память Азова“.
Если командование отряда стремилось избавиться от революционных матросов втихомолку, путем списания с кораблей наиболее видных организаторов, чтобы затем арестовать их уже на берегу, то в министерстве, очевидно, стояли за массовые и открытые аресты. В начале июля с крейсера „Память Азова“ списали минера Жадского.
Матросы поняли, что это не случайное списание, и оказали сопротивление. Только вмешательство в конфликт всех офицеров дало возможность увезти его с корабля. Новое выступление уже нельзя было объяснить так, как объясняли случай отказа от обеда. К морскому министру полетели шифрованные телеграммы. Располагая сведениями о подготовке восстания на Балтике и в Финляндии, министр решил, что пришло время для рассредоточения флота, перегруппировки команд, арестов неблагонадежных, укрепления кораблей гардемаринами и т.д. Для проведения этих мероприятий министр выехал на флот и 14 июля 1906 г. устроил смотр учебно–артиллерийскому отряду.
После „смотра“ командование Балтийского флота рассредоточило весь флот и в том числе корабли учебного отряда направило в бухту Папонвик и другие места с целью, по возможности, изолировать их друг от друга, а команды оградить от влияния агитаторов. Учебный корабль „Рига“ был оставлен в Ревеле. Заподозренным в политической неблагонадежности, как, например, Лобадину, под разними предлогами запретили увольнение на берег. Усилили надзор, запретили встречи между матросами разных кораблей. Эти меры чрезвычайно затрудняли связи революционеров различных кораблей. Стало труднее собираться на кораблях, ухудшилась связь с Ревелем. На наиболее подготовленном к восстанию крейсере „Память Азова“ работа подпольщиков усложнялась еще и тем, что крутые меры командования взволновали часть матросов. Менее сдержанные могли выступить при малейшем толчке.
18 июля, в 10 часов вечера, баталер Гаврилов (один из участников подпольной организации на корабле) получил условную телеграмму о восстании в Свеаборге и сообщил ее содержание руководителю организации Лобадину. Телеграмма поставила азовцев в трудное положение. Из директив Ревельского комитета РСДРП они знали, что время для восстания не назрело; на учебных кораблях не была закончена подготовка к восстанию, и работу эту отчасти расстроил перевод кораблей из Ревеля. Азовцы приняли решение: от восстания воздержаться до выяснения обстановки, проверки фактов и подтверждения указаний о необходимости восстания от ревельской организации РСДРП. А в это время из Ревеля уже спешил к азовцам посланный Ревельским комитетом РСДРП Арсений Коптюх. Узнав, что в Ревель из бухты Папонвик пришел за провизией минный крейсер „Абрек“, Коптюх переоделся в матросскую форму и с помощью подпольщиков проник на корабль.
Вечером 19 июля „Абрек“ пришел в бухту Папонвик и начал разгружать провизию для кораблей отряда. Вместе с матросами с „Памяти Азова“, доставлявшими провизию на свой корабль, Коптюх перешел на крейсер, чтобы передать сообщение о начавшемся восстании в Свеаборге. Около 10 часов вечера 19 июля Лобадин и Коптюх в таранном отделении крейсера собрали заседание судового комитета и актив революционных матросов. Из материалов следствия и суда видно, что на этом заседании было около 50 человек. Коптюх сообщил, что в Свеаборге началось восстание, и поставил на обсуждение вопрос о восстании на кораблях учебно–артиллерийского отряда. Около часа ночи кто–то из присутствовавших внес предложение перейти в другое место, так как в таранном отделении от большого скопления людей стало трудно дышать. Предложение приняли и по группам начали выходить. Ученик Тильман, знавший о заседании, отправился в это время с доносом о происходящем собрании. Он сообщил также, что среди матросов находится посторонний человек.
По приказанию старшего офицера, капитана 2–го ранга Мазурова, на корабле начался обыск. Матросы быстро разошлись по кубрикам и легли в койки. В таранном отделении старший офицер застал еще нескольких матросов и переписал их. Потом начался обыск в жилой палубе. Коптюх лежал на койке с матросом Козловым. Здесь Мазуров и обнаружил его. На вопрос, кто он такой, Коптюх ответил: кочегар № 122. Такого номера по расписанию не было, и это сразу его выдало. Старший офицер приказал арестовать Коптюха. У него нашли браунинг и патроны. Начальник отряда кораблей, капитан 1–го ранга Дабич и командир корабля Лозинский учинили ему допрос, но, ничего не добившись, решили утром отправить его на крейсере „Воевода“ в ревельскую охранку.
Обыск на корабле и арест Коптюха вызвали сильное возбуждение среди революционной части команды. По инициативе Лобадина, Пинкевича, Кузькина и Осадчего наскоро был разработан план выступления. Во главе восстания стал Лобадин. По его приказанию минный машинист Осадчий остановил динамо–машину. Когда на корабле погас свет, группа матросов сняла часового, захватила несколько винтовок и ящик с патронами. Офицеры, поняв, что началось восстание, тоже бросились к винтовкам и начали их сносить в кают–компанию. Им помогали кондукторы. Однако у многих винтовок не оказалось затворов.
…Мазуров пошел к матросам, надеясь успокоить их. — Кто меня любит, — заявил он, — иди ко мне. Брось бунтовщиков! — Мазуров надеялся, что матросы по–старому заявят: „Вы наши отцы, мы ваши дети“. Но изменились времена, прозрел матрос. На зов Мазурова раздались крики: „Кто вас любит? Изверги! Кровопийцы! Злодеи!“ Началась суматоха.
