Коллектив авторов - Источниковедение
Подготовить «исторический материал» к дальнейшей работе историка – задача критики, в структуру которой входят «критический метод определения подлинности», который позволяет определить «является ли материал действительно тем, чем его считают»; «критический метод определения более раннего или более позднего», позволяющий выявить изменения в историческом материале по отношению к тому, чем он был первоначально; и «критический метод определения верности», который отвечает на вопрос: «был ли и мог ли быть данный материал тем, доказательством чего он считается и хочет считаться, или уже в момент своего возникновения он мог и хотел быть верным только частично, только неким образом, только относительно». Особое внимание Дройзен уделяет способам определения верности источников. «Применение критического метода определения верности к источникам есть критика источников», – пишет историк[16].
За критикой в историке Дройзена следует интерпретация, но она относится уже к сфере исторического построения, а не изучения исторических источников.
Методология истории стала предметом специального изучения другого немецкого историка Э. Бернгейма (1850–1942), профессора Грайфсвальдского университета (1889) и его ректора (1899–1921). В 1889 г. он публикует «Учебник исторического метода и философии истории», ставший классическим и неоднократно издававшийся, в том числе и в переводе на многие языки[17]. В 1907 г. Бернгейм издает «Введение в историческую науку», представляющее собой сокращенный вариант «Учебника исторического метода…»[18]. Воззрения Бернгейма на историческую науку далеки от классического позитивизма: он признает историю самостоятельной наукой, отличной по своей сути и соответственно методам от естественных наук, – но отношение Бернгейма к историческим источникам и методам их изучения не выходит за пределы позитивистских построений.
Учение Бернгейма о методе изучения исторических источников лежит в русле концепции И. Г. Дройзена. Бернгейм так же, как и Дройзен, не дает дефиниции понятия «исторический источник», а определяет источники описательно, акцентируя внимание на зависимости способа изучения источников от специфики той или иной их группы:
Материал, из которого почерпаются сведения нашей науки, называется «источниками» [здесь и далее разрядка автора. – М. Р.]. Материал этот в огромном большинстве случаев не является, как в других науках, в то же время и непосредственным предметом познания, так как предметом истории являются ведь человеческие деяния, ничтожная часть которых доступна нашему непосредственному наблюдению, а именно в такой мере, поскольку мы переживаем их в качестве современников. Да и здесь только ничтожная часть непосредственно наблюдается отдельным современником, между тем как большую часть мы узнаем из сообщений других. Отчеты, описания событий посредством устного рассказа, письма или изображения представляют второй вид источников познания. Третьим видом источников служат остатки – памятники событий, по которым мы судим о деяниях, их вызвавших и создавших. Поэтому можно судить, что материалы эти не только весьма различны, но и сведения о нашем предмете мы извлекаем из них также весьма различным способом, т. е. иными словами: методы, которыми нам приходится разрабатывать источники, соответственно их характеру, весьма разнообразны, и поэтому весьма важно резко различать характер каждого источника[19].
Бернгейм закрепил деление исторических источников на предания и остатки. Он выделяет устные (песня и рассказ, былина (сага), легенда, анекдот, крылатые слова, пословицы) и письменные (надписи, генеалогические таблицы, анналы, надгробные надписи, мемуары, периодическая печать, а также картины, рисунки и проч.) предания.
Особое внимание Бернгейм уделяет характеристике остатков, поскольку, на его взгляд, они менее задействованы в исторических исследованиях:
В отличие от сообщений, которые передают о событиях посредством наблюдений и воспоминаний, остатки представляют часто непосредственные результаты самих событий и дают нам о них сведения, которые не извращены и не изменены теми субъективными влияниями, о которых говорилось по поводу сообщений. Существуют, впрочем, памятники, содержащие описания, как, например, грамоты, акты процессов и т. п. К содержанию их мы должны тогда относиться соответственно характеру сообщаемых сведений; но грамота, акт процесса, сами по себе и в целом, изображают непосредственно правовое положение и ход процесса в том виде, как он существовал <…>. Нужно указать еще на одно различие между рассказами и памятниками, дающее преимущество первым и в значительной степени обусловливающее, что до последнего времени историки почти исключительно пользовались ими: дело в том, что рассказы сообщают нам непосредственно произошедшее, между тем как памятники, по большей части, так сказать, немы и сведения от них мы получаем отчасти только на основании выводов из событий, которые их произвели и создали[20].
Остатки Бернгейм делит на «памятники – остатки в широком смысле» и «памятники». Первые «являются невольными пережитками человеческой деятельности, без всяких намерений оставить воспоминание и без всякой мысли о будущем мире»: материальные остатки деятельности людей, язык, обычаи, нравы и учреждения, произведения науки, искусства и ремесла, деловые акты (сюда же отнесены протоколы, дипломатические документы, циркуляры, статистические таблицы, метрические книги и т. д.). Вторые, «созданные в расчете сохранить воспоминание о фактах, если и не для истории, то, во всяком случае, с целью сохранить память по каким-либо специальным расчетам», это монументы и надписи, грамоты, «служащие историческими документами и составленные с соблюдением определенных узаконенных форм» (они составляют предмет вспомогательной исторической дисциплины дипломатики)[21].
Задачи исторической критики Бернгейм видит аналогично Дройзену:
Обязанностью критики является решать о подлинности имеющихся в нашем распоряжении показаний источников и вытекающих из них данных. Первая задача ее – отсортировать источники и исследовать, можно ли вообще признать их за доказательство и в какой степени, и затем подвергнуть их дальнейшей оценке (внешняя критика). Затем критика должна определить внутреннюю ценность, доказательную силу свидетельств и проверить и сравнить их между собою (внутренняя критика). Она должна, наконец, расположить собранный материал по времени и месту[22].
Отметим, что Бернгейм четко делит критику на внешнюю и внутреннюю; эта традиция закрепилась, и ее отзвуки мы обнаруживаем в историческом знании вплоть до настоящего времени. К тому же, в отличие от Дройзена, ограничивавшего критику подготовительной работой историка с источниками, Бернгейм включает сюда и некоторые вопросы исторического построения. Последовательность источниковедческих процедур Бернгейм выстраивает так: выяснение подлинности, определение времени и места возникновения, установление автора, выяснение степени оригинальности и восстановление первоначального текста (для письменных источников), установление достоверности – определение «действительно бывшего».
В то же время Бернгейм, в отличие от Дройзена, рассматривает интерпретацию как источниковедческую процедуру. Утверждая возможность понимания произведения, созданного в иной культуре, Бернгейм пишет:
Нам необходимо только обладать нужными познаниями, чтобы свести к привычным для нас основным элементам различные формы выражения. Это в одинаковой степени относится и к миру восприятий и представлений, как и к миру мышления. Их способы выражения и содержания у различных людей разных времен бесконечно разнообразны, но лежащие в основе физические процессы всегда одни и те же. Стоит только это признать, и отсюда возникает вторая великая задача исследования – интерпретация (истолкование)[23].
Осмысление необходимости процедуры интерпретации означало выведение исторического метода на новый уровень. Метод работы историков предшествующей эпохи Бернгейм характеризует следующим образом:
Первоисточники оценивали, не объясняя их своеобразными общими условиями источников каждой эпохи. Не умели видеть в других памятниках продукта иной народной культуры и воспользоваться ими для ознакомления с этой культурой[24].
О процедуре интерпретации Бернгейм пишет так:
Интерпретация, т. е. истолкование показаний источников в смысле более тесной или широкой связи, в которой они стоят, стала <…> только недавно предметом сознательной методологической разработки и нашла применение ко всем областям, а не исключительно литературным произведениям, как в прежнее время. В разъяснении нуждаются и памятники, так как они сами по себе по большей части безгласны и <…> о них можно судить только на основании обстоятельств и обстановки, откуда они ведут начало и для которых служат свидетельством[25].
