Леонид Беляев - Московская Русь: от Средневековья к Новому времени
Зарождающаяся нация старалась понять, как строить отношения светской и духовной власти, правителя и народа. Велись жаркие споры о типе нового государства, о роли Церкви, о ее праве на земные богатства и владение крестьянами. Мыслители, такие как учившийся в Италии монах Максим Грек или окольничий великого князя Василия Ивановича Федор Карпов (он знал восточные языки, латынь, греческий, читал Гомера, Овидия и Аристотеля), видели всеобщую обязанность «священства» и «царства» в согласовании интересов всех слоев — и духовенства, и боярства, и служилых людей. Они считали, что духовная власть должна основываться на терпении, просвещении паствы, указании пути к духовному спасению. Светская же — на законе, призванном установить в мире справедливость («правду»), а ее долг обеспечить безопасность страны, решительно карать зло и побеждать собственное внутреннее несовершенство.
В ожидании конца света необычайно важными казались теологические темы: церковные иерархи обсуждали устройство ветхозаветного Рая и спорили о возможности отыскать его место на земле («Послание архиепископа новгородского Василия к епископу Федору», 1340-е гг.). Вольнодумцы («еретики») Новгорода и Москвы изучали астрономию и астрологию, переводили запретные, отреченные, книги (гадания, предсказания, даже древнееврейские астрономические сочинения с таблицами для определения лунных фаз и затмений), выражали сомнения в некоторых важнейших догматах христианства — например, в том, что Бог «един в трех лицах».
С трудами по астрономии и медицинскими трактатами знакомили Русь и приезжие из Европы: придворный врач великого князя Василия Ивановича Николай Булев, немецкий печатник Варфоломей Готан и другие.
Стараясь понять место Руси в окружающем мире, «еретики» занялись всемирной историей (особенно античной) и юриспруденцией. Обратив внимание на несообразности в церковном учении, они стали работать над переводом Библии. Церковь ответила на это собственным полным переводом, сделанным в 1499 г. в кружке новгородского архиепископа Геннадия (в этот кружок «латынников», среди которых был и католический монах-доминиканец, проникали свойственные западной Церкви идеи превосходства ее над Государством, в том числе объединения католической и православной Церквей).
Общество тревожили и более практические вопросы, например, быстро разраставшееся церковное землевладение. Большие монастыри постоянно получали землю. Ее завещали или дарили, чтобы монахи заботились о загробном благополучии «вкладчика». Но земля была и взносом, позволявшим дожить на покое остаток дней. Вклад мог быть даже условным: его делали в минуту опасности — ссылки, опалы, конфискации, и монастырь служил своего рода «землехранилищем».
Монастырские владения умножались, но с них не платили налогов (податей) и не делили их между наследниками. Земли с населявшими их крестьянами уходили из общего оборота, и в этом была главная проблема. Их уже нельзя было конфисковать или передать другому владельцу, их нельзя было пожаловать отличившемуся воину — а на возможности такого пожалования держалась тогда вся структура государства. Монастырское землевладение стало подрывать основу основ — систему «службы с земли».
Но имеет ли Церковь право владеть земными богатствами, тем более землей с крестьянами? Жаркие споры об этом в конце XV — начале XVI в. охватили всю страну. «Заволжские старцы» (монахи, жившие в глухих лесных скитах за Волгой; самым известным и почитаемым среди них был Нил Сорский) считали, что Церковь вообще не должна владеть имуществом. Многие князья и крупные бояре с этим соглашались: они были не прочь поживиться за счет монастырей и наделить землей своих слуг, не трогая собственной отчины.
Сторонников «заволжских старцев» называли нестяжателями. Вождем их стал родовитый старец Вассиан (в миру князь Патрикеев). Он утверждал, что монахи отступили от христианских принципов «ради имений и славы» и раболепно угождают богатым, чтобы «получить от них или село, или деревню, или серебро», а «убогую братию» всячески оскорбляют. Долг монаха, «мертвеца непогребенного», «жить в тишине и безмолвии, питаясь трудом своих рук». Вассиан призывал великого князя отнять села «у монастырей и у мирских церквей».
Нестяжателей поддержали многие мыслители, в том числе Максим Грек, но в целом они встретили резкий отпор Церкви. Ведь она жила вовсе не в отрыве от мира, а была важной частью государственного порядка. На ней действительно лежали многие заботы, которые сейчас несет государство: образование, развитие духовной культуры, благотворительность (забота о бедных, старых и немощных; содержание больниц).
Бедная Церковь, учил игумен Волоколамского монастыря Иосиф (в миру Иван Санин), не справится с такими задачами, и государство останется без поддержки. Кроме того, из богатых и знатных постриженников избирают высших иерархов, митрополитов и епископов — как же без владения селами и землями обеспечить жизнь этих «почтенных и благородных людей»? Иосиф проповедовал идею единовластия московских великих князей, а они поддерживали его.
Окончательно вопрос был решен на земском соборе («Стоглаве») в 1551 г., когда стало очевидно, что власть на стороне иосифлян и видит в упорядоченной и управляемой Церкви свою опору. Церковь могла рассчитывать на неприкосновенность имущества. Но все же землевладение монастырей ограничили: собор запретил им покупать земли и даже принимать их как вклады на помин души.
Первая попытка вестернизации: итальянские мастера в Москве
Самой большой проблемой Москвы была ее техническая и культурная обособленность. Тратя все силы на борьбу за независимость, Русь заметно отстала от Европы, где уже кончилось Средневековье и наступил период расцвета Возрождения. Новинки техники, прежде всего военной, нужно было искать именно там. Москва хотела научиться лить лучшие пушки, делать порох и ядра, чеканить монеты европейского типа, строить современные крепости.
Первоочередной задачей было обновление Кремля. Построенный при Дмитрии Донском, он пострадал от штурмов и устарел в военном отношении. Конечно, были и свои мастера — зодчество в ордынский период все-таки понемногу развивалось. Но здания были небольшими и простыми. Когда же в Москве начали строить новый городской Успенский собор, близкий по размеру домонгольскому Владимирскому, то потерпели неудачу. Возведенный до уровня сводов, храм внезапно обрушился. Никто из соотечественников не брался завершить строительство, поэтому решено было обратиться за границу, в Италию.
В 1470-х годах итальянские города стремились торговать с Московским государством (его называли Московией), а католическое духовенство хотело склонить Русь к религиозному союзу (унии), чтобы подчинить ее папе римскому. Те и другие готовы были помочь с наймом мастеров, которых было много в Италии. В 1475 г. с особым посольством в Москву прибыл один из лучших инженеров — Аристотель Фьораванти. Он объяснил, как с помощью механизмов быстро разобрать остатки рухнувшего собора, как заложить прочнейший фундамент, как лучше готовить кирпич, известь и раствор. На месте неудавшейся постройки он поставил новый Успенский собор и дворец, достойный великокняжеской четы, а также приступил к возведению нового Кремля. Под его руководством на Пушечном дворе начали лить орудия по последнему слову техники, а на Монетном — чеканить деньги нового образца. На их обороте вместо арабских букв было латинское слово «Ornistoteles» («Аристотель»). На лицевой стороне изображался всадник с мечом, а по кругу, как на монетах Европы, шел титул великого князя Ивана Васильевича.
Работавшие после Фьораванти итальянские мастера превратили Кремль в одну из лучших крепостей своей эпохи. Они поставили новые храмы и дворцы, в их числе знаменитый зал торжественных приемов — Грановитую палату. Ввели классические архитектурные формы (ордерную систему). Строили крепости на северо-западной границе, участвовали в войнах как инженеры и советники (Фьораванти сопровождал изготовленные им пушки в походе на Новгород; а в Москве сохранились надгробия итальянских воинов). К 1530-м годам Русь научилась многому. Московские пушки уже не уступали европейским; было налажено производство пороха; а зодчие не боялись сложных задач.
СТРАНА, НАРОД И ВЛАСТЬ
Хозяйство Руси
Северо-Восточная Русь была лесной страной с не очень пригодными для земледелия почвами и климатом, но на ее лугах и в степях кормилось множество скота, реки и озера изобиловали рыбой, а леса — зверем и птицей. Первых посетивших Москву иноземцев поразили рынки съестных припасов. Итальянец Амброджо Контарини с восторгом описал зимний торг на льду Москвы-реки, где длинными рядами стояли, словно огромные игрушки, сотни замороженных туш быков, телят и баранов.
