Джон Бэррон - Агент ФБР в Кремле. Успех операции «Соло»
Власти собирались арестовать и Морриса, но следившие за ним агенты ФБР видели, что он почти лишился сил. Пройдя каких-то полсотни шагов, он был вынужден присаживаться на бордюр, чтобы набраться сил и подняться вновь. Учитывая его состояние и тот факт, что он отошел от активной работы в партии министерство юстиции приняло решение обвинения против него не выдвигать.
Судебное преследование Фостера также отложили, потому что тот тоже был очень серьезно болен, но остальных одиннадцать человек осудили. Верховный суд шестью голосами против двух в июне 1951 года подтвердил конституционность закона Смита и вытекающие из него обвинительные заключения. Холл, Гейтс, Томсон и Грин бежали, остальных отправили в тюрьму. Распаленное страстями военного времени ФБР при поддержке Верховного суда задержало по всей стране больше сотни партийных функционеров рангом пониже, и скорее всего всем им предстояло пойти под суд. Остальных партийных функционеров затравили со всех сторон. В значительной степени лишенные руководства, они ушли в подполье.
В надежде поймать бежавших лидеров и разгромить подполье ФБР создало программу под названием «Топлев» и сформировало в Нью-Йорке и Чикаго подразделения по борьбе с подпольем. Чтобы выяснить, с кем чаще всего контактировали Холл, Гейтс, Томсон и Грин, начали с анализа имевшихся разведданных. Потом занялись выявлением бывших членов партии, имевших с ними связи. Эта работа навела на досье Джека Чайлдса, где было указано, что тот не ведет активной работы в партии с 1947 года и поэтому может быть настроен оппозиционно к коммунистам.
* * *Вечером 4 сентября 1951 года агенты Эдвард Бакли и Герберт Ларсон остановили Джека, когда тот прогуливался возле своего дома в Квинсе. Многие члены партии, к которым они подходили, давали грубый отпор. И когда Джек язвительно улыбнулся, они ожидали столкнуться с таким же приемом. Вместо этого он сказал:
– Парни, где вы были все эти годы? За то время, что вы крутились вокруг, я успел зачать и воспитать сына.
Джек согласился поговорить с ними на следующий вечер в одном из номеров отеля «Тюдор». В ходе этой первой беседы Джек утаил информацию о некоторых обстоятельствах своего прошлого и кое-что исказил. Но он честно ответил на главный поставленный вопрос: да, он согласен помогать ФБР.
Настоящий разговор состоялся в роскошном загородном доме на склоне холма в графстве Вестчестер. Дом принадлежал Александру С. Берлинсону, агенту ФБР с каменным лицом и проницательными серыми глазами.
Берлинсон окончил в Форхеме школу, колледж и юридический факультет и стал настоящим литератором, пианистом и лингвистом. Он писал стихи на латыни и иногда сердил начальников тем, что на латыни же срывал собственное раздражение. Грудь дорогих рубашек, которые он ежедневно менял, к вечеру оказывалась засаленной и грязной, так часто он потирал живот, чтобы успокоить мучившую его язву. Несмотря на язву и настойчивые предупреждения врача, он выкуривал в день две пачки сигарет и выпивал огромное количество шотландского виски с молоком.
Некоторые агенты ФБР наслаждались нервным напряжением, сопровождающим оперативную работу, и возбуждением от ареста врагов. Берлинсон предпочитал интеллектуальную работу детектива, поиск ключевых моментов в старых архивах или новых источниках. Он получал немалое удовольствие, тонко переигрывая коммунистов или нахально проводя бюрократов. Однажды по дороге в Вашингтон, где предстояло совещание высших сотрудников с помощниками директора ФБР, он сказал своему изумленному подчиненному:
– Не беспокойтесь. Они знают только то, что мы им сообщаем.
Он не питал больших личных амбиций, но обладал столь многими талантами, что, по мнению коллег, неизбежно должен был занять высокий пост в штаб-квартире Бюро. В результате событий, начавшихся в 1951 году, он остался в Нью-Йорке и следующие двадцать четыре года сконцентрировал все свое внимание на одном деле.
Берлинсон и Джек Чайлдс были совершенно разными людьми, но вместе они составляли отличную пару. Берлинсон был великолепным слушателем, а Джек – великим рассказчиком, и вскоре они стали партнерами и друзьями.
В самом начале беседы Джек заявил, что «никогда по-настоящему не верил во все эти коммунистические бредни». Он присоединился к партии и работал в ней только ради своего брата. Теперь он осуждал коммунистов за то, что те брата безжалостно вышвырнули. Когда тот отчаянно нуждался в помощи, ему не только не прислали ни гроша, но даже не послали почтовой открытки. Он гордился тем, что он – американец. Еще несколько лет назад он не понимал, что Советский Союз – опасный враг Соединенных Штатов, теперь же, когда он это осознал, вопрос, на чьей он стороне, просто не возникал. Вот почему он готов был работать на ФБР.
Существовала еще одна причина, на которую он намекнул позднее.
– Вообще-то по характеру я – игрок. Если я стою перед выбором – войти в дом спереди через дверь или пробраться сзади через окно, я предпочту окно, это сильнее возбуждает.
Хотя его дело процветало, торговля красками и осветительной аппаратурой его не возбуждала. А вот перспектива померяться силами с коммунистической партией – очень.
Несколько следующих недель Джек рассказывал о своем обучении в Москве, двух поездках в Берлин и шалостях с симпатичной немочкой. Он признал, что снабжал партию свидетельствами о смерти и рождении и нелегальными паспортами. Он приводил подробности о состоянии финансов партии, называл спонсоров и рассказал о секретном резервном фонде. Конечно, он знал Сэма Карра и многих других коммунистов, о которых спрашивал Берлинсон, и выразил готовность возобновить с ними отношения.
Берлинсон без особого нажима заметил, что помимо ареста беглецов ФБР нуждается в том, чтобы проникнуть в руководство подполья. Как только Джек услышал об этой задаче, он тотчас заявил:
– Послушайте, пропуском наверх для вас может стать Моррис.
* * *Они договорились, что Джек навестит Морриса и попробует уговорить его по крайней мере выслушать человека из ФБР. Перед тем как отправиться к Моррису, Джек в номере чикагского отеля долго беседовал с Карлом Фрейманом. Не знай Джек, кто тот на самом деле, он мог бы принять его за добродушно попыхивающего трубочкой профессора научного коммунизма.
Его познания о партии и о Моррисе сначала изумили Джека, а потом придали ему уверенность в успехе задуманного.
Когда Фрейман позвонил Моррису и попросил о встрече, тот ответил:
– Я больше не участвую в коммунистическом движении и у меня нет никаких связей. Но если хотите поговорить со мной, приходите.
Немощный, прикованный к постели, с трудом способный поднять голову, Моррис представлял собой жалкое зрелище, и Фрейман понял, что не следует слишком долго задерживаться. Он начал с того, что по роду своей работы узнал Морриса как умного и твердого человека, большую часть своей жизни посвятившего делу коммунизма.
Фрейман вслух усомнился в том, была ли оправданна такая жертва, и сказал, что был бы признателен Моррису, если бы тот ответил на несколько вопросов. Не отличалось ли преследование евреев, проводившееся Советами и нацистами, только методами и формой? Как он думает, что больше служит благу отдельных людей и всего мира – советский коммунизм или американская демократия?
– Мы оба знаем ответы на эти вопросы, – сказал Моррис.
– Как же мог добрый и порядочный человек служить такому делу?
– Когда участвуешь в движении, стараешься отгородиться от всего, что может подорвать твою веру. И не можешь себе позволить спрашивать, правильно это или нет.
– Вы же сказали, что больше не участвуете в движении?
– Да, не участвую.
– Тогда вы можете спрашивать.
– Думаю, что могу.
Неожиданно Моррис побледнел и проглотил таблетку нитроглицерина. Фрейман поднялся, извинился за назойливость и спросил, не могли бы они поговорить еще.
– Приходите, когда хотите, на этих днях я не буду выходить из дома.
Фрейман понимал, что Моррис настолько зависит от своей благодетельницы Сони Шлоссберг, что без ее одобрения не согласится сотрудничать с ФБР. Когда она провожала Фреймана до двери, тот задержался, чтобы поговорить, и как бы невзначай спросил ее, что она в настоящее время думает о коммунизме.
– Я его ненавижу. Я ненавижу их за то, что они сделали с Моррисом, с евреями, со всеми.
– В таком случае, не могли бы вы нам помочь?
– Что вы хотите от меня?
– Помогите нам убедить Морриса.
– Ладно.
Соня принялась уговаривать Морриса сотрудничать с ФБР и заверила, что будет рядом, если он на это решится. Наконец Моррис принял решение:
– Хорошо, я сделаю для вас, что смогу.
* * *Фрейман не имел права тратить деньги ФБР на дорогостоящее лечение человека, который не выполнял никаких заданий и мог не протянуть достаточно долго, чтобы выполнять такие задания в будущем. Однако тут он проявил инициативу, надеясь, что начальство с ним согласится. Когда это произошло, через друзей ФБР в медицинских кругах он сформировал команду выдающихся кардиологов, которые должны были заниматься Моррисом столько, сколько понадобится, и того перевели в клинику Майо в Рочестере, штат Миннесота.
