Алексей Смирнов - Арабо-израильские войны
Потенциальное могущество собравшихся было достойно уважения. Все вместе они управляли населением в 45 миллионов человек, рассыпанным на 5 миллионах квадратных километров, что по населению превышало всю Палестину в 30 раз, по территории в двести. Они обладали крупнейшими в мире запасами нефти. Пять стран из семи имели регулярные армии, из них три - у Египта, Ирака и Трансиордании - были весьма значительными на региональном уровне.
Присутствующих руководителей связывали общий язык, религия и историческое прошлое. Правда, эти связи были скорее кажущимися, чем реальными. Что их разделяло - так это политика. Различным было и государственное устройство представленных стран. Сирия и Ливан были республиками, скопированными с RF, Республики Франция. Йемен, Трансиордания и Саудовская Аравия продолжали жить в услових феодальных королевств, где сохранялись традиционные племенные структуры. Египет и Ирак представляли собой конституционные монархии по типу британской.
Всю стройность их внешне монолитного союза подрывало внутреннее соперничество. Оно могло быть историческим - уходя ко временам, когда Багдадский халифат конфликтовал с Каирским. Оно могло быть более современным - например, из зависти к разбогатевшим на нефти саудовцем со стороны более обездоленных соседей. Оно могло быть из области фантазий так, иракский режим хотел "проглотить" Сирию, а те, в свою очередь, Ливан.
Однако "палестинский вопрос" отныне доминировал над всеми остальными. Он стал тем эталоном, меркой, по которой измерялся патриотизм и в конечном итоге политический вес того или иного общественного деятеля.
Произнесенные речи, особенно в той части, которая касалась противника, были не просто горячими, а пламенными. Однако в тот момент ораторы совсем не соразмеряли свою риторику с какими-то конкретными делами. Более того, в те декабрьские дни они даже не думали о каких-то потерях или жертвах, которые станут неизбежными, если только ввязаться в серьезный бой с сионистами. Впрочем, звучали иногда и вполне трезвые мысли.
Египетский премьер Махмуд Нукраши Паша заявлял несколько раз: да - за выделение денег и предоставление оружия, нет - что касается египетской армии. Он вполне обоснованно мотивировал это тем, что Египет готовится к борьбе за установление своего суверенитета над зоной Суэцкого канала и отправлять войска на далекий "палестинский фронт", оставляя в тылу англичан, которые смогут легко перерезать линии коммуникаций, чревато серьезным риском.
Принц Фейсал начал с того, что зачитал телеграмму своего суверена, саудовского короля Ибн Сауда, в которой тот говорил, что его единственным желанием было умереть в Палестине "во главе своих войск". Это был весьма благородный жест, но лишенный какой-то субстанции, так как все прекрасно знали, что у Ибн Сауда совсем не было войск. Правда, у него было много нефти.
Иракский премьер Нури Саид Паша в свое время, в 1917 году, был свидетелем, как англичане, при поддержке восставшего арабского населения, освобождали Дамаск и Иерусалим из-под ига турок-оттоманов. Его предложение было простым: "Подождем, пока англичане сами не уйдут из Палестины, и тогда арабские армии, во главе с иракской, обрушатся прямо на Тель-Авив..."
Премьер-министр Ливана Риад Сольх, ветеран освободительной борьбы на Ближнем Востоке, в разное время 6 раз приговоренный к смерти турками и французами, был более категоричен. Он потребовал немедленного развязывания "герильи", т.е. партизанской войны, на всех палестинских землях, - видимо чтобы компенсировать слабость своей армии, которая являлась только символической.
Сириец Джамиль Мардам тоже был за немедленное разворачивание боевых операций в Палестине. Рассчитывая, что Сирия сразу займет здесь главенствующую позицию, он полагал, что это послужит хорошим противовесом экспансионистским устремлениям иракцев и иорданцев.
На протяжении многих часов Абдель Рахман Аззам Паша, генеральный секретарь Лиги арабских государств, был вынужден лавировать между этими часто противоречивыми позициями.
Результатом его работы явились лежащие перед ним четыре странички Меморандума с пометкой сверху "Secret". Суть этого документа вполне умещалась прямо в первой статье, гласившей: "...Лига арабских государств приняла решение... воспрепятствовать созданию еврейского государства и защитить целостность Палестины в качестве арабского государства, единого и независимого".
Далее там говорилось, что государства Лиги совместно выделят в единый фонд защиты арабской Палестины 10 тысяч ружей, 3 тысячи добровольцев и один миллион фунтов стерлингов для финансового обеспечения боевых операций.
И в завершение, иракскому генералу Исмаилу Сафуату поручалась подготовка плана скоординированного вторжения арабских армий на земли Палестины.
На этом декабрьская конференция была завершена. Стоит отметить, что на ней отсутствовали три ведущих персонажа, которые спустя 5-6 месяцев окажутся прямо в центре грядущих событий. Имя первого - Хадж Амин Хуссейни, Верховный Муфтий Эль-Кодса (арабское название Иерусалима).
Муфтий являлся религиозным (и политическим) руководителем всех мусульман в Большом Эль-Кодсе. Он был ярым ненавистником англичан и, видимо, по этой причине все годы Второй мировой провел в таком прелестном городе, как Берлин, где был обласкан и где ему лично покровительствовал один из главарей нацистского режима - Йозеф Геббельс. Его лично принимал сам Адольф Гитлер. Амин Хуссейни безусловно был человеком умным, многоопытным, проницательным, хотя и не лишенным определенных ошибок и заблуждений. К весне 1945 года было ясно, что третий рейх проигрывает войну, и где-то в это время он благополучно исчез из Берлина, не дожидаясь, пока столицу рейха окружат победоносные армии Конева и Рокоссовского. Несомненно, это был вполне мудрый шаг с его стороны, потому что попадись он в руки наших СМЕРШевцев да чекистов, карьера этого политического деятеля завершилась бы не на Ближнем, а где-нибудь на Дальнем Востоке. (Также отметим, что в момент побега он не забыл прихватить с собой пуленепробиваемый жилет - личный подарок фюрера.)
Все из-за тех же "проклятых англичан" Амин Хуссейни не остановился в Эль-Кодсе, а поселился в пригороде Каира, где у него со временем появилась комфортабельная вилла. Он внимательно следил за ходом конференции. Все ведущие участники совершили своего рода "паломничество" на эту виллу, где он принимал их под огромным фотоснимком - панорамой Иерусалима.
Хадж Амин Хуссейни совсем не был настроен на вмешательство регулярных арабских армий, так как вполне резонно опасался, что в этом случае его абсолютная власть в Эль-Кодсе сразу станет под вопросом. Поэтому решения Лиги о выделении ружей, добровольцев и денег его устраивали лучше всего, и он считал, что при благоприятном развитии событий он сумеет побить евреев своими собственными силами. Чтобы создать эти "благоприятные обстоятельства", в этот вечер он принял еще одно важное решение, а именно: вызвать к нему "на инструктаж" самого талантливого и ведущего арабского командира, который столь блистательно зарекомендовал себя за десять лет до этого в ходе арабского восстания 1936 года.
Другой важный персонаж, не принявший участия в работе конференции, был правящий суверен Трансиордании король Абдалла. Прекрасный шахматист, он уже заранее просматривал вероятные комбинации на ближневосточной шахматной доске.
Никто из политических фигур того времени не был ближе к евреям, чем король Абдалла. Покои его королевского дворца в пригороде Аммана освещались электрическим светом, который подавался с еврейской электростанции на северо-западе его страны. Именно в домике директора этой станции он встречался с Голдой Меир в ноябре 47-го. Беседа была долгой и откровенной, и в ходе ее было установлено, что Муфтий Амин Хуссейни является их общим врагом. А когда король удостоверился, что сионисты намерены решительно и серьезно идти на раздел Палестины, он тоже пришел к одному немаловажному решению.
Никто не знал евреев лучше, чем король Абдалла. И его знания о них были совсем другие, чем у того же Муфтия, который представлял последних представления 30-летней (!) давности - в виде тихих ремесленников или забитых учащихся талмудистских школ, безмолвно разбегавшихся, только завидев поднятую арабскую дубинку. Король знал своих еврейских соседей уже совсем в другом качестве, и он достойно оценивал их компетенцию, энергию, напор и целеустремленность в реализации поставленных целей.
Он имел собственное мнение о своих коллегах, собравшихся в Каире. Саму Лигу он называл "мешком, куда сбросили семь голов". Он не любил египтян и особенно короля Фарука, заявляя, что "сын балканского крестьянина никогда не станет джентльменом за одно поколение". А Муфтия он невзлюбил еще со времен их первой и единственной беседы в 1921 году. "Мой отец всегда предостерегал меня от встреч с проповедниками", - говорил Абдалла.
