Юрий Лопухин - Болезнь, смерть и бальзамирование В. И. Ленина: Правда и мифы.

Хранятся разные варианты (по крайней мере 3) протоколов вскрытия тела Ленина. Написанные от руки под диктовку, они несут многочисленные следы правок, поисков наиболее правильных формулировок, испещрены перечеркнутыми абзацами, вставками и т. д. Видно, что особую трудность доставило сочинение итогового документа, в котором на трех страницах убористого текста изложена история болезни, этапы лечения и причина смерти Ленина.

Здесь есть все — и оправдания лечебных действий врачей, в большинстве своем (если учесть истинный диагноз) сомнительных и даже неверных, и выдвинутые на первый план якобы успехи предпринятого лечения. К сожалению, в архивах не нашлись анализы крови, хотя известно, что их делали многократно. А вот тонкий полупрозрачный листок с анализом спинномозговой жидкости, к счастью, сохранился.

В больших папках собраны фотографии и подробное описание мозга Ленина. Как жестоко исковеркала болезнь могучий мыслительный аппарат: вмятины, рубцы, полости заняли всю левую половину мозга.

В картонных архивных папках, содержащих снимки мозга и окрашенные срезы разных тканей (мозга, аорты, сосудов, почек, печени), заключенные в прозрачные стеклышки, еще ощущаются острые запахи формалина и чего-то неуловимого, свойственного только анатомическим театрам.

Нельзя было, однако, не заметить, что подавляющая часть увиденных документов все эти долгие годы оставалась практически вне поля зрения историков, что они более 70 лет лежат невостребованными. Между тем именно эти документы, и только они, могут пролить свет на одну из самых вольно или невольно запутанных проблем биографии Ленина — на суть его болезни.

Вряд ли разумно отмахиваться от необходимости полных документальных доказательств истинного заболевания, голословно отрицая все другие версии, кроме атеросклероза, уподобляясь ученому соседу А. П. Чехова, утверждавшему, что "этого не может быть, потому что этого не может быть никогда".

История, как и природа, не терпит пустот и белых пятен. При отсутствии достоверных данных они заполняются вымыслами или похожей на правду ложью.

Вот почему автор решил дополнить уже почти законченный рассказ о болезни Ленина в первой главе новой главой с достаточно подробным описанием добытых в архивах материалов.

Как это, к сожалению, нередко бывает при сверхвнимательном отношении к пациенту и привлечении к его лечению сразу многих авторитетных специалистов, очевидный и даже "студенческий" диагноз удивительным образом заменяется каким-нибудь умным, коллегиально принятым, разумно обоснованным и в конце концов ошибочным диагнозом.

Н. А. Семашко, разумеется из лучших побуждений, особенно в периоды ухудшения здоровья Ленина, приглашал на консультации многих крупных и известных специалистов России и Европы. К сожалению, все они скорее запутали, чем прояснили суть заболевания Ленина. Больному были последовательно поставлены три неверных диагноза, в соответствии с которыми и лечили его неверно: неврастению (переутомление), хроническое отравление свинцом и сифилис мозга.

В самом начале заболевания в конце 1921 года, когда усталость тяжким грузом навалилась на все еще крепкого и сильного Ленина, лечащие врачи единодушно сходились на диагнозе — переутомление. Очень скоро, однако, стало ясно, что отдых мало приносит пользы и все мучительные симптомы — головные боли, бессонница, снижение работоспособности и т. д. — не прекращаются.

В начале 1922 года, еще до первого инсульта, была выдвинута вторая концепция — хроническое отравление свинцом от двух пуль, оставшихся в мягких тканях после покушения в 1918 году. Не исключали, впрочем, и последствия отравления от яда кураре, который будто бы содержали пули.

Было решено удалить одну из пуль (операция 23 апреля 1922 года), что тоже, как известно, не оказало никакого положительного влияния на все ухудшающееся здоровье Ленина. Тогда-то, вероятно, и возникло предположение о сифилисе как основе поражения мозга Ленина. Теперь трудно сказать, кто выдвинул такую версию, которая прошла далее красной нитью через весь мучительный предсмертный путь Ленина и никогда при его жизни не подвергалась ревизии.

В архивных документах и открытой литературе почти все участники тех далеких консилиумов утверждают, что они-то как раз были против такого диагноза, уже тогда предполагали, что у Ленина поражение сосудов мозга имеет атеросклеротическую природу. О. Ферстер, который с 1922 года практически постоянно наблюдал Ленина, сразу после мартовского эпизода с якобы "пищевым" отравлением утверждал, что он уже тогда диагностировал "тромбоз сосудов мозга с размягчением" (мозга. — Ю. Л.). С этим диагнозом был согласен и Г. Клемперер, наблюдавший Ленина вместе с Ферстером достаточно длительное время.

В июне 1922 года в официальном докладе, по словам Клемперера, он заявил в связи с проведенной операцией по извлечению пули: по его мнению, у Ленина — атеросклеротическое кровоизлияние в мозг и это заболевание никакой связи с пулей не имеет. А спустя пятнадцать лет после смерти Ленина, в 1939 году, Клемперер определенно напишет: "Возможность венерического заболевания была исключена". Но ведь лечили Ленина противолюэтическими средствами: инъекциями препаратов мышьяка, йодистых соединений и т. п.!

В связи с резким ухудшением здоровья Ленина после очередного инсульта в марте 1923 года в Москву приехали: А. Штрюмпель — 70-летний патриарх-невропатолог из Германии, один из крупнейших специалистов по спинной сухотке и спастическим параличам; С. Е. Геншен — специалист по болезням головного мозга из Швеции; О. Минковский — знаменитый терапевт-диабетолог; О. Бумке — психиатр; профессор М. Нонне — крупный специалист в области нейролюэса (все из Германии).

Интернациональный консилиум с участием вышеупомянутых лиц, вместе с ранее прибывшим в Москву Ферстером, а также Семашко, Крамером, Кожевниковым и др., не отверг сифилитический генез заболевания Ленина.

После осмотра Ленина, 21 марта, профессор Штрюмпель ставит диагноз: endarteriitis luetica (сифилитическое воспаление внутренней оболочки артерий — эндартериит) с вторичным размягчением мозга. И хоть лабораторно сифилис не подтвержден (реакция Вассермана крови и спинномозговой жидкости отрицательна), он безапелляционно утверждает: "Терапия должна быть только специфической (то есть антилюэтической)".

Весь врачебный ареопаг с этим согласился.

Ленину стали энергично проводить специфическое лечение. Уже после его смерти, когда диагноз был ясен, при описании всей истории болезни это противосифилитическое лечение находит своеобразное оправдание: "Врачи определили заболевание как последствие распространенного, а частью местного сосудистого процесса в головном мозгу (sclerosis vasorum cerebri) и предполагали возможность его специфического происхождения (какой там — "предполагали", они были в гипнотическом заблуждении. — Ю. Л.), вследствие этого были сделаны попытки осторожного применения арсенобензольных и йодистых препаратов". Дальше через запятую идет оправдательная извиняющая вставка, написанная слева на полях: "чтобы не упустить эту меру в случае, если бы такое предположение подтвердилось". А затем и вовсе мажорное продолжение: "В течение этого лечения наступило весьма существенное улучшение до степени исчезновения болезненных симптомов общих и местных, причем головные боли прекратились уже после первого вливания".

Осторожные доктора (Гетье, Ферстер, Крамер, Кожевников и др.), конечно, лукавили — улучшение действительно наступило, но уже во всяком случае вне всякой связи с введением противолюэтических препаратов.

Более того, они далее пишут: "10 марта наступил полный паралич правой конечности с явлениями глубокой афазии, такое состояние приняло стойкое и длительное течение. Принимая во внимание тяжесть симптомов, было решено прибегнуть к ртутному лечению в форме втираний и Bismugenal'а, но их пришлось очень скоро прекратить (уже после трех втираний), вследствие обнаружившегося у больного воспаления легких" или же, как это писал В. Крамер, "идиосинкразии, то есть непереносимости".

Надо заметить, что непереносимость у Ленина была и к немецким докторам. Он интуитивно понимал, что они ему скорее вредят, чем помогают. "Для русского человека, — признавался он Кожевникову, — немецкие врачи невыносимы".

А были ли в самом деле аргументы в пользу нейросифилиса? Прямых или безусловных признаков сифилиса не было. Реакция Вассермана крови и спинномозговой жидкости, поставленная не один раз, была отрицательной.