Александр Михайлов - Чеченское колесо
Руководство КГБ России версию не оспаривает, хотя прекрасно знает, что на теле майора были многочисленные телесные повреждения.
Возмущение, взорвавшее чекистские коллективы России, пытаются тушить шифровками из Москвы - дескать, «сам виноват».
Попытка введения чрезвычайного положения, инициированная Руцким, поддержки не находит. Идет подыгрывание деструктивным силам.
Демократическая пресса в свойственной себе манере делает из Дудаева идола. Москве он нужен как временная фигура - заменить поддержавшего ГКЧП секретаря обкома КП ЧИАССР Доку Завгаева. Дудаев герой телепрограмм, у него берут интервью, им манипулируют...
Люди, пытающиеся противостоять опасному процессу, напротив, выдаются за предателей. И снова государство предает своих работников. Введение режима чрезвычайного положения встречается в штыки. В лице Хасбулатова Руцкой находит серьезного и опасного оппонента. Справедливости ради необходимо отметить, что этому способствовала и двойственность положения России. Уже не республика, но ещё и не государство. Ни своей армии, ни своего де-факто КГБ, ни МВД, ни тем более внутренних войск, которые были в союзном подчинении.
Президент СССР Горбачев молчит, предоставляя разбираться в российских проблемах российскому президенту.
Выступивший в Верховном Совета министр МВД России Виктор Баранников тоже против ЧП. Но исключительно из прагматических соображений. У него нет сил для его осуществления. Но машина уже запущена...
Кульминация наступает в ноябре 1991 года. В Грозный направляется спецназ МВД, получивший приказ принять неотложные меры по реализации указа о ЧП. В Грозный они едут без оружия, они должны получить его там - по прибытии их блокируют.
В 08. 45 8 ноября 1991 года руководство операции получает телеграмму:
«Секретно. Грозный. МВД.
Комиссарову, Орлову, Гафарову, Ибрагимову, Арсемерзаеву.
Вами не выполнены решения, принятые на совещании у вице-президента Руцкого А. В. Приказываем немедленно приступить к освобождению зданий КГБ, бывшего ГК КПСС и др. объектов...
Задержите Дудаева и других членов ОКЧН.
Информируйте ежечасно.
Степанков, Иваненко, Дунаев».
Другая шифрограмма поступила в 15. 40 9 ноября 1991 года:
«Предупреждаю о персональной ответственности за организацию точного и безусловного выполнения Указа Президента о введении ЧП в Чечено-Ингушетии. Примите срочно меры для предотвращения захвата здания МВД. Его сдачу считаю недопустимой. Необходимая помощь будет оказана. Невыполнение моего и т. Баранникова приказа Гафаровым считаю преступлением.
Дунаев».
Приказ не подкреплен законом. Применение силы невозможно.
Положение, в каком оказался заместитель командующего внутренними войсками Гафаров, было хуже губернаторского. Узнав, что в Грозный прибывают подразделения МВД, сепаратисты захватили аэропорт. Взлетная полоса блокирована машинами-топливозаправщиками. Триста военнослужащих, приземлившихся ранее, берутся в плотное кольцо вооруженными людьми. В небе, не имея возможности приземлиться, гудят транспортные самолеты, а к Ханкале подтягиваются новые силы Дудаева.
На ультиматум - сдать оружие - старший по должности полковник Вячеслав Овчинников ответил ультиматумом: «Если вы не дадите мне связь с Дудаевым, я открываю огонь по топливозаправщикам». В день инаугурации Джохара Дудаева такой фейерверк был бы кстати.
Президент Дудаев был вынужден принять мятежного полковника внутренних войск.
«Если с головы хоть одного чеченца упадет хоть волос - мы вас уничтожим», - вместо приветствия заявил он Овчинникову и потребовал разоружиться и сдать оружие.
Ждать помощи было неоткуда. И полковник пошел ва-банк.
«Если я не вернусь к двадцати трем часам, спецназ начнет мероприятия по моему освобождению. На подходе полк воздушно-десантных войск, у которого приказ в случае стрельбы уничтожить ваши нефтеперерабатывающие заводы. Вы хотите, чтобы из-за одного полковника здесь остался лунный пейзаж?»
Блеф! Не было ни полка, ни даже достаточного числа спецназовцев... Более того, указ о введении ЧП был отменен ВС РСФСР.
Приземлившимся на Ханкале, брошенным и униженным офицерам чудом удалось, не сдав оружия, вырваться из Грозного.
Отмена указа Верховным Советом РСФСР поставила их на грань катастрофы. Дудаев объявляет всех участников операции преступниками, посягнувшими на конституционный строй в Чечне, и отдает приказ об их аресте и предании суду.
Не удалось... Тогда.
Впоследствии, анализируя ситуацию, С. Степашин вспоминал:
«Когда мы говорим о проблеме Чечни, вернее, проблеме Чечено-Ингушетии, нужно вернуться к концу 80-х годов.
В Чечено-Ингушетии, как и везде, шли очень сложные политические процессы. Проводиться начали демократические выборы, в том числе и партийных органов.
В Чечено-Ингушетии всегда первым секретарем был русский. Специфика взаимоотношений этого требовала.
Разумовский, тогда зав. отделом ЦК партии, вел подготовку пленума Чечено-Ингушского обкома партии в 90-м году, где первым секретарем должны были избрать Владимира Семенова, до этого работавшего вторым секретарем, первым секретарем горкома.
Я хорошо знаю этого человека, мы с ним прошли войну в 94-95-м годах. Он был представителем правительства в этой республике до Кошмана. Отважный, смелый, искренний, глубоко порядочный человек, настоящий профессионал. Все шло по плану. Доку Гапурович планировался вторым.
Но, как я потом узнал из уст самого Семенова, одновременно Завгаев провел работу среди своих сторонников на пленуме. И неожиданно для ЦК был избран первым секретарем обкома партии. Он тоже человек сильный, мощный, жесткий, если не жестокий, хороший организатор. Но сработало то правило, о котором я говорил. Во власть пошли его родные и близкие.
Это вызвало огромное недовольство среди других тейпов и социальных групп Чечни. Завгаев, по сути дела, поддержал ГКЧП.
Председателем Верховного Совета тогда был Хасбулатов, чеченец из Толстой-Юрта, со своими взглядами и видами и яростный личный враг Доку Завгаева. Он посылает большую группу людей для изучения обстановки, был там и Бурбулис, приезжали Руцкой, Шахрай. Они докладывали, что Завгаева надо убирать. «Коммуняка», как тогда говорили.
Было сделано все, чтобы Завгаев был снят со своих должностей. Затем произошел разгон Верховного Совета, процесс стал неконтролируемым. Тогда и в Москве было очень сложно.
В результате к власти сначала пришел Конгресс чеченского народа (КЧН), затем он выкинул Верховный Совет, было убито несколько человек. В грубой форме разграблен КГБ, бежал Шалинский танковый полк, затем бригада внутренних войск.
Как оставляли оружие? Приказа из Москвы не было. Если бы был приказ ответить на нападение, смели бы. Вот тогда бы Северо-Кавказский военный округ действительно за несколько дней навел бы порядок.
Чеченцы начали блокировать военные городки при страшном попустительстве властей. При попытках захвата оружия они вперед пускали женщин и детей. Наши терялись. Эти подонки, так называемые горцы, всегда пускали впереди себя женщин и детей, это делали и Басаев, и Хаттаб.
К ноябрю 91-го года стало уже понятно, кто такой Дудаев.
Борис Николаевич был тогда в прекрасной форме, он был мощен, силен, это был тот Ельцин, за которого голосовала вся страна. Он своим указом в ночь с 6 на 7 ноября вводит чрезвычайное положение на территории Чечено-Ингушской Республики.
Я тогда был членом Президиума Верховного Совета, как раз на ноябрьские приехал в Ленинград вместе с Юрием Яровым, он тоже был членом президиума. Нам ночью позвонил Хасбулатов, вызвал в Москву. Мы срочно прилетели. Утром 8 ноября состоялось заседание Президиума Верховного Совета, которое вынесло на Верховный Совет вопрос о ЧП.
К сожалению, Верховный Совет тогда не поддержал введение ЧП. Главным аргументом, переломным моментом было выступление Виктора Баранникова. Он сказал, что внутренние войска не готовы.
Тогдашний министр обороны Шапошников сказал тоже, что не готовы, бомбить не будем, хотя до этого собирался Кремль бомбить. Вы помните, в августе, за что он маршала получил.
Эти два выступления стали переломными. Верховный Совет не поддержал указ президента. Я считаю, был упущен второй шанс».
Шевеление где-то на краю нашей огромной страны, на фоне тектонических процессов по развалу СССР было сродни укусу комара во время пожара. К российским окраинам мы относились так, как к матросу на подводной лодке «да куда он денется?».
Может, потому внимание политиков было больше приковано к разделу советского имущества. Наиболее прозорливые понимали, что огонек на окраине может при сильном ветре стать огнем и охватить всю страну.
