Виктор Шапинов - Империализм от Ленина до Путина
Сталин с позиций «домашней нравственности»
В истории господствует дурной стиль: рассматривать «сталинский» период развития советского общества, а шире – развития мировой революции – с точки зрения издержек классовой борьбы. Все ли жертвы и репрессии были оправданны? Все ли подсудимые на московских процессах были виновны? Эти вопросы могли решаться только исходя из конкретно-исторической ситуации того времени, и вся критика post factum просто бессмысленна. Конечно, с точки зрения более «спокойных» времен, то, что творилось при Сталине, недопустимо и неоправданно. Но становятся ли для нас сегодня менее значимыми итоги и идеалы Великой французской революции от того, что в ее ходе было срублено такое количество голов, в том числе и выдающихся, таких, как голова физика Лавуазье?
Мы не можем позволить себе роскошь превращать историю социализма и борьбы классов в плохой детектив, где есть виноватые и невиновные. На основе сегодняшнего анализа можно оценивать только правильность или неправильность общей политической линии руководства ВКП(б) и Коминтерна в тот период, а не средства и методы, которыми она проводилась.
Это та граница, которая отделяет марксистскую точку зрения от обывательской. Большинство значительных марксистов ХХ века, живших после смерти И. В. Сталина и его официального осуждения руководством КПСС на ХХ съезде партии, не стеснялись солидаризироваться со сталинской политической линией. Даже такой известный «антисталинист», как Георг Лукач, пишет в 1967 году безо всякого раскаяния: «В центральном для Советской России вопросе я стоял на стороне Сталина»[6].
С точки зрения реальной борьбы, а не морализаторства подходил к вопросу о сталинской эпохе и Михаил Лифшиц, рецензируя книгу о репрессиях гуру антисталинистов всех времен и народов Александра Солженицына:
«Прав ли против нас, при всех наших худших ошибках и более чем ошибках, прав ли против нас тот старый сытый, благополучный мир, которому и сейчас труднее достигнуть царствия небесного, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко? Правы ли кадеты и «веховцы», которые еще до революции шумели о грядущем хаме, о неизбежном торжестве формулы «цель оправдывает средства», о революционном цезаризме? Прав ли тот обыватель, который ни в чем не участвовал, коллективизацию не проводил, не делал и многое другое, в чем добро смешивалось со злом иногда в очень невыгодных пропорциях? Мне кажется, если воскресить Толстого и Достоевского, эти великие нравственные авторитеты русской литературы скажут, что не прав.
…Историческое дело – скользкая вещь, но его нельзя судить с точки зрения домашней нравственности. Человечество скажет: они сделали плохо и нужно делать снова – до тех пор, пока не сделается лучше».
Сталин в историческом блокбастере новой русской буржуазии
Однако есть определенный сорт «сталинизма», с которым марксизм не имеет ничего общего ни при каких обстоятельствах. Это присущие как части правящей российской буржуазии, так и «оппозиции» попытки представить Сталина добрым русским патриотом.
Сталин-державник, Сталин – строитель Русской Империи, Сталин минус коммунизм, Сталин минус интернационализм, Сталин минус революция – такой Сталин вполне устраивает их, и совсем не устраивает марксистов.
Но является ли Сталин-государственник просто химерой постмодернистского воображения, которая как привидение растворится при первых же лучах света истинного знания? Нет, в этом вопросе у буржуазии есть своя правда. Вот в чем она. Революционный политический лидер действует в объективных условиях, которые он застает как данность, он не может повлиять ни на степень развития страны, ни на степень развитости классовых противоречий в данной стране, где начинается его деятельность. Поэтому его действия могут сопровождаться уступками этим обстоятельствам, а тактика может корректироваться в соответствии с ними.
Так, в начале 20-х годов прошлого века ходом мировой истории социализм победил в одной, отдельно взятой стране, причем весьма малоразвитой. Исходя из этого, революционной партии и ее лидеру – В. И. Ленину пришлось пойти на определенное отступление, которое было названо новой экономической политикой. И именно это отступление становится тем звеном, за которое вытаскивают свою ржавую цепь ревизионисты, создавая образ Ленина – сторонника «рыночного социализма». Момент отступления, который был оправдан для отсталой изолированной страны с доминированием мелкокрестьянского уклада, дает оппортунистам массу «фактов» для их теории «рыночного» или «кооперативного» «социализма», которую, якобы, исповедовал Ленин.
Гораздо больше таких моментов отступления приходится на период руководства Сталина. Череда «брестских миров» и «нэпов», навязанных руководству партии обстоятельствами, складывается в общую линию «самотермидоризации» революции. Революция жертвовала частью, чтобы не потерять все.
Отступающая армия революции мало привлекательна для революционера-романтика, но искусство отступления – тоже искусство, и ему тоже нужно учиться. Но именно там, где революция отступала, именно там, где Сталин пошел на уступки силам старого общества, чтобы сохранить главные завоевания Октября и продвинуть революцию дальше в других сферах, он оказывается наиболее симпатичным реакционным «сталинистам». Они расщепляют исторический образ Сталина и выделяют, как соль из раствора, именно эту (по большей части вынужденную) реакционную сторону его практики.
Таков классовый инстинкт: реакционные «сталинисты» хотели бы видеть диктатуру без пролетариата. По линии этого инстинкта корежится историческая правда пролетарской диктатуры. Сделки с империалистами для реакционных «сталинистов» – не вынужденное лавирование, а сознательный отказ от идеалов мировой революции. Переселение народов – не трагическая ошибка, совершенная в трудных обстоятельствах мировой войны, а метод, которым они не прочь воспользоваться и сегодня.
Сталину пришлось руководить движением, когда прыжок в Царство Свободы сопровождается неизбежными уступками Царству Необходимости, а пережитки последнего приводят к тому, что строительство нового общества, по выражению М. Лифшица, вершится делами, в которых добро и зло смешиваются порой в весьма невыгодных пропорциях. На особенностях такого периода строится отношение к Сталину сегодняшней российской буржуазии, делая его двояким.
В историческом блокбастере новой русской буржуазии Сталин – отрицательный герой, но по-своему привлекательный.
С одной стороны, российская буржуазия принимает либеральный миф о Сталине. Ее Сталин до крайности демонизированный, обвиненный во всех возможных и невозможных грехах. Этим, вопреки воле мифотворцев, он оказывается вознесен еще выше, чем при жизни.
Либеральный Сталин – самая жалкая и ничтожная личность в истории, узколобая посредственность. Тем не менее, эта личность – самая могущественная. Исключительно его волей происходят гигантские общественные перемены, начинается и заканчивается террор, война, голод, стихийные бедствия. В результате получается нечто вроде культа личности наоборот.
Либеральный Сталин виновен во взаимоисключающих преступлениях: в том, что слишком плохо готовился к войне с Германией, и в том, что сам готовился к нападению. В том, что отступил от «ленинского плана построения социализма», и в том, что был фанатичным последователем Ленина и т. д. и т. п. Либеральный Сталин уничтожил очень большое количество людей. Причем никто не знает точно сколько. Сами либералы не могут прийти к единому мнению, называя совершенно разные цифры в пределах от 10 до 100 миллионов. Мотивы либерального Сталина также не ясны: то ли это желание истребить вообще весь народ, то ли борьба с политическими противниками, то ли маниакальная подозрительность, то ли зависть к более умным и талантливым однопартийцам.
Причина адаптации либерального мифа о Сталине в сегодняшнем на первый взгляд патриотическо-имперском самосознании российской буржуазии проста. И это вовсе не сочувствие к «ленинской гвардии» или тяготам крестьянства в годы коллективизации. Причина в том, что именно под руководством Сталина были впервые в истории сделаны крупные шаги к преодолению частной собственности и уничтожению класса частных собственников. Поэтому Сталин до сих пор остается ночным кошмаром последних. Сталин для них – месть эксплуатируемых, представляющаяся ужасной, беспощадной и кровавой. Как Робеспьер с гильотиной, являвшийся в кошмарных снах аристократам XIX века, Сталин является новой русской буржуазии в часы ночного отдыха после тяжелого рабочего дня. Призрак Сталина мерещится им и в гуще бессловесных и покорных сегодня пролетарских масс.
