Всеволод Вихнович - Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного (Рим, Иудея, эллины)
Но, конечно, в аграрном обществе того времени основная масса живой силы использовалась в сельском хозяйстве. У одиночных рабов, трудившихся вместе с хозяевами на полях, обычно устанавливались тесные связи с семьёй господина, и, как правило, они так или иначе становились младшими членами семьи. Но основная масса рабов безжалостно эксплуатировалась в рабовладельческих поместьях, часто весьма обширных и производивших более дешёвую продукцию, прежде всего, основную пищу простонародья древности — хлеб.
Проблемы складывающегося социального конфликта прекрасно иллюстрируют писатели того времени. Вот свидетельство Саллюстия: «Народ был обременён военной службой и нуждой, военную добычу расхищали военачальники с немногими приближёнными. Между тем родители солдат и их малолетние дети изгонялись со своих земельных участков, если оказывались соседями могущественного человека» (Sail. Jug., 41,78). Власть имущие использовали для ограбления простого народа и государственную власть. Из среды беднейших крестьян происходили пытавшиеся остановить неизбежное реформаторы братья Гракхи и их слабый подражатель Катилина.
Герой пьесы Ибсена «Катилина» ветеран Манлий такими словами обрисовывает свою горькую судьбу:
Известно, что служил я в войске СуллыИ выслужил клочок земли в награду.Окончилась война — и зажил я,Кормясь доходом скудным с той земли.Теперь её вдруг отняли! Предлог?Должны все государственные землиВозвращены быть государству, — нужноРаспределять их будто равномерней.Но это попросту разбой! ХотятЛишь собственную жадность утолить!{4}
Высший слой римского общества (нобилитет) в условиях практически неограниченных ресурсов от эксплуатации рабского труда и ограбления провинций нашёл выход из положения. Он взял на себя содержание разорившихся граждан, в массе переселявшихся в города и образовывавших так называемый люмпен-пролетариат. Эти люди составили к I веку н.э. огромную массу избирателей народных собраний в Риме, выбиравших высших должностных лиц, которые пользовались большой властью — консулов, трибунов, эдилов. Они охотно продавали свои голоса любому демагогу и богачу, получая взамен «хлеб и зрелища». Зрелищами были, прежде всего, гладиаторские бои и травля обречённых людей дикими хищными животными. Кроме этих подарков государство устроило им своеобразный паразитический коммунизм. По закону Кассия, изданному в 73 году, каждый люмпен получал в месяц 5 модиев зерна (примерно 1,5 кг хлеба на один день) из государственных складов. Тогда их число достигало в Риме 300000 человек. Получали они и подарки от своих богатых и знатных покровителей, а также перебивались случайными заработками. К их услугам предоставлялись роскошные бани и сады, основанные богачами и претендентами на популярность у римского народа.
Надо сказать, что к тому времени в состав римлян вливались многочисленные представители подвластных народов. Прежде всего, это были романизированные жители Италии и других областей и провинций, например, испанцы, галлы и другие заальпийские народы. Многочисленное пополнение давали и потомки рабов, когда-то пригнанных в Италию и Рим в результате многочисленных побед. Всё Средиземноморье и прилегающие регионы напоминало огромное поле охоты на людей, подобно Африке уже в XVII–XVIII вв. После того как римская держава обратилась на восток, на Балканы, в Грецию, Переднюю Азию, поток рабов только усилился. Общей статистики, конечно, не сохранилось, но отдельные цифры тоже весьма красноречивы. На рынке рабов на острове Делос иногда продавали до 10000 человек в день. Показательны примеры проданных в рабство 40 000 сардинцев (177 г. до н.э.), 150000 жителей Эпира (167 г. до н.э.). Исследователь проблемы рабовладения в античном мире Валлон полагал, что к I в. в Италии соотношение свободных и рабов составляло 1:1, немецкий историк Ю. Белох определял это соотношение как 3:5 (37,5% рабов и 67,5% свободных), а американец У. Уестерман полагал, что рабы составляли только треть населения{5}. Тем не менее, ясно, что рабов было очень много, и в любом случае насильственно доставленные люди составляли важную часть населения. Отношения между ними, конечно, были весьма обостренными. У свободных римлян была даже в ходу поговорка «сколько рабов, столько врагов». Более того, мы знаем примеры больших восстаний рабов, для подавления которых требовались многочисленные армии под командованием лучших полководцев республики. Прежде всего, это восстания рабов в Сицилии и, конечно, восстание Спартака.
Но отношения свободных и рабов не всегда принимали столь острые формы. В античном мире не было расовых предрассудков, как в США. В римском праве существовал институт вольноотпущенников, когда господин отпускал на волю своего раба. Отпущенный получал родовое имя господина и обязывался почитать и услуживать ему до конца его жизни. Но практически он и уж во всяком случае его дети становились римскими гражданами. Вольноотпущенниками чаще всего были городские рабы. Это объясняется тем, что рабство в городах носило, как правило, характер «демонстративного потребления» знати и столичных вельмож и дам высшего света. Таких лиц обслуживала многочисленная челядь (иногда тысячи) из часто весьма квалифицированных людей рабского происхождения. Нередко это были уважаемые римлянами греки, высокообразованные люди — финансисты, книжники, секретари, искусные художники, ремесленники, воспитатели молодого поколения хозяев, услужливая прислуга, иногда обольстительные и образованные красавицы. Их отпускали на волю хозяева либо в знак благодарности за какие-либо важные услуги, либо просто по благосклонности. Отпущенники такого рода занимали затем в силу проявленных способностей видные места в общественной и финансовой жизни общества. Вольноотпущенники императора занимали высокие правительственные посты, и перед ними пресмыкались потомки знатных сенаторских родов и патрициев. Многие квалифицированные ремесленники с разрешения хозяев накапливали деньги, выполняя заказы, и выкупались на волю. Вообще, в городских условиях, особенно в стесненных финансовых обстоятельствах, господам было выгоднее отпускать на волю рабов, потому что отпущенники всю жизнь должны были платить определённую сумму бывшему хозяину.
Несколько иначе этот процесс выглядел в деревне. Дешёвый хлеб, поставляемый из завоёванных провинций, и его почти даровая раздача сделали невыгодным разведение зерновых культур в Италии. Предпочтение стало отдаваться виноделию, производству оливкового масла и, частично, скотоводству. Пастухов многочисленных стад нельзя было держать под постоянным контролем. Они, естественно, получали свободу, договариваясь с хозяином на тех или иных условиях. Получившие большое распространение рабовладельческие хозяйства с 20–30 рабами на казарменном положении ещё можно было контролировать, заставляя рабов эффективно работать. Конечно, при достаточно энергичном хозяине, особенно проживавшем в поместье постоянно. Последнее, безусловно, привлекало всё меньше и меньше господ, желавших, как и русские помещики, предаваться удовольствиям городской жизни. В огромных же латифундиях, ставших возможными при большом притоке рабов и переходе значительных массивов земель в руки удачливых военачальников и фаворитов, контролировать и насильственно принуждать к работе рабов становились всё более сложно и, главное, невыгодно. Доход хозяйства в таких случаях пожирал необходимый громоздкий аппарат надсмотрщиков и стражников. Поэтому и в сельском хозяйстве начался перевод рабов в колоны: рабу с семьёй предоставлялись на определённых условиях свобода и участок земли, конечно, с соответствующими обязательствами. Со временем и потомки этих людей пополняли ряды римских граждан.
Кроме того, в ходе гражданских войн победившая сторона объявляла приговорёнными к смерти с конфискацией имущества самых знатных граждан (занесённых в проскрипции). Рабам, выдававших своих хозяев, давали гражданство и включали в римский народ.
Словом, толпа, собиравшаяся к I веку на народное собрание и гордо именуемая «римский народ» (populus romanus), являла собой скопище черни самого разного происхождения. Эта толпа — пародия на когда-то великий свободный народ — охотно продавала свои голоса любому желающему добиться какого-либо высокого поста и должности или нужного судебного решения, и даже народного возмущения в свою пользу. Насколько менялся этнический состав этой толпы, можно судить по тому, что уже в 57 году до. н.э., всего лишь через семь лет после превращения далёкой Иудеи в римскую провинцию, Цицерон опасался пристрастного вмешательства иудеев и сторонников иудеев в ход слушания судебного дела в римском народном собрании.
